Материнская любовь
Шрифт:
— Ну что ж, как говорила одна из героинь в «Бриллиантовой руке»: «За наше случайное знакомство!».
Воронов был вынужден присоединиться к ее тосту, хотя по-прежнему смотрел злыми глазами на друга. Гуляев постарался не смотреть на него, устремив взгляд бархатных глаз на Кольцову. Бокалы мелодично звякнули.
Через час Майя весело смеялась над многочисленными рассказами Дон Жуана. Ярослав молчал, не сводя мрачного взгляда с дружка.
Начали расходиться спать после одиннадцати вечера. Кольцова постелила Евгению на диване в гостиной, пожелала спокойной ночи и ушла к себе. Сегодня она решила сделать
Гуляев, уже лежвший на диване, не успел среагировать, как сильные пальцы вцепились ему в плечи и несколько раз энергично встряхнули, каждый раз втыкая затылком в подушку. Яростным шепотом Воронов гаркнул:
— Ты что, гад, делаешь? Я же предупреждал! Ты почему не оставишь маму в покое? Не для тебя она, понял, не для тебя. Хватит Мэй того, что она из-за мужа хлебнула, а теперь еще и ты ей мозги компостируешь! Завтра убирайся вон и больше не появляйся здесь! Я не хочу, чтобы она страдала!
Еще раз встряхнув напоследок Дон Жуана, Ярослав ушел спать, не желая слушать объяснений. Гуляев хотел вначале пойти к Воронову и объяснить, что намерения его чисты и названная мать друга произвела на него ошеломляющее впечатление. Но потом подумал, что друг не поверит и не пошел. Евгений долго ворочался на диване, вспоминая глаза Майи, ее жесты, смех, голос. Чувствовал, что такого с ним еще не бывало. Уснул лишь под утро, уставший от дум и желаний…
Майя проснулась рано. Быстро приготовила завтрак. Два термоса с широким горлом заполнила горячим супом и картошкой с жареным мясом. Еще один двухлитровый термос залила душистым чаем. В маленький эмалированный лоток с крышкой положила салат, закрепив аптекарской резинкой. Сложила все в большой пакет. Добавила сверху домашнего печенья, фруктов и шоколадных конфет.
Стараясь не шуметь, прошла в свою комнату и достала из тумбочки маленький радиоприемник с наушниками. Положила в пакет сверху. Стараясь не стучать, приготовила завтрак и поставила кофеварку. В семь часов разбудила мужчин. Быстро позавтракали. Гуляев объяснил свой план:
— Сейчас увезем Ярослава с вещами в заброшенный дом. Я сразу уеду в Москву. Мэй приберется в доме так, чтобы было видно — человек живет один. Потом тоже исчезает с дачи часов до одиннадцати. Чека собирается нагрянуть сюда часов в десять, я буду в группе. Пусть полковник самостоятельно обследует дачу до приезда Мэй. Так будет лучше. Ему все равно придется ждать хозяйку. Мэй, появившись, пугается. Меня ты не знаешь! А там, по обстоятельствам.
Ярослав хмуро спросил:
— А если Чека контролера оставит?
Женька развел руками:
— Тебе придется провести в заброшенном доме какое-то время! С голоду я тебе умереть не дам, не боись! Если контролера не оставят, Мэй привезет тебя назад сразу после нашего отъезда. И в том и в другом случае я позвоню на мобильник, только дайте номер. Осталось договориться о контрольных фразах…
Дон Жуан повернулся к Кольцовой:
— Прошу прощения, Мэй, но мои речи по телефону далеки от светских бесед и весьма фривольны. Но если я заговорю сегодня по-другому, это покажется Чеке подозрительным…
Женщина усмехнулась:
— Перед показом иногда такое услышишь, еле на подиум выйдешь, так что не смущайся! Меня уже мало что шокирует.
Гуляев сосредоточился:
— В таком случае запоминай. Если контроль оставлен я говорю: «Дорогуша, я возвращаюсь в твою постель, если она занята, гони всех, а то я им шеи посворачиваю». Если же нет, то фраза будет такой: «Курочка, твой петушок летит к тебе. Снимай трусы и быстро в койку»…
Гуляев мучительно покраснел при последних словах и опустил голову. Ему впервые было стыдно за себя, а Майя вдруг расхохоталась:
— Женя, неужели ты такое говоришь по телефону? Боже мой! Повтори еще раз…
Ярослав отвернулся, кипя от негодования. Раньше казавшиеся смешными словечки дружка, показались теперь пошлыми и сверх всякой меры грубыми. Еле шевеля губами Дон Жуан повторил фразы и уставился в пол, чувствуя, как горит лицо.
Кольцова запомнила оба пароля и повторила их Евгению. В ее губах это звучало еще более пошло. Гуляев рад был провалиться сквозь землю. Ярослав прикрыл глаза.
Майя вместе с Дон Жуаном быстро погрузили вещи Воронова в машину, не забыв про оружие «динозавров» и его собственный пистолет. Кольцова притащила свою латексную маску, чтоб не возникло не нужных вопросов. Притащила раскладушку, пуховую перину, два запасных одеяла и пару подушек. Объяснила мужчинам:
— Ярик не должен мерзнуть. Он и так больной. Вдруг сидеть на этой даче долго придется?
Приволокла сумку с едой. Женька посмотрел на раздутый пакет с удивлением, но ничего не сказал, хотя количество пищи его откровенно шокировало. Он внимательнейшим образом пронаблюдал, как Майя усаживала Трубача на заднее сиденье и пришел к выводу — так могла заботиться только мать. Не было ни одного жеста или слова, которое указывало бы на любовную связь. Гуляев сел за руль ее «Ниссана», а Майя на пассажирское место.
Женька великолепно водил машину. Через пять минут они остановились возле заколоченного дома. Дон Жуан повозился с замком несколько секунд и распахнул дверь. Вдвоем принялись торопливо таскать вещи и сумки в дом. Ярослав, опираясь на швабру, медленно вошел внутрь.
Майя устроила посреди горницы теплую постель. Подтащила к ней запыленный табурет и накрыв его газетой, поставила термос с чаем и кружку. Рядом прислонила к раскладушке пакет с едой. Устроив Ярослава с относительными удобствами, Кольцова поцеловала названного сына в щеку. Гуляев пожал руку друга. Следом за Майей вышел из дома. Следовало поторопиться.
Дон Жуан попросил Майю выехать на проселочную дорогу и подождать его. Сам отправился за ней пешком. По дороге срубил ножом еловую лапу и старательно протащил ее по машинным следам у въезда в лес несколько раз. Более глубокие колеи забросал многочисленными камушками и травой. Еще раз протащил лапу и остался доволен. След пропал. По асфальту тоже прошелся еловым веником, стирая следы поворота. Сел в ожидавшую машину и сказал:
— Все! Можно ехать…
Женька попрощался с Майей, не заходя в дом. Натянув шлем, оседлал мотоцикл и умчался в Москву. Женщина осталась одна. Вошла в дом и вздохнула. Впервые за несколько месяцев тишина не обрадовала ее.