Материнская любовь
Шрифт:
Сердце Майи сжалось от нехорошего предчувствия, но она посмотрела в глаза полковника и чуть улыбнулась:
— Почему нет? Сейчас, конечно, я в Москве не так часто бываю, но мы можем созвониться. Вас устроит подобное предложение?
Чекулаев кивнул и вытащил из бумажника визитку:
— Вполне. Вот держите, это мой телефон. Рабочий и домашний, а сверху от руки мобильный написан. Звоните в любое время.
ФСБэшники вскоре уехали. Майя принялась мыть посуду и убирать со стола. Резкий звонок мобильного телефона заставил ее подскочить. Она схватила трубку и тихо сказала:
— Алло! Кольцова слушает…
Веселый голос Женьки произнес в трубку:
— Курочка! Твой петушок летит к тебе! Снимай трусы и быстро в койку!
Майя ответила:
— Спасибо, Женя!
В трубке раздались прерывистые гудки. Кольцова выключила воду, так и не домыв посуду. Быстро спустилась в гараж, вывела машину и отправилась за Ярославом. Слежки за ее дачей Чекулаев не оставил…
Сын стоял у заколоченного окна, опираясь на неизменную швабру и выглядывал в щель на улицу. За окном бушевала весна. Яркое солнце высветило каждую веточку, каждую пробившуюся к свету былинку. Весело тенькала в кустах синица. Вокруг желтых варежек вербы жужжали невесть откуда прилетевшие пчелы.
Ярослав видел, как подъехал «ниссан». Майя от радости бежала к дому, словно девчонка. Длинные волосы, собранные в хвост, развевались за ее спиной. Вбежала внутрь радостно улыбаясь. Воронов отошел от окна и встретил ее вопросом:
— Они уже уехали?
Кольцова подошла к нему. С улыбкой посмотрела в лицо. Провела ладонью по виску и кивнула:
— Уехали… Мы возвращаемся домой!
Она перетаскала вещи и постельные принадлежности в машину, запретив парню помогать ей. Ярослав запер замок на дверях. Примерно через сорок минут они вернулись на дачу…
Почти полторы недели никто не нарушал их покоя. Синяки и ссадины с лица и тела Ярослава понемногу исчезали, благодаря приемной матери. Она старательно смазывала их каждый вечер мазями и примочками. Ранения тоже постепенно затягивались. Дважды Кольцова ездила в Москву, но встречаться с полковником Чекулаевым и его дочерью не спешила. Уезжать в неизвестность тоже пока смысла не имело и они с Ярославом наслаждались покоем.
По ночам Майя водила приемного сына гулять в сад. Они подолгу бродили между яблоней и женщина рассказывала ему о родителях, о жизни манекенщицы, о разводе с мужем и причинах. Он говорил о своей — убийцы и детдомовца.
В лунном свете женщина спиливала сухие сучки у яблоней маленькой ножовкой, решив немного облагородить территорию дачи. Она не боялась физического труда, вспоминая отца и то, как Аркадий Леонидович пилил этой же ножовкой длинные стволики берез, готовя дрова для камина.
Ярослав пробовал помогать Майе, но руки быстро уставали. Силы еще не восстановились, да и нога не полностью зажила, «давая себя знать» временами острой резкой болью. Воронов не скрыл от приемной матери ничего. О каждом из пяти «объектов» он рассказал ей подробно все, что знал со слов начальника. Кольцова внимательно слушала. Ни один из убитых не вызвал у нее сочувствия и она спокойно сказала сыну об этом:
— Не стоит сожалеть о прошлом, главное то, что происходит сейчас. К прошлому возврата нет. Впереди новая жизнь, новые люди вокруг, новые впечатления. У нас с тобой достаточно денег, чтобы жить безбедно. На какое-то время придется затаиться, но это вовсе не означает, что мы будем сидеть на даче, как в норе. Летом мы съездим на юг и прокатимся на теплоходе по Волге, можем махнуть в Архангельск, а потом посмотреть Соловки. Ты бывал там? Ты выберешь сам местность для нашего проживания.
Воронов в эти минуты чувствовал себя маленьким мальчиком и всовывал свою большую ладонь в ее маленькую руку. Она гладила его пальцы, иногда целуя их. Она чувствовала себя нужной.
В одну из ночей Кольцова рассказала Ярославу о просьбе полковника — посмотреть его дочь и определить, сможет ли Лена Чекулаева стать манекенщицей. Они сидели рядышком на крылечке. Воронов с удовольствием вслушивался в тишину и чувствовал, что его душа спокойна и в ней больше нет тревоги. Майя спросила, вглядываясь в темноте в профиль названного сына:
— Что ты думаешь по этому поводу? Стоит ехать или нет? Все же ты полковника лучше знаешь.
Парень какое-то время молчал. Она не торопила, вглядываясь в темноту теплой весенней ночи. Наконец Ярослав заговорил:
— Мама, Чека опасен. Если ты поедешь туда, тебе придется следить за каждым словом. Я не знаю его дочери, так как ни разу не был в квартире полковника. Вот Дон Жуан, тот другое дело! Его Чека часто с разными поручениями к себе домой отправлял…
Он еще немного помолчал. Вскинув голову, взял ее руки в свои. Поцеловал каждую, низко склонившись. Тихо сказал:
— Но и просто забыть нельзя. Полковник ничего не забывает. Эта просьба фактически приказ. Ты права, я его знаю и считаю — стоит поехать. Иначе однажды он приедет сюда сам…
Ярослав замолчал. Майя тоже молчала, все еще чувствуя его губы на своих руках. Ее не тянуло к Воронову, как к мужчине, но она готова была умереть за него и вот за эти два поцелуя. Ей часто целовали руки, но не один поцелуй не вызвал в душе такой бури. Она едва не рассмеялась от накатившего счастья. В голове пронеслось: «У меня есть сын! Мой сын…». Улыбнулась:
— Я съезжу к полковнику…
Парень обнял ее за плечи и уткнулся лицом в плечо:
— Как я жалею о том, что натворил…
Чтобы занять мысли сына работой, а не самобичеванием, Майя показала ему старую мастерскую отца в углу гаража, которая долгое время оставалась запертой. Аркадий Леонидович, кроме охоты, увлекался лепкой из глины. Трубач долго разглядывал скульптуры и посуду на полках, высокий столик, который по старинке приводился в движение ногами, глину и песок в огромных ящиках в углу, печь для обжига и кучу черепков рядом. Спросил:
— А ты знаешь, как все это работает?
Кольцова кивнула: