Материнская любовь
Шрифт:
— Ты согласен с полковником — убрать эту бабу и Светлячка с Дон Жуаном? А мне что-то такой приказ…
Договорить он не успел. Шагнувший навстречу Ярослав плотно прижал к его лицу марлю, пропитанную эфиром. Парень успел сказать:
— Черт возьми, а ты кто та…
Эфир вышиб сознание. Обмякшее тело мягко привалилось к Воронову. Тот ухмыльнулся и быстро огляделся: спецы замерли у стен дачи, готовые по приказу ринуться в дом. Ярослав подхватил парня на плечо и пригибаясь под тяжестью, побежал к сирени. Ему и во второй раз удалось не замеченным уйти за куст. Протолкнув в дыру безвольное
Ожидание длилось недолго. Через пару минут Гуляев и Белов стояли рядом. Заткнув пленнику рот и крепко скрутив, троица пробралась в сад. Воронов сильно хромал, но надеялся, что уйти успеет. Прячась за кустом внимательно наблюдали, как из дома выходили спецы и уже не таясь, ругались.
Изнутри по комнатам первого и второго этажей мелькали огоньки фонариков. Несколько раз троица видела в их неверном свете разозленное лицо Чекулаева и откровенно радовалась плохому настроению полковника. Опустевшая дача явно не входила в планы полковника…
Наконец отряд собрался возле крыльца в полном составе. Чекулаев, кипя от ярости, скомандовал:
— Уходим! Они скрылись раньше. Надо опросить посты ГАИ. По машинам!
Кто-то из ребят сказал:
— Троих не хватает — Качалина, Голубниченко и Зорина.
Полковник даже вздрогнул от сообщения:
— Искать! Возможно они просто что-то нашли, чего мы не заметили. Осмотреть дом и окрестности еще раз.
Но поиски результата не принесли. Троица исчезла раньше, чем бывшие сослуживцы придвинулись к кустам сирени. Следов не осталось, а за куст никто не догадался заглянуть, посчитав его вплотную примыкавшим к забору. Подразделение вернулось к даче и теперь бойцы переглядывались, пытаясь узнать, кто видел и когда именно, пропавших товарищей. Никто ничего не вспомнил. Расходились по машинам хмурые, не понимающие происходящего. Кто-то сказал:
— Мистика какая-то. Были все, теперь троих нет и следов нет…
Остальные промолчали, в душе согласившись с говорившим. Чека ни слова не произнес, уже догадываясь, что произошло. В душе полковника появился легкий холодок…
Гуляев и Белов подтащили последнего пленника к двум его товарищам, привязанным к деревьям. Воронов хромая шагал сзади, часто опираясь руками на деревья.
За время их отсутствия Качалин пришел в себя. Глаза поблескивали в темноте, хотя освободиться он не пытался, понимая бесполезность попыток. К тому же наручники от нескольких его рывков, затянулись на кистях и это было весьма болезненно. Белов подошел к нему первым, быстро осветил себя фонариком:
— Прости, Боря, что пришлось так поступить. Выхода не было. Если дашь слово, что кричать не будешь, я тебя освобожу. Остальное ребята объяснят. Согласен послушать, кивни…
Качалин медленно качнул головой и Юрий вытащил кляп из его рта. Подсвечивая фонариком в зубах, развязал веревки и снял наручники:
— Посиди. Сейчас Зорин с Голубниченко придут в себя и мы все расскажем.
Борис спросил, растирая руки:
— Кто это «мы»?
Ярослав и Евгений
— Узнаешь?
Качалин привалился спиной к сосне и нервно сглотнул:
— Трубач?!? Тебя же похоронили…
Ярослав усмехнулся:
— Как видишь, живой!
Борис пробормотал:
— Полковник сказал, что все вы предатели. И баба тоже.
Воронов спокойно ответил:
— Это Чека предатель. У нас есть документы, где ясно сказано о всех преступлениях и беззакониях, творимых полковником. Посиди спокойно, ладно? Остальные заворочались. Сейчас пойдем к месту нашей стоянки и там мы вам все покажем. Только ведите себя тихо. Мы бы не хотели калечить вас.
Через полчаса шесть спецназовцев сидели в заколоченном доме. Читали дневник полковника и свои собственные досье. Борис Качалин был сильно озадачен, увидев на корке папки приблизительную дату своей смерти — «до 20 июня уничтожить». Парень выдохнул:
— Вот так ни хрена…
Майя мирно спала, прижавшись к печке спиной. Дождавшись ребят, она облегченно вздохнула. Смотреть по второму разу исповедь психопата ей не захотелось. Просмотр продолжался до четырех утра, но парни даже не чувствовали усталости. Переговаривались, обсуждали, возмущались и ругались. Воронов, выключив телевизор, еще раз попросил прощения:
— Извините, ребята. Не хотелось, чтоб вы и дальше слепо верили полковнику. Чем больше людей будет знать правду о Чеке, тем лучше.
Ему ответил Голубниченко:
— Брось, Трубач, извиняться! Вы с нами весьма деликатно обошлись, а ведь мы шли, чтоб вас убить. Никаких обид быть не может. Наоборот, спасибо, что глаза открыли. Остальным парням тоже надо бы ознакомиться с дневничком! Тут о каждом имеется! А потом сдать Чеку с потрохами управленцам. Пусть они что хотят с ним, то и делают!
Ярослав усмехнулся:
— Полковник и вас теперь в предатели зачислил, так что лучше вам на глаза ему не попадаться. Майя сегодня едет поговорить с одним из управленцев, тоже приговоренным Чекой к смерти. После этой встречи мы и будем решать, что делать дальше.
Качалин хмуро бросил:
— На «ниссане» поедет? Полковник ее машину в розыск объявил, а Кольцову назвал опасной и вооруженной преступницей-рецидивисткой. Менты могут открыть огонь.
Проснувшаяся Майя прислушивалась к их разговору, но пока помалкивала. Когда мужчины замолчали, раздался ее бодрый голос:
— Ложились бы вы спать! А я во время завтрака объясню, как намерена действовать… — Рассмеялась: — Преступница-рецидивистка! Звучит! Вот только оружия я не знаю совсем…
Ребята вздрогнули от ее голоса. Кольцова встала:
— Ложитесь, ложитесь! На дворе уже светло, а вы еще и не спали совсем. Хотя бы до восьми поспите, а я посторожу.
Парни только в эту минуту почувствовали усталость и с удовольствием начали валиться на матрасы, мгновенно погружаясь в сон. Женщина разглядывала их потемневшие от бессонной ночи и небритой щетины лица. Мягко улыбалась. На цыпочках подошла к заколоченному окну и через щели принялась пристально наблюдать за дорогой.