Матрица террора
Шрифт:
Тэк стоял над двумя могилами — сестры и своей собственной. Только сейчас, увидев эти холодные надгробные камни, он в полной мере осознал, что его старая жизнь навсегда ушла вместе со смертью Сюзи. Тэк положил розы на могилу Сюзи, затем, задумавшись на мгновение, нагнулся и вытащил из букета один цветок.
«Это для человека, который пока жив», — пояснил он, обращаясь к реке. Большая Река ответила ему вопросительным плеском.
Тэк старательно смел листья с обеих могил. Он и сам не заметил, как из уголка правого глаза выкатилась слеза, сбежала по щеке и упала на землю. Тэку показалось, что с его души свалился тяжелый камень. Он больше не плакал, больше не чувствовал ни гнева, ни горя, его больше не терзали страшные воспоминания. Он стоял, подставив лицо прохладному бризу, которым дышала река, затем опустился на колени. Здесь, над могилой Сюзи, Тэк почувствовал внутреннюю пустоту, и он знал: эта пустота означает невыполненное обещание. Провел ладонью по камню и представил, что его пальцы коснулись лица Сюзи. Тэк вспомнил, ради чего он присоединился к бунтовщикам.
— Я убью его, — спокойно произнес Тэк, обращаясь к Сюзи. Река у него за спиной стремительно несла свои черные воды. — Я обещал тебе убить его, и я сдержу слово.
Он поднялся с колен и бросил взгляд на реку, словно призывая ее в свидетели.
— Ты слышишь? — крикнул он во весь голос. — Я убью его! Запомни, я сделаю это!
С этими словами он повернулся спиной к реке и к могилам. Большая Река плеснула волной в берег, словно обещая запомнить слова Тэка.
— Что у тебя в руке, Тэйкан?
Тэк очнулся от своих мыслей и обернулся: перед ним стоял Зейд. Тэк быстро совладал со своим первым желанием — отпрыгнуть назад — и подавил второе желание — выхватить меч и разрубить Зейда пополам. Тэк напомнил самому себе, что не следует совершать опрометчивых поступков, он решил дождаться удобного момента, когда они с Зейдом окажутся один на один в каком–нибудь укромном месте; он убьет его так, чтобы у его товарищей не возникло подозрений. Несмотря на свою решимость отомстить Зейду, Тэку не хотелось уходить от бунтовщиков, к которым он относился с искренней симпатией, чувствуя себя частью их движения.
— Роза, — тихо пробормотал Тэк.
— Я вижу. И кровь на пальцах тоже, — саркастически хмыкнул Зейд. — Я имел в виду другую руку.
Тэк молчал. Зейд вынул из его кулака солнечные очки, и Тэк мог поспорить на что угодно — он видел, как изменилось лицо Зейда, — предводитель бунтовщиков узнал их! Значит, Тэку не показалось: эти очки не просто напоминали те, которые носил Юмаши. Зейд поднял голову и посмотрел на своего адъютанта. Тэк, помня, что ему надо изображать полное неведение, пытался придумать какую–нибудь невинную фразу, чтобы избежать дальнейших расспросов.
— Сколько народу погибло? — спросил он первое, что пришло в голову.
— Тринадцать человек, — бесстрастным голосом сказал Зейд, продолжая рассматривать солнечные очки. — Террорист явился в бар, когда там было полно народу.
— Думаешь, это сделал кто–то наших?
— Нет, Тэйкан, — Зейд задумчиво покрутил в руках очки. — Думаю, это сделал гораздо более опасный человек.
Неужели Зейд имеет в виду Юмаши? Тэк мгновенно отверг это предположение: свидетели говорили о мальчике со светлыми волосами, а у Юмаши волосы черные. Кроме того, зная философию Юмаши, который всегда проповедовал пацифистские взгляды, Тэк никогда бы не поверил, что его бывший наставник мог совершить нечто подобное. Но с другой стороны, такие незатейливые очки, которые носил Юмаши, вряд ли приглянулись бы кому–то из бунтовщиков, да и вообще, с какой стати они стали бы поздно вечером расхаживать в солнечных очках? Чтобы на месте взрыва оказались очки, как две капли воды похожие на те, что носит Юмаши, — нет, это слишком невероятное совпадение! И тут Тэк вспомнил слова самого Юмаши: «Трое из них были моими друзьями. Года два назад я занимался с ними примерно так же, как сейчас занимаюсь с тобой. Один умер, один ушел от меня, а третий… третий предал меня. Он пытался убить меня, хотя я с радостью сообщаю, что у него ничего не вышло».
Зейд сунул очки в нагрудный карман рубашки и склонил голову набок, словно обдумывая что–то очень важное.
Мозг Тэка тоже лихорадочно работал. Он никогда не задумывался о тех троих незнакомцах, которые когда–то были учениками Юмаши. Но теперь… теперь все изменилось. Не исключено, что в один прекрасный день Тэку придется лицом к лицу столкнуться с одним из них. Он прикусил губу. После окончания учебы и сдачи «выпускного экзамена» у Тэка было такое чувство, что ему под силу любой противник; но кто знает, выдержит ли он испытание, когда его противником будет человек, прошедший ту же школу, что и он сам?
Тэк взглянул на тусклый солнечный диск, медленно сползающий за линию горизонта. Единственное, в чем Тэк был абсолютно уверен, — это в том, что все они подошли к опасной черте, за которой война детей и взрослых превратится в настоящую битву не на жизнь, а на смерть. Загнав эту гнетущую мысль в самый дальний уголок сознания, Тэк развернулся и, оставив Зейда стоять посреди улицы, отправился на поиски Нони — как бы там ни было, розу следовало доставить по назначению.
Глава 21. ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ
— Как же мы заблуждались, Тэйкан, — пробормотал Зейд.
— А? — Тэк взглянул на Зейда, ожидая продолжения.
После взрыва в баре командир пребывал в мрачном настроении и время от времени разражался странными тирадами, которые приводили Тэка в недоумение и оставляли ощущение беспокойства. Хотя в целом Тэку стало намного легче общаться с Зейдом. После того как на могиле Сюзи он поклялся убить предводителя бунтовщиков, его присутствие перестало действовать на Тэка угнетающе; вот и сейчас он просто ждал, когда Зейд объяснит, в чем они так сильно заблуждались.
Но вместо объяснений Зейд молча полез в карман куртки и достал сложенный вчетверо листок бумаги. Развернул листок и пробежал глазами текст. При тусклом освещении Тэку трудно было рассмотреть, что читает предводитель бунтовщиков, но издали бумага напоминала школьную ведомость; Зейд обращался с листочком так, словно это была какая–то ценная, но ненавистная реликвия. Потом он сложил листок, аккуратно убрал в карман и с тяжелым вздохом повернулся к Тэку.
— Ты и я, — Зейд показал на Тэка, затем ткнул пальцем себе в грудь, потом развел руки, включая в их компанию весь мир, — мы все: бунтовщики и те, кто продолжает ходить в школу, — приходим в школьные классы в полном убеждении, что когда–нибудь наш труд будет вознагражден. Нас загоняют в тесные рамки школьной системы образования, но при этом обещают, что, если мы будем много и честно работать, сможем добиться всего, чего захотим.
Нас учат послушанию, нам говорят, что если мы хотим чего–то добиться, то должны поступиться своей свободой и беспрекословно подчиняться учителям. Мы отдаем себя в руки педагогов с первой же секунды, как только переступаем порог школы. Они говорят, что людям с образованием гарантирована безопасность, счастье и свобода, но это не так. Учителя вбивают нам в головы, что путь, который предлагают они, — единственно верный.
— А как насчет тех, кто выбирает иной путь? Такое ведь тоже случается, — Тэк махнул рукой в направлении пятнадцатиэтажного здания бизнес–центра, где обосновались бунтовщики.