Говорить о поэзии Сергея Васильева – мало не покажется. Но читать надобно больше. И при этом делать некое нравственное усилие, ибо автор он несколько потаенный (как, кстати, и вся нормальная русская поэзия) и в то же время держит полуседой чуб на ветру. Вроде бы мыслей на ветру не бывает, но сквозняк в стихах необходим. И вот это горькое свободное дыхание смешивается с бродильным окаянным опытом жизни… и возникают васильевские стихи!
И совсем неважно, что он вступил в настоящий мужской возраст. Я страх как не люблю деление творчества художника на юность, возмужалость и старческую мудрость. В конце концов отроческий лермонтовский «Парус» ничуть не слабей многоцитируемого «Демона». И Сережа Васильев сегодняшний мало отличается от вчерашнего. Так же скуп на слова, так же любит библейские мотивы, обращается напрямую к читателю – то ли выдуманному, то ли реальному, так же легок в посвящениях. Правда, стал горше, звеняще горше. А это ох как много значит!
На мертвых деревах трещат трещотки,История припудривает щеки,Чтоб не кровавой, а румяной стать,Чтоб пошептаться о своем кумире:Воюя, сладко говорить о мире,Так можно и от Бога не устать!
И все-таки, утверждаю, угрюмство не свойственно Васильеву. Поэт он не цветной, не красочный, он раздумчивый и до донника прозрачно-светлый. И все его иудейские и эллинские мотивы быстро тают в тумане души, остаются простецки щемящими, вроде:
Господи, да что же с намиДелается временами?Над тобой и надо мнойДождичек идет грибной,Будто бы напоминая,Что придет пора иная,Где печаль стоит стеной,Где не будешь ты одной…
Прекрасно понимаю, что Сергею Васильеву страсть как хочется выйти на многолюдный надмировой уровень. Отсюда в стихах иногда сквозит натужное философствование и различное умствование. Но природа берет свое! И оказывается – хоть гекзаметром, хоть триолетом – нельзя не помянуть речку Терсу – истинную поилицу и кормилицу васильевской поэзии.
Я пристрастен к нему, к его картавости, даже к его загульности. Одного поля ягоды, скажете вы. И это правда, потому что надо же на земле чтить друзей, привечать женщин и безоглядно любить природу. С ее домашним и диким зверьем. Сергей Васильев это умеет – и пронзительно, и лукаво. Вот потому и посему среди множества его поэтов-однофамильцев я выбираю и ценю после Павла Васильева нашего Сережу Васильева и прошу читателей одобрить мое мнение. Он, столько лет слагающий пусть не праздничные, но житейски нужные стихи, стоит того.
Василий МАКЕЕВ
1
«Державинская ода глубока…»
1
Державинская ода глубока,Как наша Волга-матушка-река, —Порой она мутна, порой прозрачна,И в ней, как осетры, плывут векаИ будут плыть, родимые, покаНе сделалося всей России мрачно.
2
Я поглупел уже от этих од,От непогод, невзгод и даже отТого, кто возомнил, что он державен.Страна умрет, подохнет даже скот,Не в этот год, так в следующий год —Останется лишь Гавриил Державин.
3
И осетры воспрянут на столе,И вспыхнут розы на твоем стекле,И засияют тусклым счастьем лица,И кончится огонь на корабле —«Фелица» ведь во свете, не во мгле,Не то что блудная императрица.
4
И день настанет, славный день такой,Когда не будем мы глядеть с тоскойНа солнце и пойдем любить любого,Когда и жизнь не будет воровской,Когда покончат с грустью колдовскойВсе – от Московии и до Тамбова.
«Речь не о том, что настали трудные времена…»
Речь не о том, что настали трудные времена,Мы видали и хуже, но речь сейчас о другом:Неродною нам стала теперь страна,Если не сказать – врагом.Помнишь, как мы гордились этой страной —Сталинградом, Гагариным, а какой у нас был футбол!Что же случилось с ней и что случилось со мной —Все куда-то пропало, остался лишь слабый пол.Да нет, я люблю ее, лучезарную Русь,И никуда не уеду – ни в Лондон и ни в Париж.Только все чаще меня накрывает грустьОттого, что ты, Россия, во тьме паришь.У меня оскомина на эту веселую прыть —Прав Мандельштам: у нас в крови блуд труда.Можно всю жизнь не делать, а говорить —И беспечальным сделаешься тогда.Я по ночам от обид и боли ору —Потому что смешна мне чиновничья злая спесь.Знаешь, Россия, когда-нибудь я умру,Но тогда пусть меня похоронят здесь.
«Сталинград-то хорош, а Волгоград…»
Сталинград-то хорош, а ВолгоградХуже, наверное, во сто крат —Ничего не найдешь хорошего.Даже мамка скорбит от великих обид,И пусть здесь давно никто не убит,Земля помнит кровавое крошево.Из окопа, заросшего пышной травой,Прорастает солдатушка неживой —Мир не должен быть одноразовым.И у девушек кругом идет головаОттого, что воскреснут все однова, —Я согласен с Виктором Некрасовым.Не измерить сегодняшней лжи длину,Но теперь мы не у фашистов в плену,Мы теперь в плену у купечества.Я-то знаю, что будет потом, наперед:Государство умрет, и страна умретИ останется только отечество.Или память о нем – хорошем таком,Что заплакать хочется вечерком.Что с того, что мы хулиганили?Лишь бы оно не ушло на дно,Словно Китеж, лишь бы жило оно,Лишь бы мы его не испоганили.
Крит
Кто бы знал, откуда взялся КритСреди Волги. Греков-то совсемНикогда здесь не было. ОднакоКто-то был – не зря вода горит,Осквернясь существованьем всемИ не зная солнечного знака.Волги нрав тревожен и суров —Стенька Разин, да, хорош собой,Но живет как в оркестровой яме.Что ты знаешь, кроме осетровИ княжны, ужаленной судьбой,И татар с унылыми ладьями?Переплыли, да. А что потом?Плеск волны, забывшей мзду и ложь,И убийства сплошь, и сплошь пожары,И отравленный стрелою дом,И обманы несусветны сплошь,И они, раскосы и поджары.Я гляжу на этот желтый КритИ опять по берегу брожу —Мне и Бог дорогу не укажет.Знаю, завтра Крит заговорит —Будет все понятно и ежу,Знать бы только, что тогда он скажет!
