Матушки: Жены священников о жизни и о себе
Шрифт:
– У меня такого не было, я очень давно интуитивно поняла, что я никого не могу духовно ничему научить, и более того – это не моя задача. У каждого человека своя задача – спасти себя. Если ты себя будешь спасать и делать для этого все, что положено, – глядя на тебя, может быть, твои дети захотят тебе последовать. Вслед за тобой идти туда, куда ты идешь. Могут захотеть, а могут и не захотеть. Надо себя уговаривать, надо быть готовым: к этому, к их свободному выбору. Если я сама себя не могу подвигнуть ни на какие духовные высоты, я не хочу об этом говорить – это моя драма, – что я могу требовать от своих детей? Ничего.
Если я вижу, что у меня ребенок идет в храм, я просто тихо радуюсь, но я ничего не делаю для того, чтобы подпихивать их в эту сторону. Помню, когда Маше было лет 12, они у меня пошли на Благовещение одни, – мне было плохо, и я осталась дома, – я видела, как она не хотела идти, а поскольку она привыкла слушаться, она пошла, и более тяжелого праздника я просто не помню. Я тогда отступилась,
Что значит воспитывать? Если они не видят моего родительского интереса к Церкви, к тому, что с Церковью связано, не будет и их интереса, не будет ощущения живой жизни. Если они видят родительский интерес к Церкви, к тому, что с Церковью связано, возможно, будет то, что наполнит и их жизнь. Даже если они по каким-то причинам в храм не идут или идут не так, как мне этого хотелось, я не лезу. Пока ребенок маленький, 3–4 годика, он тебя слушает, – он приходит с тобой и стоит у ноги, а когда вырастает, он видит и твое несовершенство, я не говорю про несовершенство мира, самое главное, когда ребенок видит – его родители далеко не идеальны. Когда он начинает это видеть, что ты можешь противопоставить? Ничего. Слова правильные, но если они не подкреплены твоей деятельностью, они мертвы. Пусть он лучше видит мою нищету духовную и мое карабканье куда-то и решает сам для себя. Ему надо или не надо, пока вроде надо. Я не считаю, что родители способны, а главное, обязаны детей духовно образовывать. Им это не по силам, даже если они считают, что могут это делать. Я убеждена – это родителям не под силу. Они же не Господь Бог, Который и питает и образовывает, воспитывает духовно все, что угодно. Мы сами не знаем, что может воспитать духовно: когда в духовной семье вырастают монстры и в абсолютно бездуховной – высоко духовные люди. Это тайна.
– Но когда ребенок маленький, нужно, чтобы он всю службу стоял или только прийти и причастить, – как вы решали?
– Сначала прийти причастить и не уйти, просто прийти попозже, потом постепенно расширять, это неизменное правило, здесь нет исключений. Я ни за что не поверю, что сейчас есть маленькие дети, которые умильными голосами в два года с утра до ночи молятся, и так продолжается всю их жизнь. Но я знаю другие судьбы детей, когда им в пять лет шили стихарики и объявляли их будущими монахами, а сейчас эти дети, которым уже двадцать, они лет пять – восемь близко к порогу церкви не подходят. Таких примеров у меня перед глазами очень много. Нельзя младенцев кормить изысками, они должны начинать с молока и кашки. И в духовном росте должно быть так же. Все потихоньку, чтобы не напугать, не отвратить, это колоссальный труд, кропотливый.
– Сознают ли маленькие дети, что они дети священника?
– У меня осознавали слабо. Я сознательно никак не подчеркивала то, что они «дети священника», потому что высокую меру ответственности маленькие дети понести не могут, зато в них могут развиться дурные привычки иждивенчества, вседозволенности, какой-то «особости».
– Что читается дома? Есть ли специальный выбор литературы?
– Круг чтения широк. Книги по всеобщей и русской истории, по истории различных искусств, по церковной истории, душеполезная литература, литература философская, иногда стихи и художественная литература – это о. Георгий, Андрюша и я. У Маши это в основном «Микрохирургические реплантации фрагментов кисти», «Переломы шейки бедра», «Костная патология взрослых», «Клиническое исследование костей, суставов и мышц» и т. п., а также бесконечно любимый Диккенс и любимые детские книги.
Наверно, 27 лет – слишком все-таки маленький срок, чтобы говорить о традициях. Традиция в моем понимании предполагает то, что существует во времени вне зависимости от перемен, в нем происходящих. Когда дети маленькие, очень важны бытовые традиции. Но век их короток, т. к. дети вырастают, и порой традиция вступает в противоречие с жизнью. У нас в семье было принято наряжать елку в сочельник после всенощной.
Она ушла, и дело не только в том, что мы уходим теперь на ночную службу. Дело в том, что мы уже не можем не замечать того, что елки наряжают перед 31 декабря. Сейчас я не занимаюсь печением четверговой соли или крестов с жаворонками, когда дети были маленькие, я это делала.
Бытовая традиция может заменить живую духовную жизнь, это тоже страшно. Поэтому я спокойно отношусь к зарождению и угасанию бытовых традиций. Зажигание лампадок, чтение и обсуждение, например, канона ко Господу из последования утрени, приготовление пасхи и кулича, крашение яиц – для меня это не бытовая традиция, а живая жизнь души и живое присутствие Господа в моем доме.
– А какое участие в воспитании детей принимал отец Георгий?
– Очень сложно определить какое… Несмотря на то что его все время нет дома, его влияние на детей очень сильное. Для меня это тайна. Когда он был свободен, он никогда не отказывался с ними заниматься. А так как он сам большого ребенка
– Разница в воспитании мальчика и девочки для вас какова?
– Нет разницы. Они росли в одинаковых условиях, только выросли разными.
– Когда ваши дети выросли, стали жить своей жизнью, какие для них появились новые реальности? Как они свой досуг строили и сейчас строят?
– Вы знаете, они не умеют досуг строить, его просто нет. Когда было немного досуга – они были поменьше, – это чтение. Чтение и рисование, причем рисование с озвучиванием, с игровыми моментами, написание романов, у меня до сих пор Андрюшин роман где-то лежит, написанный печатными буквами, где «Р» в другую сторону, «Я» в другую сторону. Роман «Краснокожий», где главные герои – он и Маша. Ни цирк, ни кукольный театр, ни даже драматический, не произвели на них в детстве того впечатления, когда хочется пойти еще раз. В Русском музее 4-летняя Маша и 9-летний Андрюша больше всего любили те залы, где были картины на религиозные сюжеты. Например, картина К.Д. Флавицкого «Христианские мученики в Колизее». Дома потом они воспроизводили увиденное – в игре и рисовании. Очень любили Эрмитаж и проводили там много времени, несмотря на то что, когда Андрюше было 3 года и мы пришли в Рыцарский зал, предвкушая увидеть радость на лице ребенка, он заплакал от страха и убежал. Любили оперу и Михайловский театр. Самое любимое: «Пиковая дама» П.И. Чайковского, потом – оперы Верди. Много слушали музыки дома. Потому что когда-то мы собирали с отцом Георгием пластинки, классическую музыку, и было что слушать. А когда мы пошли в оперу, я получила такое наслаждение от 8-летнего ребенка, который эту оперу слушает, что, когда прошло столько лет и двадцать раз на нее потом ходили, первое посещение запомнилось на всю жизнь. Много в жизни нам помогла Академия, у ребенка с малого возраста сформировался навык к серьезной музыке, отсутствие привычки к слушанию всякой ерунды, отсюда нет тяги к ней. Почему он и оказался готов в третьем классе, когда мы пошли на «Пиковою даму». Когда как мы сели, – увертюра и Герман проходит вдоль решетки Летнего сада, он как замер у меня на руках и до половины двенадцатого – опера длинная, так и просидел как пришитый, мы даже в антракте не вставали. Ушли последними из зала. Такое было сильное впечатление, это был момент абсолютного счастья. Такое совпадение всего.
– А Маша такая же отзывчивая к художественным реалиям?
– Да. Но Машу сильно испортила музыкальная школа, и к тому же ее восприятие не так зациклено на нас – она живет в несколько ином мире. Андрюша этого долгое время не замечал, весь мир составляли – мама, папа и Академия. Когда Маша попала в Медицинский лицей, там ведь дети из другой социальной среды: и дети хорошие, и родители очень хорошие, но они живут иначе, и на Машу, видимо, это произвело сильное впечатление – люди живут по-разному, не только как мама с папой или ближайшие друзья. Есть очень интересные родители, например, у девочки родители – героические врачи, и понадобились усилия, чтобы сопрячь одно с другим. К моему стыду, моего участия здесь не понадобилось. Она справилась сама. Была опасность, что она противопоставит домашнее тому, что вокруг, – я не знаю, как ей удалось этого избежать.
– Вы считаете, это ваша ошибка, что так получилось, или вы правильно поступали?
– Я не знаю. Не знаю, как это оценить, ошибка – то, что я никак не вмешивалась, с другой стороны, раз я не умею правильно вмешаться, с моей точки зрения, лучше никак не вмешиваться. Тогда еще хуже сделаешь.
– А может быть такая ситуация, что вам не нравятся друзья ваших детей?
– Я себя сдерживаю, меня пугают и пугали, но я себе говорю: «стоп», и все. Я не вмешиваюсь.