Маяк. Легенда

Фомина Милена

Отец, зная о тайне их рода, выбрал тогда семью, волей-неволей вновь возлагая это бремя на последующие поколения, на сына.

Каэл ненадолго закрыл глаза, мотая головой, словно скидывая с себя остатки сна, а вместе с ним и мрачных дум, освобождающих место для нового рассвета и всего того, что он нёс вместе с собой. Для чего-то нового…

* * *

Приятный аромат летней утренней свежести манил за пределы фургончика, и, опомнившись ото сна, юноша ступил на мягкую траву, тут же оказавшись в объятьях довольно сильного ветра и ласковых, ещё не

нагретых, лучиков солнца. Ноги слегка увязали в земле, а влажные следы местами и вовсе наполнялись водой. Неподалёку журчала маленькая речушка, к которой и направился Каэл.

Двое из хозяев фургончика разговаривали чуть поодаль. Мужчина был высокого роста и среднего телосложения, с удлинёнными чертами лица и крупным, островатым и строгим носом. Он что-то рассказывал темноволосой женщине, которая, обернувшись в старенький и потрёпанный шарф, стояла рядом и время от времени то улыбалась, то охотно поддерживала разговор парой-тройкой фраз. Вид у неё был уставший, как, впрочем, и у её собеседника. Но, несмотря на это, оба они вели себя как-то раскованно. Когда юноша, пожелав им доброго утра, проходил мимо, оба обернулись, не проронив ни слова. В их глазах читались не то чтобы недоверие, а явное презрение, грубость, чёрствость и даже озлобленность, которые были направлены именно в сторону Каэла. Так они проводили его долгими взглядами, в которых прослеживались нотки пренебрежения и какой-то едва различимой зависти.

У реки, приобняв себя за плечи, стояла Селина. Её лёгкое летнее платье трепыхалось под порывами ветерка, продувавшими хрупкую девушку, струилось чуть расклешенными фалдами к подолу, едва прикрывающему колени.

– Доброе утро… – тихо произнёс юноша, подходя к ней со стороны ветра, чтобы хоть как-то оградить девушку от пронизывающей утренней прохлады.

Селина дёрнулась, только заметив подошедшего Каэла.

– Доброе… – Она как-то грустно и задумчиво смотрела вдаль, лишь немного повернувшись к юноше, а затем снова продолжила смотреть в небесную тишь, в которой таяли размытые тонкие облака.

– Как ты? – спросила она, оборачиваясь к Каэлу, присевшему на корточки, чтобы умыться.

Ледяные брызги попадали на плечи и грудь, а едва потеплевшие от тела капли стекали под рукава. На мгновение даже перехватило дыхание, но вскоре юноша привык к бодрящим прикосновениям кристально чистой воды. Несмотря на свою температуру, она была мягкой, приятной на ощупь. Дно реки переливалось мерцанием различных по оттенкам песчинок, а на поверхность густыми локонами поднимались копны длинных завитых водорослей, струящихся по направлению водного потока.

– Да ничего… Пока живой, – отшутился Каэл, уже распрямившись, утирая руками лицо. – А ты? Как нога? – поинтересовался он, взволнованно смотря на девушку.

– Ещё ноет, но… Это не страшно. Скорее всего, просто растяжение, – кратко и отрывисто ответила Селина, будто не терпя и одновременно не решаясь сказать ещё что-то.

– А… – Каэл встревоженно кивнул, смотря на ноги девушки, стоявшей почти по щиколотку в воде.

– Ой… – Она поспешила отойти назад до того момента, пока ямочки от её следов не перестали наполняться водой.

Несмотря на то что вся лужайка, на которой остановились путники, располагалась в низине, чтобы пройти к речке, надо было ещё спуститься по невысокому земельному обрыву, а затем по мягкому, пологому и в меру широкому песчаному берегу. Земля здесь была скорее глинистая, и уровень воды в речке, видимо, часто превышал нынешний, доходя до уровня лужайки и порой заливая её так, что пышная и шелковистая мягкая трава, казалось, росла прямо из-под прозрачной воды, мерцающей под ласковыми солнечными лучами, которые освещали лужайку с утра и по вечерам, когда солнце не обжигает, а лишь согревает мягкими прикосновениями лучей.

Наступила тишина. Селина тревожно опустила взгляд, а Каэл огляделся вокруг. Впереди вся земля была испещрена прожилками таких же, а порой гораздо меньших по ширине речушек. Некоторые из них то ненадолго сливались друг с другом, то растекались по разным сторонам, при этом то мельчая, то набирая силу. Между ними пролегали тонкие островки травы, ярко выделявшейся на фоне светло-голубого постоянно меняющегося отражения неба в холодном зеркале водной глади. Так, сменяя друг друга, уходили за горизонт орнаменты серо-голубой глади и светло-изумрудной травы, исчезая в ещё не сошедшей дымке утреннего тумана.

Селина резко вдохнула, собираясь что-то сказать, но тут же остановилась. Однако, посмотрев в глаза взволнованному Каэлу, который тут же обернулся, она всё же спросила:

– Что дальше?

Воцарилась звенящая тишина, наполненная лишь лёгкими порывами ветерка, доносящего сладкие и свежие ароматы летнего утра: нежные травянистые, ненавязчивые хвойные, пропитанные влагой пресной воды и нежными лучиками восходящего солнца. Казалось, даже трава стала тише волноваться под его дуновениями.

Каэл перевёл взгляд на переливающиеся блики чистейшей воды. Где-то вдали запели птицы.

– Почему они гонятся за нами? Что я такого сделала? Разве они не видели, что мы расплатились? – Девушка наконец поддалась шквалу негодования. Она начала возмущённо жестикулировать, а на её лице появился лёгкий румянец.

– Скорее всего, не ты… – задумчиво и спокойно произнёс юноша, не отводя застывшего взгляда.

– Что? – почти шёпотом вырвалось у Селины, подавшейся к Каэлу.

Она удивлённо смотрела ему в глаза, доверчиво и вопросительно.

– В общем… Это может показаться очень странным и…

Юноша обернулся к девушке, не зная, с чего начать, не зная, как объяснить… Объяснить, что она невольно стала его «соучастницей», что теперь ей опасно возвращаться в родной город, в родной дом… И сможет ли она вообще когда-либо вернуться туда? Вернуться к прежней жизни…

– Ты знаешь легенду про маяк? – выдохнул Каэл, смотря прямо в распахнутые серо-голубые глаза, отражающие чистый и светлый небосклон, на котором рябели перистые облака.