Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

Переяслов Николай Владимирович

Быть честным в своей поэзии, писать не для рыночного успеха, а для того, чтобы попытаться разобраться в себе и в окружающей действительности, надеясь на резонанс в душе предполагаемого читателя, – вот кредо, которому был верен Георгий Шенгели.

Обладателем высокой профессиональной дисциплины, рыцарем классической поэзии без страха и упрека, хранителем ее огня предстал передо мной Георгий Шенгели.

Разрушать легко, строить – тяжело. Георгий Шенгели был среди строителей, более того, он был далеко не рядовым строителем в русской поэзии, его наследство – грандиозно…»

Однако неприятие Маяковским творчества Шенгели настолько укрепилось в нем, что переубедить его было уже невозможно. В основе этой вражды, помимо отмеченного выше откровенно личностного соперничества между ними, имелось еще две очень весомые

причины. Во-первых, как мы уже говорили выше, это было довольно острое состязание за влияние каждого из них на молодое литературное поколение и вообще на читателей, а, во-вторых, оно имело под собой откровенно литературный характер: это была схватка поэта твердо консервативных взглядов со своим ярым антиподом – поэтом взглядов демонстративно новаторских, умеющим отчаянно защищать свои позиции и активно использовать в этих поединках друзей своего круга.

Может быть, Шенгели тоже был в чем-то не совсем прав в своем отношении к творчеству Владимира Маяковского, но ничуть не лучше писали о творчестве самого Шенгели и те, что защищали своего кумира поэта-новатора от поэта-консерватора. Вот как говорили в своих статьях и примечаниях о вышедшей на свет критической книге Георгия Шенгели про Маяковского Я. В. Смеляков, Е. И. Наумов, Ю. Н. Безелянский и другие литераторы, выступавшие против Шенгели:

«…В том же 1927 году появилась гнуснаякнижонка Г. Шенгели «Маяковский во весь рост», от первой до последней строчки пропитанная злобой, издевкой, клеветой…»

«…Шенгели выпустил пасквильнуюкнигу о Маяковском, полную грубых и оскорбительных выпадов по адресу поэта…»

«…Тот же Шенгели взял вдруг да и написал отвратительную статью о Маяковском…»

«…В 1927 году Шенгели выпустил злобный пасквиль о поэте – «Маяковский во весь рост».

«…Георгий Шенгели в 1927 году написал книгу о Маяковском, язвительную, резко критическую…»

«…Одним из самых грязных пятен в критике 20-х годов явилась книжонка Г. Шенгели о Маяковском, наполненная клеветой на поэта. Об этом пасквиле, как и о других выпадах против Маяковского, можно было бы не упоминать совсем, так как клевета и брань никакого отношения к критике не имеют. Но каждый, изучающий творчество Маяковского, должен отчетливо осознавать, что Маяковскому приходилось постоянно вести энергичную и непримиримую борьбу за становление и развитие передовой, идейной, партийной советской поэзии, связанной с интересами народа и государства…»

«…В Москве Шенгели скандально прославился тем, что в 1927 году издал хлесткую критическую книжечку «Маяковский во весь рост». В ней он предельно развенчал перед всей страной Маяковского, вывернув наизнанку всю его якобы революционность…»

«…В альбомах критических отзывов о Маяковском материалы подобраны были с крайней полемической остротой. Наряду с положительными статьями и заметками о произведениях Маяковского представлены были в изобилии и резковраждебные выступления. Так, например, на первых листах одного из альбомов была наклеена выпущенная в 1927 году позорная книжонка Г. Шенгели “Маяковский во весь рост”».

На протяжении долгих лет официальные «маяковеды» если и упоминали личность Шенгели, то абсолютно его не цитировали, довольствуясь одними только голыми обвинениями. Вот, например, что говорил в 1968 году в журнале «Огонек» в статье «Трагедия поэта» о конкуренте Маяковского литератор Александр Колосков: «Очень назойливо преследовал Маяковского Г. Шенгели. Автор посредственных стихов и халтурного сочинения «Как писать стихи и рассказы» (это опять неправильно, так как статья называется «Как писать статьи, стихи и рассказы». – Н.П.), он выступил в Государственной академии художественных наук с крикливым докладом…

В 1927 году Шенгели выпустил книжку «Маяковский во весь рост», в которой собрал всю грязь, которуюлили на поэта революции ее враги, игусто замесил на собственной слюне. Эта его книжка – зловонная куча, воздвигнутая автором в качестве памятника себе, своеймелочной злобности».

А вот что говорил в той самой, написанной Георгием и широко обруганной друзьями и поклонниками Маяковского, книге, – она тоже несла в себе изрядную порцию негативного заряда в адрес Маяковского, но в отличие от статьи Колоскова не просто осыпала противника едкими ругательствами, но производила на глазах читателей яркий анализ его творчества, вскрывающий (пускай и не все!) достоинства и недостатки поэзии Маяковского:

«В большом городе психика люмпен-мещанина заостряется до последних пределов. Картины роскоши, непрестанно встающие перед глазами; картины социального неравенства – резче подчеркивают неприкаянность люмпен-мещанина и напряженнее культивируют в нем беспредметно-революционные тенденции. Подлинная революционность пролетариата знает своего противника, видит мишень для стрельбы. Революционность люмпен-мещанина – разбрасывается: враг – крупный буржуа, но враг и интеллигент, – инженер или профессор. Враги – книги; враги – чистые воротнички; враги – признанные писатели и художники, – и не потому, что они пишут «не так», а потому, что они – «признанные». Враги студенты и гимназисты, – потому что они «французский знают», а люмпен-мещанин не успел оному языку научиться… И при наличии некоторой активности и жизненной цепкости люмпен-мещанин выступает борцом против всех этих своих врагов… Люмпен-мещанин создает свою поэзию, – поэзию индивидуализма, агрессивности, грубости, и при наличии некоторого таланта, при болезненной общественной нервности критической эпохи порой добивается заметного успеха. Поэзия Маяковского и есть поэзия люмпен-мещанства.

Правда, в литературной работе Маяковского различимы две фазы. Первая – его стихи до революции, – в которых он вообще бунтовал, ниспровергал и бранился. И вторая – когда он, «попробованный всеми, пресный», пришел к пролетариату, заверил, что «сегодня я удивительно честный», и стал в стихах посильно содействовать революционному строительству. Но если идеология обеих фаз и различна, то психология, а равно и техника остались одинаковыми, в силу чего и революционные стихи Маяковского имеют мало общего с подлинным духом революции.

В стихах первого периода поражает изобилие строк, говорящих о дурном настроении поэта, о неврастеническом восприятии мира…

Слово «нервы» так и пестрит: «нервы, должно быть», «у нервов подкашиваются ноги» и пр. Бессонницы – привычное состояние…

Деклассированность – вот та почва, на которой взрастает и беспредметная революционность анархизма, и перманентный вызов хулигана, и животная жажда «развлечений», разъедающая вечернюю улицу. На этой же почве выросла вся эмоциональная напряженность дореволюционной поэзии Маяковского. И вся его враждебность к буржуазному укладу, все эти заявленья, что кому-то «сытому, как Сытин», «взял бы да и дал по роже», все эти призывы: «выше вздымайте, фонарные столбы, окровавленные туши лабазников», – только неврастеническое дребезжание люмпен-мещанской души, но отнюдь не подлиннная революционность, как думали некоторые наивные критики. Уже в семнадцатом году Маяковский не нашел для революции других слов, как:

…сбываетсясоциалистов великая ересь.

До такой степени туманны и сбивчивы были его представления… Спрашивается: почему Маяковского кто-то считает поэтом революции? Неужели достаточно наклеить на футуристские хромые ходули разрозненные листки из «Памятки пионера», изданной каким-нибудь Крыжопольским уиздатом, чтобы считаться поэтом величайшего в истории социального сдвига?

Мне скажут: а «Левый марш»? Да, «Левый марш». Довольно темпераментная вещь, в которой Маяковский счастливо воспользовался старым, как мир, приемом рефрена, припева. Но в этом маленьком стихотворении ряд неряшливостей и промахов. Например, автор призывает: