Майами, 69
Шрифт:
Холодный дождь хлестал по разгоряченному лицу Гамилы, пока, лавируя между лежавшими на площади окровавленными трупами, она пробиралась к воротам дворца. Девушка очень жалела, что не оказалась здесь несколькими часами раньше. Аллах знал, что, получи известие о происходящих в стране событиях заблаговременно, она тотчас бы вернулась на родину и в трудную для принца минуту была бы рядом с ним. “Грязные зажравшиеся свиньи, — думала Гамила, — как они посмели выйти на улицы с этими мерзкими плакатами?! Да как они, чьи совсем недалекие предки лазили по деревьям и цеплялись
Гамила уже ступила на белые мраморные ступени дворца, когда один из раненых демонстрантов слабеющей рукой схватил ее за лодыжку и тихо прошептал:
— Ваша светлость, пожалуйста, помолитесь за нас, за ваш народ. Единственное, что мы просим…
Гамила пяткой свободной ноги ударила умирающего в лицо и зашагала дальше. Стоявший у ворот офицер с тюрбаном на голове сразу же узнал девушку и, не задав ни единого вопроса, пропустил ее во дворец.
Огромный, с высокими потолками зал встретил Гамилу гробовой тишиной, которая нарушалась лишь цоканьем ее невысоких каблучков о кафельный пол да приглушенными воплями, раздававшимися на женской половине дворца. Абу аль-Хассан, завидев Гамилу, поспешил ей навстречу.
— Салам алейкум, — подойдя к девушке, произнес он с низким поклоном. — Нет пророков в своем отечестве, но Аллах спас нам его.
— Он ранен? — волнуясь, спросила Гамила.
— Нет, — ответил пожилой мужчина. — Сторонники нашего принца надежно защитили его от восставшей толпы. Вы видели трупы перед дворцом?
— Да, видела.
Слуга пожал плечами:
— Но в следующий раз нам может и не повезти, а Хассан Хафиз наверняка попытается еще раз поднять народ. Здесь нам может помочь только одно.
— Я знаю, — ответила Гамила. — А где сейчас принц?
— В своих покоях.
— Пьет?
Старый слуга потупил взор.
— Один Аллах ему судья, — тихо произнес он. — Но как только начались волнения, с бутылкой и бокалом принц почти не расстается. Ваше высочество, хотите, чтобы я сообщил ему о вашем приезде?
— Нет, не надо, — сказала Гамила. — Сначала я хотела бы снять с себя намокшую одежду. И никого из моих служанок ко мне не посылайте, пока я сама не позову.
Абу аль-Хассан опять отвесил низкий поклон и перед тем, как удалиться, произнес:
— Нет Бога на земле могущественней, чем Аллах и Его Пророк Магомет.
Гамила поднялась по широкой внутренней лестнице, прошла на свою половину, где стянула с себя промокшую до нитки одежду, испачканные в грязи туфли и нижнее белье, которое носят европейские женщины. Ночной ветерок, гулявший в комнате, словно в знак благодарности за ее возвращение, приятно обдал прохладой обнаженное тело девушки. Только теперь, блаженно закрыв глаза, Гамила окончательно поняла, что она на Востоке, совсем рядом с тем, кого так неистово жаждала увидеть.
Просушив мокрые от дождя волосы, девушка принялась растирать свое молодое, упругое тело. Поглядывая в высокие зеркала, сплошь закрывавшие стены ее комнаты, она невольно залюбовалась своим отражением.
Аллах оказался к ней более чем милостив, наградив ее прекрасным телом. Гамила втайне надеялась, что оно таким и останется еще долгие-долгие годы.
Все еще обнаженная, Гамила присела за инкрустированным драгоценными камнями туалетным столиком, причесала волосы и холодными сливками сняла с лица европейскую косметику. Затем с помощью черной краски, которой пользуются женщины Востока, нанесла на веки тени, а губы и щеки подрумянила специальной помадой. Покончив с косметикой, она достала булавку с бриллиантом и вставила ее в левую ноздрю. Приладив на голове любимое украшение, спускавшееся на лоб, она вдела в уши подходящие по цвету серьги.
Теперь девушка совершенно преобразилась и выглядела, как и подобает восточной женщине. А по-другому и быть не должно. В последний раз глянув на себя в зеркало, Гамила осталась довольна своей внешностью — от ее облика в Париже и Берне не осталось и следа. Затем она взяла со столика флакон с духами и, смочив пальцы, провела ими под грудью, тронула соски, за ушами. “Что ни говори, а охотник должен знать слабости зверя, на которого охотится”, — подумала девушка.
Как ни странно, но Гамила, не имевшая никакого опыта общения с мужчинами, отлично знала, как привлечь их к себе и сделать им приятное. Все же Аллах по отношению к ней проявил одновременно и жестокость и сострадание. Он навечно предрешил ее судьбу — принадлежать только одному человеку. И этим человеком оказался принц Саркати. “Эль-мектаб мектаб”, как говорят на Востоке, что означает: “Что написано на роду, то написано”.
Гамила росла на женской половине дома, где главной, если не единственной, темой всех разговоров были мужчины и то, как добиться их расположения. Девушка надеялась, что все, о чем говорили женщины, она хорошо усвоила. Слушая многочисленных жен и наложниц отца, перечитывая по несколько раз “Сказки тысячи и одной ночи”, а также изрядно потрепанный экземпляр “Свода секретных законов любви”, Гамила настолько основательно ознакомилась с техникой секса, что не было такого способа удовлетворения плотских желаний мужчины, о котором бы она не ведала.
Вдыхая терпкий аромат, исходящий от собственного тела, девушка открыла шкаф с резными дверцами из слоновой кости, достала оттуда самые любимые одежды и надела их на себя. Теперь она была в белых газовых шароварах, перехваченных на талии тонким шелковым поясом, и маленьком красном жилете, едва прикрывавшем грудь.
Сунув ноги в расшитые золотом изящные сандалии, Гамила опять взглянула на себя в зеркало. Да, она сделала все, чтобы выглядеть неотразимой, и теперь надеялась, что задуманное ею непременно свершится.
Греховными свои планы девушка отнюдь не считала — что ни говори, но цель оправдывает средства. Кроме того, из литературных произведений Гамила знала, что в подобных делах она далеко не первая, — даже в женевской Библии, в главе девятнадцатой и стихах с тридцать первого по тридцать восьмой, описано два точно таких же случая.
Неожиданно Гамила вспомнила, что не подушила колени, и тут же исправила допущенную оплошность. Ведь она была принцессой и желала оставаться ею до конца. Ей казалось, что она знает, как добиться желаемого, — ведь половина всех беспорядков на ее родине происходила из-за того, что у правителя не было прямых наследников престола, и, пока не появится ребенок мужского пола, волнения в стране не прекратятся.