Майн Рид: жил отважный капитан
Шрифт:
Наконец, семья Рольфов находит свой оазис и решает обосноваться в нем. Но не потому, что им просто некуда идти — это было бы логично, но потому, что здесь они обретают верный источник благосостояния (с точки зрения протестантской морали это важно — богатеть честным путем!), который не могли найти ни в Англии, ни в цивилизованной части США. «Для нас открывался более обильный источник богатства, чем самое выгодное положение на рудниках Мексики». Этим «источником» стали бобры, которые населяли долину. «Шкурка каждого бобра, — сообщает старший Рольф, и ему можно доверять, потому что любой читатель Рида мог это проверить, — стоит около двух фунтов. Их было в долине, по меньшей мере, сто штук, а так как каждое из этих животных ежегодно приносит по четыре-пять детенышей, то в скором времени их будет очень много. Мы могли бы приручить их, доставлять им пищу и уничтожать их врагов. Таким образом, мы ускорили бы их размножение. Старых мы бы убивали, и вскоре могли бы вернуться к цивилизованной жизни с достаточным количеством этого драгоценного меха и скопить себе значительное состояние».
Затем начинается обустройство жизни «новых робинзонов», и происходит оно вполне в духе «робинзонады» Крузо. Тем более что все есть под рукой — необходимые инструменты и приспособления. Нужен дом? Строим дом. Его строительство отнимает (оказывается!) совсем немного времени и сил, но дом получается отличный, большой, крепкий и светлый. Почти по мановению он наполняется удобной мебелью и утварью (тоже все своими руками и очень быстро). Нет сахара? Находим «сахарное дерево». Нет соли, чтобы посолить пищу и заготовить мясо? Находим «соленый ручей» и выпариваем соль. Нет кофе? Жарим желуди бука и превращаем их в кофейный напиток. Нет хлеба? Но есть «хлебное дерево» — особый вид местной сосны, из зерен которой можно смолоть муку и испечь хлеб. Кончился порох, и
Есть в романе Рида и свой Пятница — негр Куджо. «Он сделал много посуды, без которой сложно было обойтись. Он соорудил деревянную соху, весьма удобную для распашки выбранной нами земли, очень легкую и удобную в работе». Он, вообще-то, «пацифист» и охоту не любит, зато обладает незаурядным «сельхозяйственным даром», большой сноровкой в ловле рыбы и умением приручать животных. Так на столе у Рольфов появляются рыба, молоко и сыр, а в загоне для скота животные.
Так же, как и Дефо, Рид насыщает свое повествование комментариями о повадках животных, о том, как они добывают пищу и чем питаются. Но у него эти сведения проходят не рядом малозначительных эпизодов, но плотно насыщают рассказ. К тому же, в отличие от предшественника, в поле зрения Рида попадают не только те животные, которых, скажем так, можно «использовать для нужд человека», но и существа вполне экзотические и «бесполезные» — змеи, дикобразы, еноты, опоссумы и т. д. Еще больше сведений автор сообщает из области ботаники — о жизни растений, о разнообразных возможностях применения их в быту.
Хотя повествование заканчивается традиционным викторианским (да и для начинающего Рида тоже) бракосочетанием (женятся «все, кто может»: Фрэнк, Генрих, Куджо, белокурая Мария и черноволосая Луиза), но в «Жилище в пустыне» такое окончание, конечно, лишь дань традиции. Майн Рид, сочиняя свою первую книгу для юношества, создавал особый тип повествования — приключенческий (то есть динамичный, насыщенный событиями) роман, в котором, однако, нет привычного для «взрослого» повествования насилия, но зато есть взаимодействие с природой (точнее, ее «потребление») и ее познание. Интересна еще одна новация. Рид писал «мальчишеский» роман, поэтому среди тех, кто переживает приключения, есть дети — мальчишки-подростки, сыновья Роберта Рольфа, Фрэнк и Генрих. Пока они находятся на периферии приключений, но уже активно действуют — стреляют, охотятся, помогают семье выжить. До «Жилища в пустыне» у Рида таких героев еще не было, теперь они появились и вскоре — в следующих «юношеских» романах — займут центральное место, серьезно потеснив взрослых.
«У меня совсем не хватает времени писать самому…»
Возвращение Рида из Парижа совпало с выходом «Жилища в пустыне». Боуг торопился и сумел напечатать роман в рекордные сроки. Коммерческий успех, о котором мы говорили, убедил издателя продолжать издание литературы для подростков и развивать сотрудничество с писателем. Таким образом, получилось, что пребывание Рида во Франции оказалось кратким отпуском, передышкой между сочинением двух романов. Боуг предложил Риду написать новую книгу, и тот взялся за ее создание. Но если предыдущие «британские» романы были написаны в очень короткие, почти в рекордные сроки, то второй свой «юношеский» роман Рид писал долго. Хотя по своему объему тот был примерно равен «Жилищу в пустыне», писатель потратил на него почти год. Что помешало уложиться в более короткий срок? Причин было несколько. Первая заключалась в том, что второй роман не должен был стать продолжением первого: Боуг предложил Риду отойти от привычной темы и развернуть действие не в хорошо знакомой читателю Новой Мексике, а отправить героев на северо-запад — по «Орегонской Тропе». Хотя Рид путешествовал в тех местах в начале 1840-х годов и, конечно, использовал собственный опыт и впечатления в новом романе, но его познания в животном и растительном мире этой части Америки были недостаточны. А поскольку он намеревался придерживаться той же схемы, что использовал в «Жилище в пустыне», — то есть «развлекая, просвещать», ему потребовалось время на сбор сведений о жизни обитающих там животных и растений, там произрастающих. Для этого нужно было читать книги, изучать коллекции путешественников-натуралистов, собирать и уточнять разнообразную информацию. Так он оказался в Британском музее — и с этого времени превратился в завсегдатая его уже тогда знаменитой библиотеки. Элизабет Рид в книге о муже особо отметила, что, создавая произведения, действие которых разворачивается в странах, где ее супруг не бывал, он сначала тщательно собирал материалы по теме — выписывал из библиотек и читал книги, знакомился с отчетами экспедиций, встречался с путешественниками и натуралистами, посещал музеи и изучал коллекции. Едва ли стоит не доверять ей: она была непосредственным свидетелем сочинения большинства этих «вымышленных» романов (тем более что с течением времени их становилось все больше и больше: викторианский — как и любой — литературный рынок требовал разнообразия, и Рид был вынужден отвечать на его требования). Отметим только, что начало этой, ставшей со временем привычной «процедуре» было положено, когда Рид сочинял свой второй «юношеский» роман и когда впервые собственных знаний и впечатлений ему уже явно не хватало.
Вторая причина была иного свойства. Насколько можно судить по косвенным свидетельствам (в том числе, например, по роману «Жена-дитя»), в 1852–1853 годах Рид особенно активно занимался политикой и даже, как сообщает Элизабет Рид, подумывал о том, чтобы выставить свою кандидатуру на местных выборах. Политическая деятельность писателя была тесно связана с европейскими политэмигрантами, обосновавшимися в Англии. Судя по всему, даже во Францию Рид ездил не просто отдохнуть и попрактиковаться в языке, но и с неким деликатным поручением (поручениями?), связанным с делами эмигрантов. Ему приходилось много передвигаться по стране (и, видимо, делал он это с удовольствием), выступать на митингах в поддержку польских, немецких, венгерских и иных изгнанников, а, по сути, беженцев (англичане их так и называли — рефьюджи ( refugee) — то есть беженцы), заниматься сбором средств в их пользу, писать письма в газеты. Эти дела тоже требовали времени, но ими он занимался с энтузиазмом, поскольку полагал себя единомышленником этих людей, — помогая им, он ощущал себя причастным к борьбе за свободу.
В 1852 году состоялось знакомство писателя с венгерским патриотом и бывшим «диктатором» Венгрии Лайошем Кошу-том [39] — сначала заочное, а затем и личное. Кошут пригласил Майн Рида посетить его у себя в доме, и тот откликнулся на приглашение. Обстоятельства этого визита были таковы. При массовом и искреннем сочувствии британского общества беженцам, нашедшим приют на островах, в Британии имелись серьезные силы, которые отрицательно относились к самому факту пребывания политэмигрантов на территории государства и той деятельности (направленной на свержение существующих в своих странах режимов), которую они вели. Наиболее энергичным (и тогда уже очень влиятельным) рупором анти-эмигрантских настроений была газета «Таймс». Несмотря на то, что Кошут был принят на самом высоком уровне (известно, что он неоднократно встречался с лордом Пальмерстоном — сначала министром иностранных дел, а затем и премьер-министром Великобритании, и был близок к влиятельному в то время английскому либеральному политику лорду Дадли [40] ), у него было немало врагов, и вскоре после его приезда в страну газета опубликовала обширную статью, в которой бывший диктатор Венгрии обвинялся в монархических амбициях. Конечно, Кошуп — фигура неоднозначная, и революционер в нем вполне органично уживался с ярым националистом, но в то время в либеральных кругах его демократические убеждения никто не ставил под сомнения. Рид выступил в пользу Ко-шута и направил возмущенное послание в защиту бывшего венгерского лидера, а когда «Таймс» никак не отреагировала на его послание,
39
Лайош Кошут( Kossuth, 1802–1894) — выдающий венгерский политический деятель. Советский энциклопедический словарь (1982) трактует его как «главного организатора борьбы венгерского народа за независимость», с чем нельзя не согласиться. В 1848 году Кошут провозгласил независимость Венгрии от империи Габсбургов и возглавил ее правительство. В 1849-м стал «верховным правителем» — диктатором Венгрии. Создал боеспособную национальную армию и эффективно противостоял войскам австрийцев и русскому экспедиционному корпусу генерала Паскевича. В августе 1849 года сложил полномочия диктатора и эмигрировал. С 1851 до 1867 года жил в Англии, где (как и в США) был крайне популярен в самых широких слоях общества.
40
Генри Джон Темпл Пальмерстон( Palmerston, 1784–1865) — английский государственный деятель, последовательно военный министр, министр иностранных и внутренних дел Великобритании, с 1855 по 1865 год (с небольшим перерывом) был премьер-министром страны. Дадли Кутс Стюарт (Stuart, 1803–1854) — английский политический деятель, виг, член парламента; активно поддерживал европейских политэмигрантов.
Если читатель помнит, в упомянутом романе основная интрига выстраивается вокруг событий, связанных с пребыванием Л. Кошута в Англии в 1852–1853 годах. В них Майн Рид включился самым решительным образом и, будучи активным участником, многие сведения для своего повествования почерпнул, что называется «из первых руте». Одна из основных линий романа связана с антигабсбургским восстанием в Милане в феврале 1853 года. В романе восстание представлено Ридом как провокация, устроенная властями Австро-Венгрии и Великобритании с целью заманить Кошута на территорию Италии и там его арестовать. Кошуту сообщают о восстании венгерских полков, расквартированных в Милане. Джузеппе Мадзини [41] , друг и один из лидеров итальянского Рисорджименто [42] , призывает Кошута возглавить восставших. Но путь в Италию пролегает через Францию, власти которой обязательно арестуют венгерского лидера и выдадут его австрийцам, если он окажется на территории их страны. Герой романа Мейнард решает помочь Кошуту пересечь Францию, выправив тому британский паспорт на имя «слуги мужского пола — Джеймса Даукинса», который будет сопровождать Мейнарда в путешествии. В романе путешествие, хотя все к нему было готово, не состоялось. Не случилось оно и на самом деле. В реальной жизни Рид также исхлопотал паспорт для Кошута — тот отправлялся с Майн Ридом в качестве слуги: паспорт был выписан «для свободного проезда капитана Майн Рида, британского подданного, путешествующего по континенту в сопровождении слуги мужского пола Джеймса Хокинса, британского подданного». В романе поездка сорвалась, потому что один из героев подслушал разговор, что восстание в Милане — ловушка, подстроенная специально, чтобы заманить Кошута. В своей книге Элизабет Рид говорит о некой шифрованной телеграмме, полученной бывшим диктатором, также сообщавшей о восстании-ловушке. На самом деле все было не совсем так, точнее, совсем не так. Никто, конечно, не организовывал восстания специально для того, чтобы устроить западню Кошуту. Дело не в том, что фигура эта не «того масштаба» (с масштабом-то — хотя бы потенциальным — все в порядке), просто сама идея, выдвинутая Ридом в романе, абсурдна. Кошут не поехал в Милан, потому что восстание потерпело поражение, и принял решение уже после известия об этом. В романе Кошут ничего не знал о подготовке восстания и считал его авантюрой, обреченной на провал. В реальности же Кошут деятельно участвовал в его подготовке и по предложению Мадзини даже написал прокламацию, которую итальянцы-карбонарии распространяли среди солдат венгерских частей в Милане. Позднее, после провала восстания, эту прокламацию раздобыла и опубликовала «Таймс», но Кошут отрекся от нее, категорически отказавшись от авторства. В романе, написанном через 15 лет после событий, ощутимы отзвуки этой истории, но теперь Кошут (как герой романа) не столь категоричен в отрицании авторства. Он говорит, что во всем виноват Мадзини, который якобы использовал «давнее обращение к ним (солдатам венгерских полков. — А. Т.),написанное в то время, когда я был в плену в Кутайе [43] . Он использует это послание в Милане, лишь изменив дату». Но тогда, в феврале 1853 года, когда «Таймс» опубликовала компрометирующий политика документ, Рид бросился в атаку, доказывая, что опубликованный текст — подделка, грубая фальшивка. Элизабет Рид в своей книге приводит письмо Рида в редакцию. Оно адресовано редактору влиятельного издания. Весьма показательный текст, который характеризует отношение писателя к Кошуту. Приведем его и мы:
41
Джузеппе Мадзини( Mazzini, 1805–1872) — один из лидеров итальянского Рисорджименто, глава его революционно-демократического крыла в 1840–1850-е годы, активный участник революции 1848–1849 годов, глава правительства демократической Римской республики.
42
Рисорджименто — национально-освободительное движение итальянского народа (1790–1861), направленное на освобождение Италии от иноземного владычества и объединение итальянских земель в единое государство.
43
В 1850–1851 годах в Кутайе Л. Кошут был не «в плену», а находился на положении своего рода почетного эмигранта: вместе с ним в турецком городе в Малой Азии находились его семья и некоторые приближенные; имелась и вооруженная охрана — эскорт венгерских солдат, которым было сохранено оружие.
«В последнем номере вашего журнала появилась телеграмма, извещавшая о восстании в Милане, а под ней в той же колонке опубликован некий документ, который, как вы утверждаете, написан Кошутом и им же подписан. Итак, сэр, господин Кошут либо написал этот документ, либо он его не писал. Если он его написал, а вы его опубликовали без согласования с автором, то по всем законам чести и нашей страны — вы совершили бесчестный поступок. Если он не писал его, вы, согласно законам этой страны, совершили уголовное преступление. Я обвиняю вас и в том, и в другом. Вы, безусловно, виновны в последнем, а это неизбежно подразумевает виновность и в первом. Вы опубликовали этот документ без разрешения того, чьим именем он подписан; на следующий день в еще одной статье вы категорически утверждали подлинность этого документа — будто бы это прокламация, адресованная господином Кошутом из Бэйсуотер [44] ломбардским и венгерским патриотам с целью побудить их к участию в восстании в Милане. А раз так, то от имени господина Кошута, сэр, я объявляю этот документ фальшивкой. Я заявляю, что это подделка. Господину Кошуту теперь решать, привлечь ли вас к преследованию по закону. Моя обязанность — привлечь вас к суду общественного мнения».
44
Бэйсуотер ( Bayswater) — фешенебельный район в центре Лондона, неподалеку от Вестминстерского дворца. Известен как место проживания наиболее состоятельных жителей британской столицы. В этом районе Л. Кошут с семьей снимал особняк.
Через несколько дней после этой публикации (ее напечатали в одной из столичных газет, сочувствовавшей эмигрантам) Кошут, как утверждает вдова писателя, написал Риду длинное послание, в котором, кроме слов благодарности, утверждал, что злополучная прокламация написана не им, и подробно объяснял, почему он не мог ее написать и даже одобрить. «Я испытываю глубокую признательность, — писал он, — за то благородство и рыцарство, с которыми Вы выступили в мою защиту, когда поняли, что я оклеветан в этом «деле с прокламацией»; я также искренне благодарен Вам за ту готовность, с которой Вы протянули мне руку помощи в той области, действия в которой я не одобрял, но к которым я, конечно, должен был относиться с сочувствием». Письмо завершалось уверениями в уважении и искренней благодарности адресату.