Майне кляйне поросьонок шпрингает по штрассе
Шрифт:
– Вадик, – Лиза выдохнула, – нам надо расстаться.
– Что?
– Расстаться. Расстаться навсегда.
– Почему?! Что случилось?
– Ничего. Ничего не случилось, и ничего уже не может случиться. Никогда! – Лиза резко повернулась к нему спиной. Первая цель поражена: Вадик наконец-то заткнул свой фонтан.
– Ну, что стоишь? Уходи! Уходи! Уходи немедленно! – с тщательно выверенным надрывом Лиза пустила цепочку трассирующих.
– Лиз, я не понимаю, что…
– Он не понимает! Всё ты понимаешь, всё ты прекрасно понимаешь, только делаешь вид, что ничего не понимаешь! Очень удобную позицию занял: НИЧЕГОНЕПОНИМАТЕЛЯ! – Лиза била из всех орудий, не давая
Вадик замолчал. Никуда он не уйдёт, подумала Лиза, не в его это характере.
– Так мне что… уходить?
Пора!
Лиза резко повернулась, в глазах блеснули две крупные слезинки.
– Скажи… – её голос приобрёл жалобные нотки. – Скажи, неужели я такая уродина?
– Уродина? Нет, конечно, нет! Ты очень, даже очень красивая! – Вадик явно обрадовался: начали смутно проступать очертания лизиной истерики.
– Красивая… Врёшь ты всё… – Лиза устало опустила голову и тут же, фирменным движением слегка приподняла её и бабахнула:
– Скажи, я тебе хоть немножко нравлюсь?
Всё. Хитрым маневром противник загнан на минное поле. Справа болото, слева – овраг. Либо полная капитуляция, либо позорное бегство, с потерями остатков чести и командного состава.
– Э-э-э… Конечно, нравишься…
– Так почему, если, как ты говоришь, «нравишься», ты ни разу, ни единого раза не сделал даже попытки меня поцеловать?
– Э-э-э… Почему? Я не…
– Молчи! – Лиза села на кровать и похлопала на место рядом с собой. – Сядь! Не бойся, я тебя не съем!
– Не съешь? – усмехнулся Вадик. – Даёшь слово?
Он сел. Воцарилась неловкая пауза.
– Ну? – из котла противнику не вырваться, но и давать время на перегруппировку не следует. – Что сидишь? Сделай что-нибудь!
– Лиз, а ты уверена, что хочешь…
– Я никогда ни в чём не уверена, а уж тем более сейчас. Но если из нас двоих самец – ты, то тебе и решать!
Вадик вздохнул и несмело протянул руки к Лизе…
… Лиза лежала и смотрела на тихо посапывающего Вадика.
«А он хорошенький», – подумала Лиза. Её вдруг захлестнула огромная волна нежности, она потянулась к Вадику, и, неожиданно для себя самой, одним движением откусила ему голову. Не в силах остановиться, она съела её абсолютно всю, до самой последней крошки. Потом Лиза встала, посмотрела на всё ещё конвульсивно дергающееся тельце, и подумала:
«Надо спрятать в холодильник. Столько протеина! В моем положении мне надо будет много есть, и налегать на белок».
Лиза чувствовала некоторую неловкость. Практика сжирания самца после полового акта уже давно порицалась в обществе. С первых дней жизни молодым самочкам начинали внушать, что это – анахронизм, что надо уважать честь и жизнь самцов, и кривая поедания из года в год неуклонно шла вниз. При этом вопрос о введении ответственности: моральной ли, или, упаси Боже, уголовной, за смерть партнера даже не ставился.
Лиза явно повеселела. Она вышла из дома, и, жмурясь на ласковое солнышко, расправила крылышки. Сегодня, до конца дня нужно столько успеть! Сначала заскочить в районную оотеку, забронировать ячейку. Конечно, можно отложить яйца и дома, но это такая морока! Лучше довериться профессионалам. Потом обязательно сегодня же встретиться с подружками. Лизе теперь есть чем поделиться!
Лиза вдруг вспомнила Вадика и погрустнела. Никто уже не будет являться и с порога вываливать на неё целый ворох интересных фактов. Как он там говорил? Исчезнувшая цивилизация? Великаны? Теперь уже Лиза не узнает об этом никогда, но одна мысль не давала ей
«Интересно, а тогдашние великанши у своих великанов выедали только мозг, или съедали их целиком?»
Душегуб
– Эй, вы живой? Вы спите или как? На кладбище так-то нельзя спать. Один, вот, тоже, говорят, заснул на кладбище, так его и похоронили там…
Старик медленно приоткрыл глаза: голос принадлежал молодой девушке, ещё подростку. Ни обильный макияж, ни мешковатый наряд, ни густая, закрывающая половину лица иссиня-чёрная чёлка с фиолетовыми и розовыми прядями не могли скрыть её миловидности и свежести. Одной рукой она придерживала знавший лучшие времена велосипед, а вторую протянула было, чтобы потрясти старика за плечо, но передумала.
– Я уже три раза мимо проезжала, смотрю – сидит и сидит, неподвижно так… Не ханыга на вид, прикид цивильный… Думаю, надо подойти, проверить, мэйби того, кони двинул чел…
Старик, не издавая ни звука, наблюдал за ней. В его взгляде читалось нарастающее раздражение.
– А вам ничего не надо сделать?
Старик удивленно приподнял бровь и закашлялся. Девушка рассмеялась:
– Расслабься, дедуля. Я имею в виду памятники там, надгробия… работы любой степени сложности, опытные специалисты… Счас, пятьсек, – она вытащила изо рта жвачку, уставилась куда-то вдаль и, перекатываясь с пятки на носок, как могла проникновенней затянула: – Ничто не сравнится с болью от утраты наших родных и близких, рано или поздно мы сталкивается с этим, единственное, что мы можем сделать – это увековечить в камне память о любимом человеке… Памятники и надгробия, работы любой степени сложности, опытные специалисты сделают всё в срок и с отличным качеством…
– Э-э, погодите-ка, милая барышня… – старик оживился. – Насколько я могу судить, вы представляете интересы мастерской господина Маркса? Я, признаюсь, некоторое время назад имел честь познакомиться как и с самим уважаемым Эмилем… э-э… Бернардовичем, так и со всеми работниками вашего небольшого, но весьма, весьма сплочённого коллектива. Да-а… Но сколько раз ни заходил, такого прелестного создания, к моему превеликому сожалению, застать не довелось.
Комплимент девушке понравился.
– Я помогаю папцу. Сейчас каникулы, вот он с мутером мозг и вынес… Бухтел и бухтел: мол, чем по улицам задравши хвост шлёндрать, или за компом плоскожопие зарабатывать, лучше бы помогла отцу… У тебя язык без костей, кого хочешь залечишь, ещё и денежку хорошую получишь… А иначе сниму с довольствия. Это он так шутит, да мне и самой нравится, здесь супер, я только второй день работаю, а уже всё знаю… Вот Васёк велик подогнал, не айс, конечно, малехо покоцанный, но лучше, чем пешедралом из конца в конец… ваще было беспонтово… Пацаны поначалу волну гнали, что здесь страшно, типа жмурики ходят – я сразу въехала: втирают… Что я, малолетка какая? И совсем не страшно оказалось, а вечером ваще агонь, когда уже почти людей нет – тихо, только ветер сосны качает – всё так… так…
– Таинственно?
– Ну да, типа того. А это ваша жена? А от чего она умерла? Болела?
Оба поглядели на обелиск. С новенькой овальной фотографии на них смотрела, чуть прищурясь, немолодая седая женщина с доброй виноватой улыбкой. Несомненно, при жизни она носила очки, но перед съемкой решила обойтись без них и не ошиблась – кадр получился очень удачным.
Старик поджал губы и снова прикрыл глаза.
Девчушка покрутила головой, немного помолчала, но вскоре не выдержала:
– Ну, если ничего не надо, я поеду дальше. Или, если надумаете, вот, возьмите, – она протянула ему рекламный листок.