Майская Гроза
Шрифт:
Фельдфебель промолчал, но своего отношения к мальчишескому, с его точки зрения, поведению офицера не поменял. Гюнтер вдруг подумал, что из Мюллера вышел бы прекрасный офицер - серьeзный, исполнительный, старательный, а самое главное для фронтового командира взвода или роты, бесстрашный. Но поздно.
Дня через два, самое позднее три, русские перейдут в наступление и все они превратятся или в трупы, или в пленных. Третьего не дано. До сегодняшнего посещения штаба полка была у него надежда на другой исход. Но улетучилась, как только начальник штаба, исполняющий обязанности командира полка раненого день назад, холодным до безжизненности тоном прочитал обращение фюрера, окончательно переводя дивизии их группы, застрявшие в этом дурацком городе,
Фюрер решил принести их в жертву. Вместо ещe возможного прорыва на запад, при условии что им помогут ударом из Пруссии, Четвeртой танковой группе Гепнера было приказано вести бои, связывая как можно больше войск противника.
Гюнтеру стало плохо при этих словах. Все эти бесконечные дни он убеждал своих солдат, что они удерживают плацдарм, необходимый Германии для стремительного рывка в глубь варварской России. Что неудачи у них временные, что нужно дождаться помощи, которая вот-вот придeт из недалeкой Пруссии. А что говорить теперь?
Наверное, потому он и пошeл вдоль переднего края, что жизнь теперь не имела никакой ценности. Хотя помирать в двадцать восемь лет было страшно, но и смотреть в глаза боевых товарищей, которых ты, хоть и неосознанно, обманывал все эти дни, представлялось мерзким занятием.
Майор Хенне командир второго батальона их моторизованного полка, выйдя из штабного подвала, витиевато выругался. Хенне был родом из Гамбурга, в молодости ходил матросом на торговом пароходе, где и научился неподражаемо материться на нескольких языках. Даже за недолгое пребывание на Восточном фронте он умудрился пополнить свою коллекцию несколькими русскими выражениями. Гюнтер слышал его тирады и раньше, но никогда до этого майор не вплетал в них верховное командование вермахта и самого фюрера. Один из штабных офицеров попытался сделать ему замечание, но наткнувшись на злой взгляд, предпочeл за лучшее ретироваться. А из боевых офицеров полка никто не высказал недовольства его поведением.
Хотя упоминание фюрера в сексуальной компании с целым набором животных, свести которых вместе могло только чрезвычайно извращенное сознание, неприятно резануло слух, Гюнтер понимал майора. В 56 танковом корпусе у него в одной из панцер-дивизий воевал младший брат. Брат остался в сгоревшем панцере где-то севернее Ковно, когда русские армии таранными ударами загоняли их части в котeл. Не имевший детей Хенне любил своего намного, на пятнадцать или около этого лет, младшего брата отеческой любовью. И необычайно тяжело для боевого офицера, прошедшего пол-Европы, переживал его гибель. В тот день Гюнтер впервые видел его пьяным, и впервые услышал знаменитые словесные пассажи майора. Правда тогда в них ещe не упоминалось непосредственное начальство поимeнно, а по большей части доставалось русским. Но сегодня майор, похоже, сломался окончательно.
Продолжение сексуальных похождений верховного командования вермахта в не менее экзотической компании, майор не повторялся, Гюнтеру удалось выслушать в штабном подвале второго батальона, его правофлангового соседа. Впрочем ему уже было всe равно. Трофейная русская водка прекрасно притупляла патриотические порывы, веселила, требовала совершения необдуманных и нелогичных поступков. Гюнтер впервые стал понимать русских, хлебнув этой огненной жидкости, можно было вести себя только так, как поступал противник.
– Вот чему нужно поучиться у русских, - бубнил уже изрядно пьяный майор Хенне, - так это изготовлению водки, с которой нашему шнапсу не сравниться.
–
– Включился в разговор начальник штаба батальона обер-лейтенант Рейхельт, который не выходил из пьяного состояния с тех пор, как их батальон захватил склад с водкой.
– А русские танки, а их штурмовики, а, наконец, эти проклятые миномeты с калибром в двенадцать и шестнадцать сантиметров.
Гюнтер согласно кивал. Сюда можно было добавить и крупнокалиберные пулемeты, под огонь которого на второй день войны попала его рота, и противотанковые ружья, которые жгли лeгкие панцеры как спичечные коробки, и даже подбивали Pz-3 и Pz-4 на малых дистанциях. Ходили слухи и о каком-то новом оружии, под огонь которого ему пока не приходилось попадать. Но слухи настолько ужасные, что становилось страшно заранее.
Только русская водка могла объяснить его желание прорываться в свой батальон вдоль передовой. Трезветь Гюнтер начал после первого обстрела, окончательно придя в норму, когда в относительной близости рванула тяжeлая мина шестнадцатисантиметрового калибра. Впрочем он прихватил с собой пару бутылок, опытный в деле потребления данного напитка Рейхельт настоятельно советовал принять пару рюмок после прорыва в свою часть. Если конечно повезeт остаться в живых.
Гюнтеру повезло. И даже бутылки с водкой остались целы. Возникло искушение выпить рюмку сразу, появилась мелкая дрожь в пальцах, организм избавлялся от избытка адреналина, впрыснутого в кровь при прорыве вдоль передовой. Но не хотелось разочаровывать фельдфебеля Мюллера.
Гюнтер торопливо извилистыми ходами сообщения, повторяющими изгибы разрушенных улиц, пошeл к своему командному пункту. Возникло искушение заглянуть в свою бывшую роту, но Гюнтер сразу отмeл его. Там придeтся отвечать на вопросы, и отвечать правдиво. Врать старым боевым товарищам, с которыми прошeл Польшу и Францию, мерзко и противно. Пусть врeт им Курт, который сменил его на должности командира роты. Кстати, нужно вызвать его самым первым, не помешает посоветоваться.
В подвале командного пункта батальона его встретила тишина. Начальник штаба ушeл инспектировать свою бывшую роту. Не было и всех остальных офицеров. Гюнтеру вдруг стало понятно, что они так и не стали полноценным командованием. Каждого из них тянет в свою бывшую роту. Конечно, если бы повышение в должности происходило как обычно, многих проблем удалось бы избежать, попросту посоветовавшись с предыдущим командиром. Но предшествующий ему командир батальона, да и весь штаб тоже, сгорел в бронетранспортeре, попавшем под удар русской артиллерии.
Оставшись один, пришлось для этого выпроводить нового ординарца под предлогом сбора офицеров, Гюнтер последовал совету обер-лейтенанта Рейхельта и выпил рюмку огненного напитка, который русские вполне успешно выдавали за обычное спиртное. Подождал несколько минут и добавил ещe одну, ведь Рейхельт рекомендовал именно две рюмки. Чувствуя как потeк по жилам жидкий огонь, Гюнтер начал понемногу успокаиваться, и даже приказ фюрера перестал казаться предательством по отношению к нему и его солдатам. Тянуло добавить ещe, но Рейхельт предупреждал его, что нужно подождать и Гюнтер последовал совету более опытного в этом деле товарища.
Иван заметил немца, пробирающегося, прикрываясь линией развалин, которые когда-то гордо назывались улицей, стоило тому только показаться в пределах досягаемости. Он не торопясь навeл пулемeт на место предполагаемого появления своей цели, но тот оказался очень умелым противником, ни разу не позволив полноценно прицелиться. Иван переводил ствол вслед чересчур прыткому "гансу", ожидая когда он приблизится к подбитым немецким танкам. За ними было сразу метров двадцать совершенно открытого пространства, на котором он и собирался остановить своего противника. Наконец немец переместился за крайний сожжeнный танк и остановился. Иван нашeл прицелом край брони танка, ожидая появления немца. Выбрал слабину курка, успокоил дыхание.