Мчащиеся мустанги
Шрифт:
— Я все отрицаю! — заявил Дэвид. — Но даже если это было так, уверяю, мама уехала туда с добрыми, честными намерениями — остаться одной! — Фелипе Гузман расплылся в улыбке, а мальчишка сжал кулаки и прорычал как молодой тигренок: — Так бы и полоснул тебе ножом по горлу!
— Слышали? — тут же обратил сказанное в свою пользу Гузман. — Да в нем говорит кровь разбойника чистой воды! Послушайте его, мой друг! Послушайте же, наивный сеньор Глостер! И пусть вам подскажет ваше честное сердце, ваш здравый смысл! Разве не ясно, что такого никогда не сказал бы сын благородной дамы, изображение которой я вам только
Этот монолог вконец запутал Тома Глостера. Он глубоко задумался, бросая на Фелипе Гузмана умоляющие взгляды, как бы требуя, чтобы тот говорил только чистую правду.
— И ты ему поверишь? — усмехнулся Дэвид.
Тому Глостеру было нечего ответить!
— Кроме того, — с расстановкой, стараясь говорить как можно убедительнее, добавил Гузман, — вы должны знать, что у нас имеются подлинные показания старой женщины, которая находилась с сеньорой в горах и, как считалось, принимала роды. Так вот, как следует из данных ею под присягой показаний — а она была честной женщиной, — сеньора Пэрри не рожала никакого ребенка!
Этот уничтожающий довод Дэвид Пэрри встретил с бурным негодованием:
— Ты же сам заплатил ей за это заявление!
— Это еще надо доказать! — парировал Фелипе Гузман. — Как видите, сеньор, сей наглый и находчивый малец — такой же наглый и искусный, как его отец-разбойник и беззаботная мамаша, — будучи припертым к стене, утверждает, будто имеющиеся у нас свидетельства получены под ложной присягой. Хотя у самого нет никаких доказательств этого!
— Том! — в полном отчаянии воскликнул мальчик. — Ты же можешь судить об этих людях по их делам. Если все свидетельства против меня настолько хороши, почему они постарались выдворить меня из страны? Почему не стали дожидаться решения суда?
— Потому что отец мальчика — горячий, своенравный человек. Он способен просто из-за каприза встать на сторону этого лжесына в ущерб настоящему сыну.
— Том, они пытаются увильнуть от правды. Но ты же знаешь, что эти люди пытались со мной сделать?! Это они пытались убить меня на темной улице — ты же помнишь, что спас меня от тех четверых?
— Помню, — медленно произнес Том.
— А потом яд на корабле?
— Чего только не наделают глупые агенты! — заметил Фелипе Гузман. — Не отвечать же за каждого!
— Слыхал? — воскликнул Дэвид. — А эти четверо для чего здесь? Чтобы убивать, Том, чтобы убивать! Даже за самый худший мой грех разве я заслуживаю убийства?
— Он старается запутать дело, — хладнокровно заключил Гузман. — Я постарался дать вам серьезные доказательства. Что ты можешь им противопоставить, молодой человек?
— Только одно, Том, — ты видел лицо женщины, которая, я убежден, является моей матерью?
— Видел.
— Способна ли она лгать?
— Думаю, нет!
— Так вот она поклялась,
Тому вдруг все стало ясно. И он, как всегда, ответил простыми словами:
— Теперь я знаю, что никогда тебя не оставлю, Дэвид, и не перестану тебя защищать. Извини, что начал было сомневаться в тебе.
Глава 19
ОПАСНОСТЬ ИХ НЕ ОСТАНОВИТ
Напускная доброжелательность и непринужденность мгновенно исчезли с лица Фелипе Гузмана. Насмешливо ухмыляясь, он откинулся на спинку сиденья и презрительно процедил:
— Бизона словом не убедишь. — И тут же, перестав следить за своими словами и манерами, выпалил: — Знаете, что будет дальше, сеньор Бизон? Сеньор Тугодум?
— Знаю, что вы пытаетесь меня разозлить, — ответил Глостер. — Но зря стараетесь — этим вы меня драться не заставите. Из-за ваших слов, сеньор Гузман, я драться не стану.
— Уж не хотите ли вы, чтобы я прислал вам официальный вызов? — издевательски поддел Гузман.
— Посмотрите на меня, сеньор Гузман. У вас рядом трое помощников. Рассуждать мне некогда. Вы знаете, что у меня по револьверу в обоих карманах. Они направлены куда надо. Если увижу, что надо стрелять, начну стрелять. Это все. Словами меня стрелять не заставишь. Но если хотите, чтобы я начал, всего лишь суньте руку в карман.
Все это было сказано без показной бравады, простыми словами. Фелипе Гузман ничего не ответил, только, сложив на груди руки и опустив голову, попросил своих спутников, чтобы они его разбудили перед Караколлесом. И уснул или притворялся спящим, по крайней мере не шевелился, пока один из них, тронув его за плечо, не пробормотал ему что-то на ухо. Тогда он открыл глаза, потянулся, широко зевнул и, глядя с ухмылкой на Тома Глостера, выпрямился.
— Могли бы и сами вздремнуть чуток, амиго! — заметил, махнув рукой в сторону окна. — Мы уже почти в Караколлесе. Слыхали когда-нибудь?
— Видел на билете, — буркнул Том. — Там напечатано.
— Это последний город, который вам доведется увидеть, — заявил Гузман. — Советую хорошенько наглядеться!
Том промолчал. Поезд пошел тише, за окном замелькали дома. Когда приехали, первым в открытую дверь вылетел Гузман, за ним его свита.
— Струсили, — облегченно вздохнул Дэвид. — Не посмели, Том, иметь дело с тобой, иначе наши трупы вышвырнули бы из вагона задолго до Караколлеса. Хвала Всевышнему, что твоя слава тебя обгоняет, друг!
Они оказались у самых высоких вершин Анд. Здесь был чистый разреженный воздух. То там, то тут по склонам сверкал лед, неровная поверхность была усеяна странными фигурами, похожими на обернутые в саваны статуи. Такие фигуры, которые мальчуган называл «пенитентес» (кающимися грешниками), были творениями сухого воздуха и солнца, разъедавших ледяные глыбы. Накануне странствий по голым, труднопреодолимым нагорьям они показались Тому Глостеру зловещим предзнаменованием.
Правда, на такие фантазии не было времени. Приятели оба по горло были заняты подготовкой к отъезду из Караколлеса. Продолжать путешествие по железной дороге было бессмысленно, так как в поезде им снова устроили бы такую же ловушку, на этот раз стянув еще больше сил, чтобы уж действовать наверняка.