Меч ангелов
Шрифт:
– Один из моих помощников загулял с одной девчонкой, – сказал он без выражения, и лицо его всё время оставалось неподвижным. – К несчастью, его застукали люди бургграфа и бросили в темницу. Это бы и ладно, подземелья ему только на пользу. Но один из ваших, – я понял, что он имеет в виду инквизиторов, – собирается передать его в руки Святого Официума. А это уже дело... посерьёзнее.
– А какое до этого дело Святому Официуму? – задумался я. – Нам не интересны ни прелюбодеяния, ни изнасилования. Разве что, – я нахмурил брови, – дело касается родственницы кого-нибудь из инквизиторов. Тогда, простите, я не смогу ничего сделать, даже если бы захотел.
– Нет, нет, – вяло запротестовал он. –
– Вот как, – сказал я минуту спустя.
Это признаниенепроизвело наменявпечатления, потому чтоблизнецам, которыесопровождалименяво многихпутешествиях, такженравилосьобществоженщинспокойныхитрупнохолодных. Ну,комуэто можетнавредить? Ведькогда душачеловекаотходиткПрестолуГосподнюна землеостаётсятолькомёртваяоболочка. Мывправе брезговатьподобнымповедением, нодолжны ли мыегоосуждать? Конечно, это былотолько моё мнение, ибоЦерковь, всвоейбезмерной мудрости, имелана этот счёт особое мнение, которое я почтительно уважал.
– Я не могу вам ничего обещать, – сказал я наконец. – Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы снять обвинения с этого человека.
– Мне этого достаточно, – ответил он и кивнул таким медленным движением, словно боялся, что его голова может оторваться от шеи. – В конце концов, вы - друг друзей, мастер Маддердин, и я слышал, что ваше слово твёрдое.
– Покорнейше благодарю за доверие, – отозвался я.
– Нужно доверять друг другу в эти тяжёлые времена, – вздохнул он и моргнул глазами, в этот раз аж два раза подряд.
Иногдачудеса случаются, любезные мои. Я не особо надеялся на визитв Ямы, но тем не менее... Оказалось, чтоодин из сотрудниковТаускапрекрасно помнит, чтопривезлителаизгородскойтюрьмы, идаже знал, гдеихзакопали.
– Я закрою глаза на то, что у вас нет соответствующего разрешения, – сказал Тауск, глядя прямо на меня, и я понял, что он ожидает, чтобы я оценил его благосклонность.
– Покорнейше благодарю, – ответил я снова.
– Ерунда, – бросил он, и я мог бы сказать, что он небрежно махнул рукой, если бы не тот факт, что рука эта двигалась так величественно, словно он был правителем, приветствующим ликующие толпы.
Мы ждалина краютраншеи,асотрудникиТаускаусерднокопали. Когдадокопалисьдотрупов, я помахалладоньюперед носом. К счастью,тела быливмерусвежие,изапахгнилиещёнебылособенноинтенсивным. Внизунаходилосьнесколькотел, номогильщикпомнил, какие из нихпривезлииз городскойтюрьмы. Их вытащилинаверх, и ясклонилсянадтрупами.
– Не видать, чтобы их пытали, – заметил Тауск, и я не мог не согласиться с этим заключением.
Однако не это было главное. Во-первых, оба мужчины имели волосы на голове и теле, а одним из основных правил допроса является бритье подсудимых, чтобы дьявол не мог спрятаться в волосах и помогать своим последователям. Конечно, это был предрассудок или, скорее, лишённый смысла обычай, но, тем не менее, широко используемый, особенно, когда допросы вели священники... Мы, инквизиторы, не придавали бритью особого значения, ибо прекрасно отдавали себе отчёт, что дьявол скрывается в умах и сердцах людей, а не в их волосах. Второе: оба монаха имели на коже родимые пятна и родинки, и я не нашёл каких-либо следов, свидетельствующих о том, чтобы эти места прокалывали иглами, в соответствии с законом и обычаем. И третье, самое важное: ни один, ни второй монах не имели выбритой тонзуры, а их волосы были значительно длиннее, чем это позволял монашеский устав Бедных Братьев.
– Какие-то странные эти монахи, – заключил управляющий, и я мог лишь признать его правоту.
– Огромное вам спасибо, господин Тауск, – сказал я. – Думаю, я увидел всё, что хотел увидеть.
– И я так думаю, – произнёс он голосом без всякого выражения.
Ибодействительно: я увидел всё, чтохотел увидеть, иврезультатеосмотратруповнапрашивался только одинвывод:кем бы ни былилюди,привезённые из тюрьмыипохороненныев Ямах, они определённо небылимонахами. Где жея могнайтимонахов, которыхдопрашивалканоникБратта, ипочему он решил провести такую мистификацию? Зачем ему защищать людей, обвиняемых в ереси, и для каких целей он собирался их использовать?
– Мастер Маддердин. – Делопроизводитель Инквизиториума поднял на меня усталые, налитые кровью глаза. – Надеюсь, вы отдаёте себе отчёт, насколько необычна ваша просьба?
– Его Преосвященства предоставил мне все полномочия... – ответил я по существу, хотя сначала я хотел было сказать, что я специалист по необычным просьбам. Однако вовремя прикусил язык.
– Полномочия полномочиями, - проговорил он спокойно, - Но я не вижу в них ни слова о постоянном наблюдении за иерархами Церкви…
– „…всеми доступными способами…”. – Я указал ему пальцем на фрагмент епископской грамоты.
Он вздохнул.
– Хорошо, - сказал он наконец. – Но вы должны подписать приказ. В случае осложнений вы будете отвечать перед Его Преосвященством. – Он посмотрел на меня и устало покачал головой. – И знайте, что если так случится, не хотел бы я оказаться в вашей шкуре.
– Безусловно, – ответил я, ибо, зная Его Преосвященство, сам не хотел бы оказаться в собственной шкуре, когда начнутся проблемы.
Просьба была действительно необычна, ибо редко случалось, чтобы Инквизиториум начинал наблюдение за значительным церковным иерархом иначе, чем только по очень чёткому приказу епископа Хез-Хезрона, который, в конце концов, являлся (практически и теоретически) начальником Святого Официума. На этот раз канцелярия решила сделать небольшое отступление от правил, и я думал, что каноник Братта был обязан этим тому факту, что инквизиторы равно презирали его, как и ненавидели. И видно, даже в сидящем передо мной брате-инквизиторе, исполняющем скучные официальные функции, горела эта ненависть. Что ж, Одрил Братта не посвятил свою жизнь тому, чтобы найти себе в различных кругах надёжных друзей, а теперь за своё легкомыслие мог дорого заплатить... Но я не собирался плакать по этому поводу, несмотря на то, что я от природы человек сентиментальный и эмоциональный.
Принимая решение о наблюдении, Святой Официум решался на отправку шпионов. Их личности были скрываемы даже от инквизиторов, поскольку, в конце концов, даже они могли быть когда-то подвергнуты слежке, и было бы нехорошо, если бы они могли без труда распознать шпиона. Кроме того, чем меньше людей знало такого рода тайны, тем больше была вероятность, что всё это не выйдет из-под контроля. Лично я, однако, был убеждён, что, по крайней мере, к некоторым шпионским отчётам имеет доступ не только Инквизиториум, но также и тонги – хорошо организованная преступная группировка, промышляющая в Хез-Хезроне. Конечно, этих подозрений я ни в коей мере не мог подтвердить, но мне они казались очевидными. Так или иначе, через несколько дней я должен был знать о канонике всё: куда ходит, с кем встречается, о чём разговаривает, и даже из чего состоит его меню. И я надеялся, что эта информация поможет мне завершить доверенную епископом миссию. Кстати, эти знания могли привести меня в такие места, о которых в ином случае я никогда бы не хотел даже знать... какое счастье, что я отдавал себе в этом отчёт, всегда утверждая, что познание истины не является добром само по себе, но, главное, можем ли мы найденные знания использовать с пользой для нас самих.