Меч и корона
Шрифт:
— Что же мне делать? — в отчаянии спросила я Агнессу, когда та пришла помочь мне одеться к ужину.
— В каком смысле, госпожа? Если вы о непонятных пристрастиях его величества, тогда думаю, вы не очень-то можете что-нибудь с этим сделать.
Говорила Агнесса, как всегда, отрывисто, а знала обо всем, что происходит вокруг.
Я отвернулась, чтобы не смотреть на нее.
— У меня больше нет мужа.
— Так заведите любовника, — шепотом произнесла Агнесса.
У меня голова пошла кругом. Любовника?
— Этого я не могу.
— Отчего же? Вы любите Его величество?
—
— Ну, значит, и препятствий никаких нет. Вы что, так и будете сгорать от желаний? А Его величество не тот человек, который способен зажечь настоящую страсть.
Губы ее искривились от того же презрения, которое захлестывало меня.
— Мне не случалось гореть желанием, — вздохнула я.
— А я утверждаю, что вы лжете, госпожа, — сказала Агнесса с ехидной усмешкой. — Готова поспорить, от него под простынями столько же толку, сколько и от евнуха, а вот ваши певцы-южане способны воспламенить любую женщину своими вздохами, томными взглядами и нежными словами.
Я неуверенно заерзала на краешке ложа.
— Хотите дожить до конца дней своих, так ничего и не узнав, ничего не изведав?
— Не хочу, — ответила я вполне откровенно.
— Тогда действуйте, — сказала на это Агнесса таким тоном, словно я уже приняла решение. Я возмутилась.
— Да откуда же мне знать, Агнесса, что другой мужчина не окажется таким же? Может, вся загвоздка во мне самой.
— Вы — женщина очень красивая и страстная, — фыркнула Агнесса.
— Но я никогда еще не испытывала страсти.
— А у вас еще и не бывало такого мужчины, как надо. Что ж, так и сойдете в могилу, не изведав, какие удовольствия сулят объятия мужчины и его чресла? Заведите себе выносливого любовника, моя госпожа, вот что я вам советую.
Я зарылась лицом в подушку, совсем как Людовик.
— Ступай прочь!
События в Витри нам еще аукнулись. На нас без предупреждения свалился Бернар Клервоский. Несмотря на нездоровье, вследствие которого он за последние месяцы превратился в сущие кожу да кости, этот святой, едва его нога ступила к нам во дворец, тотчас потребовал, чтобы Людовик его принял. Сколь бы ни был он слаб, но времени не терял ни минуты и набросился на Людовика в присутствии всего двора. Должно быть, он хотел так потрясти короля, чтобы тот вышел из жалкого состояния кающегося грешника. На этот раз не на меня был направлен его яростный гнев, и я даже сочувствовала аббату.
Я сидела на троне рядом с Людовиком — бледным, с застывшим лицом, наряженным по случаю визита святого аббата в длинную, до самых пят, рубаху (хотя я углядела краешек власяницы в вырезе у шеи). Среди придворных, стоявших с постными физиономиями, он выслушивал резкие обличения Бернара.
В них, собственно, не было ничего нового, разве что аббат говорил до неприличия прямо. О чем это думал Людовик, когда затевал войну — кстати, совершенно ничем не обоснованную против Теобальда Шампанского? И разве так поступают короли-христиане; убивают всех подряд, жгут, рушат храмы, точно заядлые разбойники с большой дороги? Теперь пришло время королю оставить Витри-на-Марне в покое и обратить все помыслы на управление своим государством. Долг короля — держать в руках бразды правления, а не сжимать судорожно молитвенник с утра до вечера и
— Что убедило вас поддержать Вермандуа в этом деле с женитьбой? Вы позволили своей жене вести вас по тропе бедствий. — Каждое слово обвинений Бернара сочилось отвращением. — Вы допустили, чтобы Рауль Вермандуа водил вас на сворке. Стыдитесь, Ваше величество! Вы должны…
— Умолкни!
Придворные в страхе затаили дыхание. Как и я. Не припоминаю, чтобы мне до тех пор приходилось слышать, как Людовик столь властно повышает голос.
— Хотите заставить меня замолчать? — резко спросил Бернар.
— Хочу! И заставлю! Водил на сворке? Вы преступаете Границы дозволенного, господин мой аббат! — Людовик подался вперед, вцепившись руками в колени. — Вы что, моя совесть?
— Богом клянусь, немного совести вам бы не помешало! — Аббат Бернар не собирался отступать ни на полшага.
— Со мной вы не будете говорить в подобном тоне. — Людовик вскочил с места и быстрыми шагами устремился вперед, словно собирался ударить аббата. — Я же буду поступать, как сочту нужным. Я здесь король!
— Тогда и ведите себя, как король, пред лицем человеков и Господа Бога, — загремел в ответ Бернар. — Именем Божиим говорю! Отчего старались вы изо всех сил ублажить женщину, которая дана вам в жены? Разве не видели исходящей отсюда опасности? Что побудило вас осуждать кровосмесительную связь Вермандуа с его первой женой?
— Да ведь это противно законам церкви, — прорычал Людовик. — Противно Богу.
— Глупец! Глупец, блуждающий во тьме! — Глаза Бернара метали молнии. — Надо же — привлекать внимание к смешению крови! Тогда как и вы сами состоите со своей женой в запретной степени родства. Кровосмешение — дело очень опасное. Одному (провались он в преисподнюю!) аукнется, другому (трижды провались он!) откликнется!
Повисла тишина.
Атмосфера в зале вдруг так сгустилась, словно он весь заполнился дымом. Все замерли, будто очутившись на краю пропасти. Никто не смел пошевелиться. Даже дыхания не слышалось. Что же это такое? Мое внимание без остатка поглотили слова аббата.
— Что такое? — растерянно переспросил Людовик, переводя взгляд с аббата на меня. — Это ведь неправда.
— Еще какая правда! — снова оглушил присутствующих Бернар раскатами своего голоса. — Или вы хотите сказать, что вам сие не ведомо?
— Да. Я этого не признаю. Нет ни единого доказательства…
— Доказательства? Да ведь сам епископ Леонский разоблачил запретно близкую степень родства.
— Неправда! — в ярости выкрикнул Людовик. — Я этому не верю. И не потерплю, чтобы это обсуждали, слышите вы меня? Элеонора — моя законная супруга.
Происходившее после вокруг меня отодвинулось куда-то далеко. Я больше не обращала внимания ни на что. Вопрос о кровосмесительстве повис передо мной в воздухе, как столбик высвеченных солнечным лучом пылинок, мне же предстояло уловить его и разгадать значение. То было откровение, которым я не могла пренебречь. А раз уж я узнала, кто располагает нужными сведениями и способен мне помочь…