Меч и роза
Шрифт:
Ярость внезапно покинула потрясенного Коупа, его глаза стали тусклыми и безжизненными, лицо – старым и осунувшимся, плечи поникли, руки отпустили поводья. Заметив, что мятежники приближаются, офицеры окружили генерала плотным кольцом и убедили его вернуться на побережье, где ждали суда.
Алекс ощутил боль в руках. Мышцы ныли, запястья жгли врезавшиеся в кожу веревки. Некоторое время он не мог вспомнить, где находится. Он потряс головой, чтобы прогнать туман, висящий перед глазами, откуда-то из мрака донеслись хриплые смешки, шарканье, шорох сена и глухие удары тел.
Боль в запястьях стала почти невыносимой, как и боль в висках. Его уши, голова, грудь казались чужими, налитыми болью, ее причинял даже стук сердца. Алекс глох от него, медленно умирал, чувствовал, как из него вытекает жизнь.
Он кричал, звал ее по имени, но Энни уже не слышала его. Эти звери постарались на славу, их когти оставили отметины на нежной белой коже, превратили ее в кровавое месиво. Господи, сколько крови! Она запеклась на бедрах Энни, на сене, на котором она лежала, на руках, на животе. С каждым глухим ударом из ее пересохших губ вылетал тонкий, мучительный стон.
Энни!
Выкрикивая ее имя, Алекс напрягся, изо всех сил натянул веревки, чтобы увидеть, что сделали эти дикари с его возлюбленной. Их было трое: Энгус, Малькольм и Дугалл Кэмпбеллы. Заклятые враги с незапамятных времен, приглашенные в Ахнакарри, чтобы отпраздновать брак их кузины Моры и Дональда Камерона, вождя клана Камеронов. Они прикрывали ненависть кривыми улыбками, но их глаза горели. Они дождались, когда самая молоденькая из женщин, забыв обо всех предосторожностях, ускользнула из толпы, чтобы побыть с любимым. Негодяи последовали за ней, выследили влюбленных и напали на них.
Алекс издал протяжный вопль, взбесившись при виде раздутой фигуры Малькольма Кэмпбелла, уродливо ухмыляющегося в экстазе. Страдая от мук Алекса сильнее, чем от собственного унижения, Энни вскинула руку с зажатым в ней неведомо где найденным обломком кремня и вонзила его в потный висок Кэмпбелла. Она наносила удар за ударом, ее зеленые глаза вспыхнули презрением. Острым краем камня она располосовала щеку и шею насильника.
Кэмпбелл завизжал и отпрянул, схватившись за щеку и глаз. Выхватив камень из пальцев Энни, он ударил ее кулаком в лицо так, что ее голова запрокинулась. Энни затихла – и больше не шевельнулась.
Алекс вскочил на ноги, нечеловеческим усилием разорвал веревки, забыв обо всем, одержимый той же жаждой крови, что и три зверя, стоящие перед ним. Схватив меч, настоящий старинный меч, который он хранил на сеновале и с гордостью показывал Энни, он вскинул его над головой. Легкий шорох сена привлек внимание Дугалла, стоящего на коленях рядом с Малькольмом, и он обернулся. Увидев Александера Камерона с мечом в руках, он побелел от ужаса, и в ту же минуту меч вонзился в спину его брата Энгуса. Громко хрустнул позвоночник, у Энгуса вырвался дикий вопль, Дугалл вскочил на ноги, но в ту же секунду перед ним сверкнула сталь. Первый удар он сумел отразить, второй тоже – так, что мечи столкнулись с громким лязгом.
Дугалл был на восемь лет старше семнадцатилетнего Камерона, он мог бы без труда расправиться с мальчишкой. Но в темных бездонных глазах Алекса горел дьявольский огонь, древний и таинственный, безжалостный и ледяной, как сама смерть. Дугалл струсил, его вызывающие крики сменились мольбами о пощаде, ему пришлось отступить в дальний угол и держать меч обеими руками, чтобы тот не вылетел под яростным натиском.
Малькольм тоже вскочил, но слишком долго медлил, доставая меч, и очередной удар рассек тело его брата от горла до низа живота. Алекс мгновенно обернулся навстречу единственному оставшемуся в живых Кэмпбеллу. Свет фонаря сверкнул на окровавленном лезвии меча, и в ту же секунду меч со свистом обрушился вниз. Малькольм мог бы отступить, отбить удар, но не успел и превратился в ком еще трепещущих мышц.
Только после этого Алекс позволил себе взглянуть на Энни. При виде тоненькой фигурки, затихшей в ворохе сена, весь гнев покинул Александера. Выронив меч, он упал на колени рядом с единственной женщиной, которую любил. С женщиной, которую он поклялся любить вечно...
Но когда он бережно отвел со лба густые кудри, оказалось, что под ними скрывалось лицо Кэтрин, а не Энни Максорли. Темные волосы Энни вмиг стали серебристыми, зеленые глаза приобрели оттенок гор в сумерках.
Прошла долгая, томительная минута, и вдруг теплое тело пошевелилось, руки Кэтрин потянулись к Алексу. Он наклонил голову, впитывая нежность и покой ее ласки.
– Самое страшное уже позади, – прошептала она. – Теперь можешь уснуть – больше этот кошмар тебе не приснится.
– Не уходи, – взмолился он. – Не бросай меня!
– Я никогда тебя не брошу, Алекс. Алекс?.. Алекс, ты слышишь меня?
Сквозь туман к Алексу прорвался еще один голос, изменившийся почти до неузнаваемости:
– Как думаешь, это опасно?
– Опасно? Трудно сказать. Видишь? У него до сих пор из ушей идет кровь. – Чьи-то пальцы коснулись влажного пятна на шее Алекса. – Так всегда бывает, когда сильно ударишься головой. Не знаю, стоит ли зашивать раны сразу. Еще неизвестно, слышит он или нет.
Алекс опять ощутил осторожное прикосновение – на этот раз к черепу.
– Ему чертовски повезло, – бормотал Арчибальд, кивком приказывая Струану Максорли придержать пряди волос с запекшейся на них кровью, пока он достанет иглу и нить. – Видишь? Еще немного, на волосок в сторону, и завтра утром нам пришлось бы рыть ему могилу.
Он зашил рану быстрыми, точными стежками, еще раз осмотрел ее, поручил Алуину наложить повязку, а сам вытер испачканные кровью пальцы о килт и перешел к следующему раненому.
– Да, если его начнет рвать, придержите ему голову, чтобы не захлебнулся, – напоследок посоветовал Арчибальд. – Но скорее всего он проспит до утра, а если будет стонать, дайте ему пинту моего снадобья – оно приглушит боль. Если будет мало – влейте ему в рот пинты две.
– Отличная мысль, – прошептал Алекс сквозь стиснутые зубы. Ему удалось слегка приподнять отекшие веки.
Перед ним мгновенно возникло встревоженное лицо Алуина.
– Алекс! – Оглянувшись через плечо, он позвал Арчибальда: – Он пришел в себя!