Меч и ятаган
Шрифт:
Колкость Томас проигнорировал.
— Я здесь по поручению Великого магистра. Мне нужно убедиться, что форт готов к бою.
В ответ удивленный взгляд, а затем ответ с толикой надменности:
— Мой гарнизон готов. Вы нам здесь не нужны.
— Как? — якобы непонимающе переспросил Томас. — Вы говорите, готовы? И это когда на внутреннем дворе у вас полный бардак, а в ворота с минуты на минуту начнет ломиться обезумевшая от страха толпа местных, искать здесь убежища? А вы здесь с вашими людьми прохлаждаетесь за созерцанием пейзажа? — Говорил он нарочито громко, так чтобы слышали все и различали в тоне язвительность. — Значит, готовы? Если это, по-вашему, готовность, то битва, считайте, проиграна. Великому магистру угодно, чтобы вы немедленно навели у себя порядок, дон Хуан. И вы, и ваши люди. Половине личного состава очистить двор и занять боевые места. До высадки сарацин заскладировать все припасы. Второй половине гарнизона разбиться на отряды и, выйдя из форта, собрать всех жителей, отсюда до подступов к Мдине. Тех, кто стар или немощен, нести на руках. Жители, в свою очередь, захватывают с собой любой полезный инвентарь и запас еды, который могут унести. Остальное подлежит неукоснительному уничтожению. Не оставлять и не щадить ничего — я подчеркиваю, ни-че-го, что так или иначе может пригодиться туркам. Вы меня поняли?
— А по какому праву вы здесь распоряжаетесь? — запальчиво, но уже без прежнего апломба возроптал ла Серда.
— Я вам сказал. Меня сюда послал Великий магистр.
— Это вытак говорите.
— Времени на препирательства нет. — Томас подступил на шаг ближе. — Еще минута промедления, и, уверяю вас, Великий магистр лишит вас командования фортом и поставит туда, где сочтет уместным ваш праздный настрой. Так что моим приказам подчиняться беспрекословно. Больше предупреждать не буду.
Дон Хуан пыхнул взглядом, но уже скорее оборонительно, чем наступательно. Повернувшись, он прокричал необходимые приказы. Сержанты стали сгонять людей вниз по лестницам, расположенным с обеих сторон площадки; наверху остались лишь несколько часовых и оба рыцаря со сквайром.
— Вы не имеете права вот так со мной разговаривать перед моими подчиненными, — сердито прошипел ла Серда.
— А вы — командовать своими людьми, если не умеете подчиняться тому, что от вас требуют… Ну да ладно. Пока приказы выполняются, мне нужно, чтобы вы сопровождали меня, пока я осматриваю форт. Обеспечьте моего оруженосца бумагой и грифелем. Ричард?
— Да, сэр?
— Будешь помечать мои наблюдения и рекомендации по каждому посту форта.
— Слушаю, сэр.
— Ну что, дон Хуан, пойдемте смотреть ваши владения. Как только моему эсквайру принесут все необходимое, можем начинать.
Дух противостояния из рыцаря наконец-то улетучился: кивнув, ла Серда повернулся и первым пошел к ближней лестнице. Томас тронулся следом; распирающая сердце досада мешала удовлетворенности от того, что удалось приструнить начальника форта. На подходе к ступеням Томас оглянулся, чтобы напоследок еще раз оглядеть османский флот. Солнце взошло уже достаточно высоко, и его теплые лучи струились и на сушу и на море, где окончательно развеялась дымка, обнажая таким образом всю чудовищную ударную силу неприятеля. Парусами и корпусами судов усеян был, казалось, весь горизонт. Теперь, в каких-то пяти милях от берега, вражеская армада на поверхности моря смотрелась подобием исполинского полумесяца — символичность, вызывающая невольную улыбку. Томас улыбнулся и заспешил вниз по лестнице.
Остаток дня гарнизон усердно освобождал внутренний двор. Ла Серда безропотно следовал за Томасом, диктующим при обходе рекомендации насчет числа людей для того или иного поста, размещения крепостных пушек, а также угла и зоны обстрела каждого из орудий. Ла Серду он дотошно расспросил, где будет храниться боезапас и как с началом осады планируется его пополнение. Спросил и то, где и как будет осуществляться обработка раненых, а также их вывоз на Биргу, если связь с другим берегом бухты не окажется прервана.
К полудню в форт начали поступать первые жители окрестностей. Стоя над воротами, Томас с Ричардом смотрели, как по пыльной дороге, что идет вдоль полуострова как раз под склоном Шиберраса, близится длинная нестройная колонна беженцев. А вдалеке в небесную синь темными струями и кляксами восходили дымы: это пламя снедало постройки, неубранные поля, пожирало запасы несъеденной пищи и скопленного человеком добра — так обходились со всем этим посланные из форта отряды факельщиков.
Взволнованных людей препровождали во внутренний двор. Цепляясь за родителей, испуганно плакали дети: на их глазах былью становились страшные сказки об ужасных набегах нехристей-пиратов, что забирают с острова целые семьи и угоняют в рабство, выхватывая детей из родительских рук, навсегда разлучая их друг с другом. Лишь те, кто еще мал и несмышлен, беспечно смеялись, радуясь смене обстановки — ведь скучно, когда сидишь дома, а вокруг все одно и то же. Тем, кто стар, помогали идти свои; престарелых несли по большей части чужие. Кое-кто пригонял с собою скот: кто пару коз, кто мула, кто тащил камышовую клетку с курами. Живность поменьше в форт запускали, а вот для рогатого скота здесь места не было (да и чем кормить — не гарнизонным же фуражом). Эту живность у хозяев перед входом забирали и, отведя за угол форта, забивали. Туши животных спешно свежевали и разделывали; куски мяса тут же бросали в бочки с рассолом, которые затем помещались в гарнизонное хранилище. Трупы же собак и мулов попросту сбрасывали в море.
В первых часах пополудни внимание Томаса на дороге привлекла небольшая группа пеших. Одежда на них была добротной выделки — судя по всему, обитатели одного из островных имений. Впереди шел какой-то здоровяк с посохом; следом несколько женщин, среди которых выделялась одна рослая, в зеленом плаще, с перехваченными тонким шарфом волосами.
— Надо же, — усмехнулся Ричард. — Ничто так не стирает очевидных различий между простым и благородным сословиями, как бегство от врага.
— Ничего, они же их здесь меж собой и восстановят, — успокоил Томас. — Можешь быть уверен.
Оба с минуту продолжали смотреть. Взгляд Томаса непроизвольно остановился на той, в плаще, что шла чуть особняком от других, а держалась с грациозным достоинством. Когда этих людей от ворот отделяла примерно сотня шагов, у Томаса в сокровенной глубине памяти что-то шевельнулось — сначала даже непонятно, что именно, какая-то смутная тревога внутри. Именно она заставила глаза напряженно вглядеться, но расстояние было слишком велико. Однако уже ожило чувство узнавания, и оно росло, переполняя. Сердце трепетно забилось, но бросило отчего-то не в жар, а в холод, потекший по спине вкрадчивой струйкой. Побелевшие пальцы сжимали закраину парапета, а сам Томас, непроизвольно вытянув шею, подался вперед.
На него озадаченно повел глазами Ричард:
— Что с вами, сэр Томас?
Баррет беззвучно открыл рот, но вместо ответа у него лишь безвольно отвисла челюсть.
На приближении к форту та женщина подняла обрамленное темными вьющимися волосами лицо, и сердце изнутри ударило словно кулаком. Все слилось воедино: мучительная нега, суетная растерянность и хмельная надежда.
— Боже, — чужим голосом выговорил он. — Боже мой… Это же она… Мария.
Глава 23
— Мария? — недоуменно поглядел Ричард. — Такого быть не может. Она же мертва. Стокли так сказал. Как она может быть живой?
— Это она, — односложно ответил Томас. — Не сойти мне с этого места.
— Которая из них?
— Вон та, в зеленом, — указал Томас.
Тонкая выделка одежд выделяла эту женщину среди скорбного шествия островитян, и Ричард на расстоянии полсотни ярдов легко ее углядел.
— Вы, наверное, все-таки ошибаетесь.
Томас ответил не сразу, опасаясь, что Ричард прав, а сам он подпал под чары неимоверного желания снова ее видеть. Он опять вгляделся, и теперь уверенность, что это именно Мария, возрастала с каждым шагом, который эта женщина делала в сторону ворот. Чтобы убедиться досконально, оставалось единственное средство, и Томас, словно сам не свой, отвернулся от парапета и порывисто зашагал к лестнице, ведущей к переходу за воротами.