Меч и ятаган
Шрифт:
Когда лодка пересекала бухту, Томас через силу сдерживал себя, чтобы не оборачиваться назад, как будто в надежде, что Мария будет стоять там на парапете и глядеть ему вслед. Несмотря на внешнее спокойствие, ум его бушевал воспоминаниями и самыми невероятными надеждами. Его самого изумляло, что в таком возрасте, после всего пережитого, с его закаленным, жестким взглядом на жизнь, который он у себя выработал, его вдруг так легко захватили необузданные эмоции и такие же пламенные, одна несбыточнее другой, грезы юности. Видно, верна старая поговорка: человек лишь стареет, но не мудреет.
Рядом в молчании сидел Ричард — неестественно спокойный, несомненно просчитывающий сейчас нежданный поворот событий. Когда с приближением нависающей громады Сент-Анджело юноша наконец заговорил, Томас невольно ощутил негодование от его неизбежного копания в своем прошлом — более того, в своем сердце.
— Зачем сэр Оливер солгал?
— Может, из мести, — пожал плечами Томас. — Он ведь знал, что весть о ее смерти больно ранит мне сердце.
Ричард подумал.
— Вопрос в том, скажется ли ее присутствие на истинной цели нашего здесь пребывания.
— С какой стати?
— Оно уже усложнило ваше положение, а мне для доступа в архивы нужна ваша помощь. Я не приветствую ничего, что нас от этого отвлекает.
— Я от дела не устраняюсь, — сказал Томас.
— Обещайте мне, что не будете попусту рисковать своей жизнью — во всяком случае, пока я не добуду то, зачем пришел.
— А вот это зависит скорее от Великого магистра. Думаю, скоро мы это выясним. — Томас повернулся и привольным жестом указал на море. Белые паруса и темные корпуса османских судов находились всего в нескольких милях от побережья и меняли сейчас курс на юг, неторопливо дрейфуя мимо входа в бухту, вне досягаемости пушек на стенах орденских фортов. — И еще от них.
Ричард прикусил зубами кончик большого пальца и задумался. Лодка меж тем обогнула скалы Сент-Анджело, и гребцы повернули к укромному причалу у подножия форта.
— Как вы намерены поступить с той женщиной?
— Понятия не имею, — качнул головой Томас. — Вообще, непросто даже воспринимать то, что она жива и находится здесь. Я должен поговорить с ней и уяснить, что у нее на сердце. Ведь столько лет прошло, да и расстались мы не на высокой ноте. Я так понимаю, что симпатии ее ко мне давно иссякли. В общем, правду раскроет лишь еще одна встреча и разговор.
— А если правдой окажется, что она… по-прежнему вас любит?
Томас помрачнел.
— Честно скажу: не знаю. Мне хотя бы исправить то, что еще с той поры лежит на моей совести. Я был бы счастлив одной этой возможностью.
— А если ее сердце принадлежит уже не вам, что тогда?
Томас обернулся к нему с недоброй ухмылкой.
— Думаешь, я потеряю желание жить? Ты забываешь, что я давно уже свыкся с мыслью о том, что существовать уже само по себе хорошо. К тому же теперь у меня есть ради чего рисковать жизнью. Орден, Мария — я молюсь о том, чтобы спасти их обоих и жить затем в удовольствии от того, что я так поступил. Это как-то успокаивает твои переживания?
— Во всяком случае, пока, — Ричард обратил взгляд на морскую даль. — Жаль, у меня не вышло управиться с заданием до того, как захлопнулась эта западня.
Гребцы налегли на весла, каждый на свое — один затабанил, второй загреб, — и суденышко, резко повернувшись, мягко ткнулось о просмоленные канаты, служащие буфером. Посланный за Томасом слуга ловко скакнул на причал, держа швартовочный конец, и надежно примотал его к столбику, после чего помог рыцарю и его эсквайру выбраться на берег. Томас огладил на плаще складки и жестом позвал Ричарда следовать за собой по крутым ступенькам лестницы, ведущей снизу в форт.
Великий магистр находился у себя в кабинете, в компании еще нескольких рыцарей. Все гурьбой стояли у сводчатого окна, наблюдая, как по безмятежному морю пядь за пядью близится сердцевина османский армады. Ее арьергард все еще отстоял на несколько миль к северу, а значит, к бухте будет подтягиваться еще в течение нескольких часов. Ричарду Томас указал остаться перед кабинетом, где помимо него своих господ дожидалось еще несколько оруженосцев и слуг.
— Кораблей, должно быть, по меньшей мере штук триста, — услышал он голос одного из рыцарей.
— По самым скомным подсчетам, — подчеркнул еще один рыцарь, высокий и статный, — судя по всему, маршал де Роблес, старший военачальник Ордена и соперник ла Валетта перед избранием последнего на должность Великого магистра. Томас ожидал увидеть здесь и Стокли, но его не было.
Завидев Томаса, ла Валетт чуть заметно ему кивнул, после чего, повернувшись, обратился ко всем:
— Враг направляется к югу острова. Теперь ясно, что он намерен высадиться в гавани Марсашлокк или в какой-нибудь небольшой бухте на том побережье. Воспрепятствовать высадке у нас вряд ли получится, но замедлить ее мы вполне сможем. А потому я приказал маршалу де Роблесу взять тысячу человек и при проходе вражеского флота вдоль побережья следовать за ним тенью. — Он повернулся к маршалу лицом. — Момент атаки при высадке определяйте сами, но в общее сражение не ввязываться. Бить быстро, разить без пощады и сразу отходить, не дожидаясь подхода вражеских подкреплений. Это понятно?
— Понятно, сир. Но у людей играет кровь, — самодовольно заметил де Роблес. — Они захотят опробовать себя при первой же схватке с неприятелем. Так сказать, переведаться.
— В таком случае ваш долг их удержать. Доказать свою доблесть у них еще будет возможность, причем довольно скоро.
— Слушаю, сир. Я проявлю твердость.
— Рассчитываю на это.
Ла Валетт указал еще на одного рыцаря — диковинного вида, с белокурыми волосами ниже плеч и аккуратно подстриженными усиками. На вид ему было не больше тридцати. Под указующим перстом Великого магистра он вальяжно улыбнулся.
— Шевалье ла Ривьер. Вы возглавите отдельный, сравнительно небольшой отряд из рыцарей и наемников. Вашей задачей будет напасть из засады на неприятеля, как только тот высадится на берег. Маршал со своими солдатами к этому времени отойдет к Биргу, так что рассчитывать сможете только на собственные силы. Беспричинного риска также не допускать. Вам надо внушить врагу мысль, что смерть ждет его за каждым камнем, за каждой стеной сожженного жилища, откуда на него могут наброситься и перерезать горло. Наше противоборство — это столь же война нервов, сколь и классическая оборона. А потому военная хитрость здесь ничуть не менее значима, чем храбрость и умение владеть оружием. — Магистр сделал паузу и оглядел свое офицерство. — Нам предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. Уступая числом, к победе мы можем прийти только сопротивлением более ожесточенным и длительным, чем воля турок нас преодолеть. Не допускайте ошибок. По своей беспощадности, напряжению сил и жестокости эта война не уступит ни одной из битв прошлого.