Меч и ятаган
Шрифт:
Томас бросил взгляд в сторону лестницы — не идет ли обратно Ричард? Хорошо, если бы успел до вражеской атаки. Мелькнул соблазн оставить позицию и отправиться на его розыски, но Баррет быстро себя одернул: какой пример это подаст подчиненным? Преодолев себя, рыцарь снова начал смотреть в сторону врага.
Зарокотали первые из турецких барабанов, быстро прибывая в мощи и числе. Ахнули цимбалы, засвиристели рожки, и в тот момент, как первые лучи солнца пронизали восточный небосклон, имамы на разные голоса напевно возвестили правоверным шахаду— свидетельство, что нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — его посланник. Форт окутало тихое бормотание: люди на стенах напряглись, понимая, что скорый приступ неминуем.
Внимание Томаса привлекло шуршание. Обернувшись, он с облегчением увидел, что со стороны лестницы возвращается Ричард, зачем-то волоча в обеих руках по стулу. Минуту спустя следом показались еще люди: четверо солдат, полуволоком ведущие полковника Маса и капитана Миранду. Ричард поставил им стулья невдалеке от провала, рядом с позицией Томаса, и помог опустить на них обоих офицеров.
— Мой меч, — скомандовал Мас, властно протягивая руку.
Один из солдат достал из ножен меч и передал его. Другой подал оружие Миранде.
— Я готов, — объявил полковник людям, что заволокли его на стену. — Занимайте боевые посты, и да пребудет с вами Бог.
Солдаты склонили головы в последнем салюте и расползлись по местам вдоль стены. Ричард пристроился возле отца.
— Что они делают? — спросил Томас, указывая на офицеров. — Разве им здесь место?
— Полковника затея. Когда я им передал ваше сообщение, он сказал, что лучше примет смерть там, где его видят солдаты, чем внизу, в часовне. Миранда с ним согласился.
Томас покачал головой при виде этих неестественно прямых полуистуканов, выставивших перед собой негнущиеся ноги в засаленных, окровавленных обмотках.
— Безумцы…
Бормотание в османских ложементах стихло, и вновь все заполонил неистовый гул барабанов. Томас обратил внимание к сыну, пользуясь последней возможностью оглядеть его вблизи.
— Я желаю… — вымолвил он с любовью, но дальше ничего связного на ум не шло.
Ричард с улыбкой потрепал ему руку:
— Понимаю, отец. Я бы и сам много чего пожелал, будь нам отпущено больше времени.
С вершины гребня бабахнула одна из пушек, подавая сигнал к атаке. Гром от этого залпа раскатился по бухте и утонул в яростном реве турок, рванувшихся из укрытий (благо до полуразрушенного Сент-Эльмо бежать теперь было всего ничего).
Им тотчас, не дожидаясь приказа, ответили защитники: из дул аркебуз вырвались плотные снопики огня. Вражье воинство лавиной хлынуло через изуродованную, изрытую землю и вверх по осыпавшейся из провала кладке. Томас не сводил с неприятеля глаз. Вот с простреленной головой упал первый, тут же скрывшись под ногами напирающих следом. На бегу упал еще один, и еще, получив свинец кто в голову, кто в грудь: на таком мизерном расстоянии попасть в цель было проще простого.
— Зажигательные! — приставив ко рту руки, рявкнул Томас.
Оставляя в воздухе дымные дуги, горшки падали в гуще врага и лопались в фонтанах неистового пламени, мгновенно поджигая визжащих от ужаса и боли турок.
— А ну, ребята, поддай им огоньку! — подбадривал полковник Мас, потрясая мечом. — За святую веру!
Его крику, улыбчиво щерясь, вторил Миранда:
— Всех в ад, нехристей! Кипеть им в смоляных котлах!
Пора было готовить меч. Рядом сосредоточенно подобрал копье Ричард. Сарацины лезли напропалую, невзирая на павших под пулями и градом камней, на спаленных адовым пламенем. Крутой угол наклона несколько замедлял их, и за время сближения с защитниками они понесли заметные потери.
Томас шагнул вперед, держа меч наготове; краем глаза он чутко улавливал, что рядом стоит сын, наклонив готовое для удара копье. Снизу, чуть впереди других, рвался к парапету сипах, округлив рот в боевом кличе. Над собой он воздевал копье, метясь в Ричарда. С хлестким ударом древка о древко юноша сноровисто парировал удар, после чего изо всех сил ткнул острием вперед, через пропоротый халат вогнав его сипаху глубоко в грудь.
Все больше сарацин скапливались снизу. Томас вдарил мечом по кокону чьей-то башки в тюрбане, но многослойная обмотка смягчила удар; пришлось чиркнуть по горлу — это решило дело, и противник завалился на спину. Рыцарь изготовился сразиться со следующим, и тут в плечо, неуловимо мелькнув перед глазами, что-то стукнуло — оказывается, стрела. Они летели снизу, из-за гущи толпы. Вскоре там завиднелись и вспышки с дымками: это из-за спин палили османские аркебузиры, поверх голов своих товарищей. Как перезрелая тыква, лопнула голова мальтийского ополченца вблизи Стокли, обдав лицо английского рыцаря серо-желтой кашей с кровью. Невдалеке Ричард всадил копье в плечо косматого дэва в звериной шкуре, который при этом взвыл и, высвободившись, грозно замахнулся на шлем Ричарда дубиной. Выставив в обеих руках древко, юноша, присев от напряжения, блокировал удар, а затем задним концом копья ловко поддел врага за ногу и опрокинул на спину, тут же вонзив острие ему в грудь.
Откуда-то сзади доносился рев полковника Маса:
— Держитесь, ребята! За Господа нашего и святого Иоанна! Смелее в бой!
В провал храбро шагнул Стокли и могучим взмахом меча, который держал обеими руками, рубанул османского офицера, спешащего впереди всех урвать славу того, кто первым ворвался в крепость неверных. Завидев в рассветном небе тусклый взблеск стали, офицер вскинул над собой щит, чтобы блокировать удар. Однако веса двуручного меча вкупе с чудовищным замахом не смог бы выдержать никакой щит. Обрушившись со стальным лязгом, меч Стокли расколол щит, отхватил осману в локте руку и распорол бок — сквозь пластинчатый панцирь, кожух, тканевый елек [58] и собственно кожу — отчего у турка отнялось дыхание. От удара он отлетел и стоял полуоглушенный, оторопело таращась на хлещущую из обрубка кровь. Затем с надсадным воплем замахнулся на английского рыцаря ятаганом. Его удар Стокли отразил и со следующим замахом рубанул врага по шее. Голова офицера с влажным хрустом взлетела в воздух и, брызжа кровью, шлепнулась куда-то в толпу.
58
Елек — безрукавка; шелковый вышитый жилет.
Стон поднялся над вражеским скопищем; передние невольно отшатнулись. Значительное количество людей турки потеряли еще на подходе; пара десятков полегла у провала, под обстрелом с обеих сторон. Враг начал пятиться вниз по склону, останавливаясь лишь затем, чтобы угнездиться в какой-нибудь расщелине.
— Все в укрытие! — громогласно скомандовал Томас.
Люди стали отходить обратно к провалу, где можно было хоть как-то укрыться за остатками парапета. От кладки градом рикошетили турецкие пули. Одному из мальтийских добровольцев не хватило проворства: пуля разнесла ему бедро. Выронив меч, он с криком упал на каменный мусор. Кое-как сев, попытался оглядеть свою рану и тут же откинулся, получив еще одну пулю в лицо. Стокли на какое-то время остался стоять один — с поднятым мечом, в угрожающей позе. Секунду спустя от его нагрудника отскочила пуля, оттолкнув на шаг вбок. Вторая щелкнула о броню наплечника. Вняв голосу разума, Стокли все-таки повернул назад и твердым шагом вышел из-под огня, пригнувшись за парапетом невдалеке от места, где, сидя на корточках, переводили дыхание Томас с Ричардом.
Те, кто с аркебузами, не сводили глаз с провала и, бережно расходуя последний запас пороха, били по врагу только тогда, когда тот явно подставлялся под выстрел. Османские стрелки, наоборот, стреляли не скупясь, по любому шевелению над парапетом. Выглядывать получалось лишь мельком. Глядя вдоль стены, Томас обозрел периметр, который все еще оставался за защитниками. Мас и Миранда покрикивали со своих стульев слова ободрения, взблескивая на прохладном утреннем воздухе поднятыми клинками.
— Тьфу ты, так и знал, — произнес негромко Стокли, и Томас, обернувшись, увидел, что он смотрит на свои измазанные кровью пальцы и обагренную сталь перчатки.