Меч Королей
Шрифт:
Позади Этельхельма ехали два священника на меринах и шесть конных копейщиков. Копейщики явно охраняли Этельвирда и его дядю, как и всадник, чей высокий жеребец стоял слева от Этельхельма, всадник, который выглядел слишком большим для своей лошади. Это был Вармунд, огромный и зловещий, какой-то серый и потрепанный на фоне остальных всадников. Тусклая кольчуга, глубоко изрубленный клинками щит с намалеванным оленем, побитый шлем без нащечников. Вармунд ухмылялся. Он предвкушал наслаждение. Ему предстояло сломать вражескую стену щитов и убивать. Он как будто не мог дождаться начала бойни.
Затем он вытащил меч. Вытащил Вздох змея. Мой меч. Узоры на стальном клинке отразили луч солнечного света, ослепив меня на мгновение. Вармунд еще раз плюнул в нашу сторону, повернулся и отсалютовал Этельвирду Вздохом змея.
— Мой король! — проревел он.
Мне показалось, что Этельвирд хихикнул в ответ. И он уж точно смеялся, когда всё его войско стало кричать: «Наш король! Наш король!» Они скандировали и колотили мечами по щитам, пока Этельхельм не поднял руку в кожаной перчатке, давая знак замолчать, а потом толкнул жеребца пятками, посылая его вперед.
— Он не знает, что ты здесь, — шепнул Финан, подразумевая Вармунда.
Я развязал нащечники, но высоко держал щит, наполовину закрыв лицо.
— Узнает, — мрачно буркнул я.
— Но биться с ним буду я, а не ты.
— Воины Мерсии! — крикнул Этельхельм и подождал тишины. Я заметил, как он пристально вглядывается в западные стены, и понял, что он высматривает сигнал о приближении войска Этельстана. Этельхельм перевел взгляд обратно на нас, не выказывая тревоги. — Воины Мерсии! — повторил он и махнул знаменосцу, чтобы выехал вперед, тот медленно замахал флагом — новым флагом, на котором олень Этельхельма подчинял себе дракона Уэссекса.
Этельхельм распустил украшенные золотой чеканкой нащечники шлема, чтобы люди видели его лицо: красивое, узкое и властное, чисто выбритое, с глубоко посаженными карими глазами. Он указал на флаг.
— Это новый флаг Инглаланда! Наш флаг! Ваш и мой, флаг единой страны под властью одного короля!
— Короля Этельстана! — выкрикнул кто-то из наших рядов.
Этельхельм проигнорировал эти слова. Он снова посмотрел на стены, а затем невозмутимо повернулся к нам.
— Одна страна! — сказал он, и его голос с легкостью донесся до людей на крепостных валах. Это будет наша страна! Ваша и моя! Мы не враги! Враги — это язычники, а где они? Где правят ненавистные северяне? В Нортумбрии! Присоединяйтесь ко мне, и обещаю, что каждый из вас получит часть богатств этой языческой страны. У вас будут земли! Будет серебро! Будут женщины!
При этих словах Этельвирд ухмыльнулся и сказал что-то Вармунду, который рассмеялся лающим смехом. Он по-прежнему держал в руке Вздох змея.
— Ваш король, — сказал Этельхельм, указывая на своего лыбящегося племянника, — это король Уэссекса, король Восточной Англии, и он предлагает вам прощение, милость и снисходительность. Он предлагает вам жизнь! — И снова быстрый взгляд на дальние стены. — Вместе мы сотворим одну страну для всех саксов!
— И всех христиан! — прокричал отец Ода.
Этельхельм посмотрел на священника и, должно быть, узнал в нем человека, который когда-то служил ему, но от отвращения сбежал. Однако он не выдал раздражения, просто улыбнулся.
— Отец Ода прав, — крикнул он, — мы создадим страну для всех христиан! А Нортумбрия — это земля Гутфрита Язычника, и вместе мы захватим его землю, и вам, жителям Мерсии, будут дарованы их фермы, леса, отары и стада, их женщины и пастбища!
Гутфрит? Гутфрит! Я в оцепенении уставился на Этельхельма. Гутфрит был братом Сигтрюгра, и если он на самом деле король, то мой союзник Сигтрюгр мертв. А если он мертв, если его погубила чума, то кто еще умер в Эофервике? Наследник Сигтрюгра — мой внук, но он слишком молод, чтобы править, и поэтому трон занял Гутфрит?
— Господин, — пробормотал Финан, подталкивая меня рукой с мечом.
— Сражаясь со мной здесь, — выкрикнул Этельхельм, — вы сражаетесь против помазанника Божьего! Сражаетесь за ублюдка, рожденного от шлюхи! Но если бросите щиты и вложите мечи в ножны, я отдам вам земли нашего настоящего врага, врага всего христианского Инглаланда! Я отдам вам Нортумбрию! — Он сделал паузу, и в наступившей тишине я понял, что люди Румвальда слушают, их почти убедили в том, что вот эта ложь и есть правда. — Я дам вам богатство! — обещал Этельхельм. — Я дам вам земли Нортумбрии!
— Она не твоя, чтобы отдавать! — проревел я. — Ты, вероломный ублюдок, задница, сын помойной шлюхи, кусок крысиного дерьма, ты лжец! — Финан попытался меня удержать, но я оттолкнул его и шагнул вперед. — Ты слизь из выгребной ямы, — плюнул я в сторону Этельхельма, — и все твои земли я отдам воинам Мерсии!
Он уставился на меня. И Этельвирд, и Вармунд. Вся троица медленно осознала, что я их враг, даже облаченный в такие разношерстные доспехи. И клянусь, на мгновение я заметил страх на лице Этельхельма. Страх лишь промелькнул, но Этельхельм промолчал, а его конь попятился.
— Я Утред Беббанбургский! — обратился я к стене щитов западных саксов. — Многие из вас сражались под моими знаменами. Мы сражались за Альфреда, за Эдуарда, за Уэссекс, а теперь вы умрете за вот это крысиное дерьмо! — я указал острием Осиного жала на Этельвирда.
— Убей его! — взвизгнул Этельвирд.
— Господин? — прорычал Вармунд своему хозяину.
— Убей его, — рявкнул Этельхельм.
Меня переполнял гнев. Гутфрит правит Нортумбрией? Внутри разлилась печаль, угрожая затопить меня целиком, но это чувство наткнулось на гнев. Ярость из-за того, что Этельхельм обещает отдать мою землю, а его мерзкий племянник станет королем Беббанбурга. Мне хотелось лишь убивать.
Но Вармунд тоже хотел убивать, и он был сильнее меня, и я вспомнил, как он проворен в бою. А еще он опытен, отлично владеет мечом, копьем и секирой. Он моложе меня, выше, его руки длиннее, и, вероятно, он быстрее меня. Я бы не уступил ему в скорости, если бы меня не истерзал его конь, протащив по полям, но я был изранен и устал.
А еще я разозлился. Это был холодный гнев, сдерживающий горе, желание уничтожить Вармунда и его репутацию, созданную за мой счет. Вармунд медленно шел ко мне, под тяжелыми сапогами похрустывал гравий ведущей к воротам дороги, на лице со шрамом застыла улыбка. Он не взял щит, только мой меч.