Меч Ронина
Шрифт:
– Господин даже не прикоснулся к тебе. Сначала я думала, ты ему не понравилась. Но он остался очень доволен. Сказал, обязательно придет еще.
В руке сводни позвякивал точно такой же шелковый кошелек.
– Что там у тебя? – старуха отобрала у Насти мешочек, заглянула. – То, что дают тебе гости, мое. Нужно же как-то окупать затраты. А тебя и продавать-то нельзя, пока господин Сакамото не взял свое.
Но, судя по плоской физиономии, которая так и норовила расплыться в улыбке, Тоши внакладе не осталась.
– Ступай в свою комнату. Повезло тебе. Будешь отдыхать, есть, спать и дожидаться клиента.
«На этот раз пронесло», – с облегчением подумала Настя. В комнате она смыла наконец осточертевшую косметику, уселась на постель в обнимку с сямисэном, поджала под себя ноги, легонько пощипывала струны. Томная грустная мелодия, лившаяся из-под бати, настраивала на задумчивый лад…
Кумико, закутавшись в меховой плащ, стояла в саду, наблюдая, как дрожит на голой сливе последний, чудом уцелевший сухой лист. На сердце было тяжело, в душе поселился мутный страх. Казалось, вместе с летом ушла из жизни вся радость и не вернется никогда, впереди – только бесконечная зима, холод, боль и горе.
Зашуршали палые листья под осторожными шагами. Кумико обернулась. Перед нею стоял молодой самурай из внутренней охраны замка. Сайто Акира. Сердце встрепенулось, забилось быстро, к горлу подступил комок. Как же он красив и смотрит так…
Акира порывисто опустился на колени:
– Госпожа…
Понурил голову, покорно ждал чего-то, будто жизнь свою ей вручал. У Кумико перехватило дыхание. Самурай склонялся все ниже, осторожно, двумя пальцами, коснулся самого краешка подола ее кимоно, припал благоговейным поцелуем. Она не знала, как поступить – замерла, глядя на его широкие плечи, черные густые волосы, стянутые в пучок на затылке. Вдруг Акира поднял глаза – взгляд его был беспомощным, ищущим и одновременно безумным. Мгновение они смотрели друг на друга. Ноги Кумико подгибались, хотелось броситься в объятия этого сильного, мужественного, но такого нежного человека.
– Клянусь тебе, Кумико-сан: я никому не дам тебя в обиду, – хрипло проговорил Акира.
– А если… – На глаза выступили слезы.
– Тогда я сам убью тебя. Клянусь…
Акира резко поднялся, быстро вышел из сада – не оборачиваясь, не задерживаясь, будто хотел убежать от своей такой безнадежной, такой отчаянной любви.
Ледяной северный ветер пронесся по саду, сорвал со сливы последний жухлый лист, швырнул на землю.
Глава 3
Жаворонок на заре.
Из-под рукава доспеха
Смотрит самурай.
Сенкевич
Сенкевич прошел во внутренний двор самурайских нагая, которые располагались по периметру вокруг его дома. Здесь пахло дымом и едой, ее готовили на кострах прямо перед входом. Два самурая мыли в кадке овощи, третий придирчиво выбирал тофу у торговца-разносчика. В глубине двора несколько человек устроили тренировку – разбившись по парам, сражались на бокэнах.
Увидев дайме, воины низко поклонились. Сенкевич с трудом подавлял желание начальственно махнуть рукой, мол, не нужно, или просто рявкнуть: «Вольно!» Здесь такого не поняли бы.
Он важно прошествовал в барак. Длинное узкое помещение, с обеих сторон разделенное на маленькие клетушки, где вмещалась только постель, было темным и душным. Сенкевич подивился странному устройству японского общежития. В одном конце коридора располагался колодец, в другом – туалет. Дверь деревянного строения имела интересную конструкцию – скрывала только нижнюю часть кабинки. Так что сидящего внутри человека было видно до плеч. Сейчас там уютно устроился какой-то самурай, солидно кивавший проходящим мимо соседям. Увидев господина, торопливо выскочил и поклонился. «Хорошо, что тут не приняты рукопожатия», – хмыкнул про себя Сенкевич и пошел к выходу – больше здесь смотреть было не на что.
– Господин, позвольте обратиться к вам, – его догнал самурай, выскочивший из туалета.
Сенкевич обернулся. Немолодой уже мужчина низко опустил голову, поклонился.
– Позвольте обратиться к вам, господин. – повторил он. – Я прошу защиты и помощи.
Охранники, сопровождавшие дайме, взялись за мечи: похоже, такое поведение рядового воина здесь считалось наглостью. Сенкевич остановил их взглядом:
– Говори.
– Моя дочь Азуми, господин, – самурай говорил ровно и спокойно, но почему-то ощущалось, что от этого человека исходит отчаяние. – Ее приняли служанкой в замок Эдо. Три дня назад она пропала.
Сенкевич почувствовал печаль, сначала даже не понял, от чего. Но потом осознал: это были эмоции Тосицунэ, который два года назад потерял дочь. И ведь она тоже исчезла из замка Эдо…
– Чего ты хочешь? – строго спросил он.
Самурай еще ниже опустил голову, промолчал.
– Я не знаю, смогу ли тебе помочь, – честно ответил Сенкевич. – Но попробую узнать что-нибудь о твоей дочери.
– Благодарю, господин, – теперь самурай едва не утыкался носом в пол.
Сенкевич резко развернулся и вышел, печатая шаг. Свита потянулась за ним. Вернувшись в дом, он уселся в саду, закурил трубку и тяжело задумался, наблюдая, как синеватые кольца дыма медленно истаивают в теплом, напоенном ароматами цветов воздухе.
Сначала он решил разобраться с собственным положением. По всему выходило, застрял он здесь крепко. Так же, как Платонов с Настей. Для портала требуется мощный источник энергии и место силы. Положим, для богатого дайме выяснить, где происходили казни, мор, массовые смерти, – не проблема. Благо, в отличие от средневековой Европы, наука здесь не преследуется. Можно найти какого-нибудь ученого мужа – историка, философа, можно почитать хроники. Но где взять энергию для перемещения?
«Не переживай раньше времени, – одернул он себя. – В Равенсбурге тоже не было источников энергии, однако появился же. Будем надеяться, и здесь что-нибудь подвернется».
Насчет Платонова и Насти он не беспокоился. Опыт двух предыдущих путешествий во времени показал: их притягивает друг к другу. Значит, достаточно сидеть на месте, и вскоре фээсбэшники появятся сами. А пока надо просто найти место силы.
«Ладно, с этим, считай, решил. Теперь о насущном, – ему не давали покоя воспоминания Тосицунэ. – Потеря дочери… Может быть, стоит выяснить, что произошло с девушкой?»
Как всякий человек, увлекающийся магией, Сенкевич привык доверять интуиции. А она сейчас подсказывала: в истории с Харуми все непросто.