Меч Тамерлана
Шрифт:
Темновит решительно развернулся и в полной тишине направился к выходу. Звук его тяжелых шагов поднимался к куполу. Плотная тень крыльями гигантской птицы скользила за ним по стенам. Велес, игнорируя десятки обращенных на себя глаз, наблюдал за братом – тот вышел не обернувшись. Дверь зала совета гулко ударилась о каменные плиты, отсекая все звуки, кроме дыхания собравшихся и настороженного биения сердец.
– О чем говорил Темновит? – поинтересовался Родомир. – О каких девочках он упомянул?
– Не знаю. Я думаю, что он бредил…
Велес стремительно вышел на крыльцо. Небо все еще серебрилось синевой наступающих сумерек; все стихии притихли, оказавшись предоставленными самим себе на время заседания. И только ветер, подвластный одному лишь Хаосу, продолжал трепать стяги и разгонять облака.
«Я проиграл», – признал Велес со всей отчетливостью.
Это было очевидно. Но что-то еще не отпускало его, мучило, жгло изнутри. Что-то, что он упустил. Только что? Он остановился на крыльце, пропуская вперед других членов совета. Кто-то кланялся ему, кто-то дотрагивался до плеча, прощаясь. Не в силах сдвинуться с места, Велес рассеянно кивал, вспоминая сегодняшний вечер. Слова Родомира, Лифана, фигуру Темновита, что уверенно, по-хозяйски двигалась между присутствовавшими. Брат по обыкновению был одет в черные брюки и военного покроя рубашку до колен, но… Сердце пропустило удар: на нем не было плаща, однако тень вилась за ним – широкая, летящая. В памяти всплыло последнее донесение Велидаря. Велес, прищурившись, смотрел прямо перед собой. «Неужели все так и есть?» – пораженный своим открытием, русский царь вцепился в поручень так, что дерево захрустело под пальцами.
Если так, то Катерину он отправил на верную смерть.
В ту ночь он так и не смог сомкнуть глаз, ходил в кабинете в Раграде из угла в угол, как загнанный медведь. Прислушивался к шелесту ветра за окном и поглядывал на разложенную поверх бумаг карту мира людей, опасаясь даже приблизиться к ней. Зачарованная, она должна показать ему, где сейчас находится дочь. Но Велес боялся не найти эту крохотную точку. Боялся, что уже опоздал.
Он просил ее выполнить то, что должен был сделать сам.
В дверь тихо постучали, а в следующее мгновение, не дожидаясь позволения войти, на пороге появилась Мирослава в мягком домашнем платье.
– Ты не спишь, – не спросила, а констатировала. – Как прошел совет?
Она уселась напротив, положила руки на колени и посмотрела на мужа: тот по-прежнему стоял, отвернувшись к окну. Она не стала его торопить, терпеливо ждала.
– Я не знаю, как тебе рассказать.
– Говори как есть. Начни с того, что с Катей и почему не отвечает Рауль Моисеевич.
Велес упрямо опустил голову:
– У него не осталось средств связи с нами.
В воцарившемся в кабинете молчании он слышал дыхание супруги. Она продолжала молчать – ждала ответа, не удовлетворившись полунамеками и полутонами. Велес развернулся к ней, посмотрел в глаза:
– Он отдал шкатулку Антону Ключевскому, чтобы тот смог вызвать Ярославу… Ты помнишь Антона?
Мирослава кивнула:
– Тот юноша, который едва не умер в руках Мары… Я ничего не понимаю, Велуша. Ты мне объясни получше…
Он вздохнул, прислонился спиной к круглому окну, почувствовав успокаивающую прохладу, шедшую от стекла:
– Катя и Данияр выполняют мое поручение, ищут Гореславу. Рауль Моисеевич запаниковал и отправил за ней Антона и Ярославу. Поэтому шкатулки у него нет, связь с ним сейчас прервана.
Мирослава долго молчала; Велес уже почти забыл о том, что она сидит напротив, углубился в свои мысли, прокручивая снова и снова слова Темновита, цепляясь за образ тени, что скользила за ним по стене: он допустил ошибку, думая, что на стороне Флавия – Темновит.
Потому что на стороне Флавия – сам Черный морок.
И выходило, что, отправив Катерину на поиски Гореславы, он отправил ее на верную смерть – она никогда не справится с исконной Тьмой.
– Ее надо отзывать, – пробормотал, забывшись.
Мирослава вскинула голову:
– О ком ты говоришь? О Кате?.. Я по-прежнему не знаю главного? – Она встала и, уперев ладони в стол, потребовала: – Говори!
Глава 12
Джинн, оборотень и демон
Милана снова и снова возвращалась к той исторической справке, оставленной свидетелями чумной эпидемии.
В интернете нашла ссылку на монографию, в которой упоминались эти сказания.
«Мифологическая основа данных суеверий понятна. В регионе, не знакомом с плодами цивилизации, практиковались древние обряды, а болезни отмаливались, – прочитала девочка в монографии. – Суеверия в такой обстановке переходили из уст в уста, всякий раз оживая, когда общество сталкивалось с новой неизвестной угрозой. Примечательно, что в разных селениях описания хоть и практически совпадают, но отличаются в мелочах. Это говорит о вымышленных деталях, которые добавляет каждый рассказчик к своему повествованию. Так, в ауле А. значилось, что перед эпидемией в нем появилась неопрятная простоволосая старуха в грязной одежде. Она будто бы присела на камни и попросила дать испить ей воды. Девочка, которая подошла к ней с кувшином, клялась, что чувствовала странный смрадный запах, будто от сотни гниющих тел. На кувшине при этом остались следы сажи, которые, по свидетельствам односельчан, никак не смывались. Наутро именно эта милосердная девочка заболела первой…»
Милана пробежала глазами текст, нашла место, где говорилось о других свидетельствах, – искала в них описания странной гостьи, несущей беду. Ей-то привиделась девушка, постарше ее самой, но однозначно не старуха.
«Жители аула Б. при этом уверяют, что по дороге к их селению они заметили молодую женщину. Ожидая, что это могла быть Мать всех бед, как это случилось в ауле ?., жители собрались, изжарили мясо барашка, а из костей сварили густой бульон с травами. Они оставили кушанье у входа в селение, а сами ушли из него, заперев все дома и скотину. Из своего укрытия они видели, как незнакомка приняла угощение и растворилась в сгущающихся сумерках. Селение Б. оказалось единственным в районе, жители которого не пострадали от страшной эпидемии».
Милана застыла. Мать всех бед.
Пролистала монографию, поискала глазами это имя. Оно встречалось довольно часто и всякий раз описывало бедствия, которые приключались с людьми, с ней столкнувшимися.
Мать всех бед появлялась в образе то страшной старухи, то молодой девушки; она просила то еды, то питья, но всякий раз оставляла за собой беды и болезни. Автор монографии замечал, что их можно было отвести, только если задобрить старуху заранее. Но что делать, если беда уже коснулась твоего дома, – об этом в тексте не было ни слова.