Меч Тамерлана

Кретова Евгения

Пока Ярослава, вытянув ноги и прикрыв глаза, сквозь ресницы наблюдала за Антоном, распластавшимся на камнях, Ильяс отошел в сторону, спустился на несколько ярусов. Данияр последовал за ним.

– Почему она назвала тебя лживой собакой? – спросил он проводника.

Ильяс пожал плечами.

– Это удивительное место, – вместо ответа отозвался он. – Не думал, что когда-нибудь окажусь здесь.

Он опустился на камни, свесил ноги с обрыва. Данияр подошел ближе. Из небольшого углубления в скале просачивалась влага, собиралась в небольшое озерцо и тонкой струйкой стекала вниз. Восходящие порывы ветра иногда поднимали несмелый поток, и тогда получалось, что вода лилась вспять, от подножия к вершине.

–

Были времена, когда облака касались земли, – тихо проговорил Ильяс. – В одном далеком селе, высоко в горах, жила девушка. Ее звали Росинка – так же прекрасна и нежна она была. Шла кровопролитная война, многие уходили на нее, не многие возвращались. Как не возвращался и возлюбленный прекрасной Росинки. Она ждала. Каждое утро поднималась на уступ, чтобы осмотреть долину, простиравшуюся между гор. И тихо пела, надеясь, что ее голос облака донесут до любимого и он воротится скорее. Отец же понял, что жених дочери уже не вернется. Поэтому решил выдать ее замуж за богатого соседа. Долго молила его дочь отказаться от решения, уверяла, что любимый ее жив, что он скоро вернется. Но отец был неумолим. А слово отца – закон. Назначили день свадьбы. Росинка надеялась, что жених услышит ее песни, и стала петь их не только по утрам, но и по вечерам. Отец рассердился, что дочь позорит его, вызывая умершего любимого и пренебрегая подготовкой к свадьбе. И запретил дочери подходить к обрыву, велев матери и старшим сестрам следить за ней. Но в день свадьбы Росинка сбежала к обрыву. Долго плакала она, а когда мать и сестры пришли, чтобы забрать ее и отдать в чужую семью, шагнула в пропасть и разбилась о камни. С тех пор из горы, просачиваясь сквозь породу, пробивается вода. – Ильяс зачерпнул немного кристально прозрачной воды, поднес к губам: – Она даже чуть солоноватая на вкус… Как слезы.

Данияр присел на корточки, тоже зачерпнул воды, тоже попробовал: вода действительно оказалась соленой.

– Она собирается в небольшое озерцо на уступе и тихо, капля за каплей, падает вниз с обрыва, – проговорил Ильяс. – Легенда говорит, что по утрам и вечерам все сельчане в те времена слышали тихую песню. Ее подхватывали облака и разносили далеко-далеко по округе. Многие слышат ее до сих пор, хоть давно нет ни той девушки, ни того селения. А еще утверждают, что нет-нет да и ответит песне мужской голос. «Росинка!» – кричит он и рассыпается по скалам. А водопад люди прозвали Девичьи слезы… Красивая легенда, правда?

– Правда… – Данияр опустился на камни рядом с Ильясом, так же, как и он, спустил ноги с обрыва. У него было странное ощущение: будто находишься на краю мира, а пропасть затягивает. – Только зачем ты мне ее сейчас рассказал?

– Кав Андалиб в каком-то смысле права, – задумчиво сказал юноша.

– Про лживую собаку? – уточнил Данияр. – А почему только в каком-то?

– Ну… – замялся Ильяс. – Это обман, но как бы не такой, чтобы совсем обман.

Данияр хмыкнул:

– Но это определенно что-то более серьезное, чем сказать бабушке Маринэ, что ты пообедал, верно?

Ильяс пробормотал:

– Да, определенно…

Они шли по узкой тропе: слева туман, справа туман, впереди сизые сумерки. Солнечные лучи в этом странном месте пахли тревогой.

– Ты слышал о бача-пош? – спросил Ильяс тихо.

Данияр чуть замедлил шаг, посмотрел через плечо. Подумав, признался:

– Нет, пожалуй…

Ильяс мрачно кивнул:

– Кто бы сомневался. Оно означает «заменитель сына». Так в нашем народе называют девочку, которую растят как сына, чтобы не навлечь на семью гнев родни.

Данияр нахмурился:

– «В нашем народе»? Это в каком? И зачем девочку растить как мальчика?

– Я родилась в провинции Тахaр… Это на северо-востоке Афганистана.

Данияр остановился. Туман вокруг него сгустился, в нем проступили серо-малиновые жилки,

будто молнии. Где же Катя?

– Родилась? – спокойно переспросил Данияр. – То есть ты все-таки девушка?

Проводник поднял на него удивленный взгляд:

– Мое настоящее имя Ильяса… Как давно ты догадался?

Данияр не стал передавать свой разговор с Катей, случившийся в аэропорту Махачкалы, свои подозрения, которые Катя подняла на смех. Он внимательно наблюдал за Ильясой. В самом деле, как он мог не заметить слишком нежную для мужчины его возраста кожу на подбородке, явно не знавшую бритвы, слишком тонкую шею и мягкие, плавные движения, хоть и старательно огрубленные, но между тем не слишком сдержанные.

– Какая разница… Расскажи подробнее.

– Да нечего особенно рассказывать… Прошли сотни лет, но в моем мире ничего не изменилось – я тоже в какой-то мере Росинка, которая зависела от воли отца… Женщина в моей стране достойна лучшей жизни только в том случае, если родит сына. Если не получается, она может быть изгнана родней мужа. Ценится только мальчик, сын. Когда на свет появилась я, у мамы уже были две «неудачные» попытки, две мои старшие сестры. Узнав, что родилась я, отец сказал, что их в селе забьют камнями, если они принесут еще одну девочку в общину… У нас… не очень хорошо быть девочкой. Мы – обуза и лишний рот… Сыновья – добытчики, воины, весь мир принадлежит им… И тогда меня переодели в мальчика и дали мужское имя. Я росла с другими мальчиками, ходила в школу… Я видела, как живется моим сестрам, – Ильяса перевела взгляд на Данияра, шумно вздохнула, сдувая с щек катившиеся слезы. – Женщина в моей стране – почти животное. Она не может сама выйти из дома, не должна учиться, не имеет права наследовать имущество отца, работать. Ее главная и единственная задача – родить сына.

– И ты стала играть роль сына?

Девушка кивнула:

– Да. У меня даже волосы были короткие, и я ходила без хиджаба!

– И все верили в то, что ты мальчик?

Ильяса усмехнулась:

– Нет, конечно. Таких, как я, много. Все понимают, что мы как бы не настоящие мальчики, но молчат… Даже к врачу нас водят отдельно от других детей. – Она надолго замолчала, разглядывая прозрачные облака, которые медленно окутывали горизонт. – Мою сестру муж избил палками за то, что она не понесла в первую же брачную ночь… Я радовалась, что смогу избежать такой участи, мне казалось, что мое детство будет длиться вечно… Пока однажды мама не принесла в мою комнату женскую одежду и хиджаб, сказав, что с этого дня я не смогу ходить в школу наравне с другими сыновьями. И я поняла, что это конец…

Она снова надолго замолчала. Данияр слышал, как неподалеку от них Ярослава и Антон спорили о том, что они уже здесь были, на этой тропе. Поводырь задумчиво осмотрел развалины, скользнул взглядом по очертаниям гор – все они казались ему одинаковыми, но если Ярушка права и разрушенное селение выше по склону – то самое, в котором они с Ильясой проснулись сегодня утром, то это означало, что они ходят по кругу. Значит, кав Андалиб запутала следы так, что даже он, Поводырь, сбился с пути… Или Катя на самом деле не похищена, а все это время находилась там же, в месте ночлега? Ярослава окликнула его, но, заметив, что он говорит с проводником, отошла от уступа, успев бросить на них подозрительный и любопытный взгляд.

– И что ты сделала? – Данияр вернулся к разговору с Ильясой, мысленно прокручивая тем временем приметы, которые могли бы подсказать, где они оказались.

– Сбежала… Ночью, снова переодевшись в мужской костюм, выбралась на улицу через окно. Я взяла немного лепешек и воды, спряталась в горах… Передвигалась ночами. Потом наткнулась на беженцев, примкнула к ним… Я солгала, что сирота, назвалась Ильясом. Так и добралась сюда…

– А бабушка Маринэ? Она знает?

Ильяса гордо вскинула голову: