Меч Тамерлана
Шрифт:
Треск и оглушительный скрежет. Стон металла и женский крик.
И затем – тишина.
Внедорожник, пролетев несколько метров вниз, замер на краю пропасти.
– Это я… – пролепетала Гореслава. – Это моя вина.
Меч раскалился докрасна.
Метнувшись к обрыву, девушка тенью скользнула по камням, скатилась вниз – через стекло машины увидела двоих молодых мужчин на передних сиденьях и девичий силуэт на заднем. Зависла над ним – темные волосы спутались с лохмотьями одеяния.
«Катя!» – мгновенно узнала.
Прислушалась к биению сердца: удар, еще один и еще.
«Жива!»
– Уходи! – скомандовала себе, вцепившись в окровавленный меч – он словно вспомнил, как принял и впитал в себя кровь сестры, и, не насытившись, жаждал сейчас напиться ею.
Гореслава запрокинула голову – из-за гор поднималась иссиня-черная туча.
Машина, в которой ехала Катя, осталась на уступе чудом – еще пара сантиметров, и ее утянуло бы на глубину обрыва. И тогда – смерть? Если она может умереть в этом мире, то да.
Меч нагревался все сильнее и темнел.
Гореслава озадаченно смотрела на него: что, если он опасен для Кати?
С усилием оттащила его в сторону, забралась выше по склону. Меч стонал и тянулся к жертвам аварии, словно чувствовал их горящую кровь.
Рывками, шаг за шагом, Гореслава оттащила его дальше, направилась назад.
Сталь гудела в руках как живая, стонала и рвалась обратно.
– Заклинаю всеми бедами земли, успокойся! – взмолилась девушка, когда сил совсем не осталось.
Она рухнула на землю, прислонившись спиной к камням у входа в гробницу.
Мимо нее, почти лишившейся от усталости чувств, потерявшейся между реальностями, прошли призрачно-прозрачные фигуры. Восемь мужчин внесли с почтением гроб, покрытый алым бархатом. Поставили его на каменные плиты.
Стянув ткань, преклонили колени, затем осторожно подняли свою ношу и опустили в гробницу Алый бархат снова лег на крышку. Поверх него положили инкрустированные жемчугом и бирюзой ножны. Все вместе оказалось сокрыто крышкой саркофага. А дальше произошло нечто невообразимое: мужчины, встав друг напротив друга, выставили перед собой мечи и пронзили ими друг друга. Они со стоном схватились за раны и упали замертво у саркофага. Гореслава тяжело дышала. Рука опиралась на горячий, подрагивающий от жажды меч.
В полумраке гробницы медленно тлели останки восьмерых воинов: их одежда сперва потемнела, затем рассыпалась на волокна. Кожа взбугрилась и сморщилась, оголив пожелтевшие кости. Какое-то время они хранили очертания скелетов, но вскоре обрушились и рассыпались в пыль. Почерневшие клинки, которыми они были пронзены, покоробились, стали ломкими. Богатая инкрустация и эмаль на рукоятях осыпались.
И в тот момент, когда от них не осталось даже памяти, в гробницу попал луч света. Сперва тонкий, пробивающий пропитанную смертью пыль, он расширился, образовав тот самый вход, через который проходила сейчас сама Гореслава.
В гробницу ворвались вооруженные люди. И тут же остановились, уставившись в изумлении на каменное изваяние царицы.
Последним вошел невысокий мужчина со статью, равной мраморному изваянию. Это было еще более удивительно, поскольку он был хром на правую ногу Его тяжелые шаги отдавались в груди Гореславы; меч застонал в руках и задрожал мелко-мелко, словно готовый рассыпаться в труху Девушка придвинула его к себе и укрыла краем рукава, продолжая наблюдать за тем, что происходило.
По знаку вошедшего властелина крышку саркофага поддернули ножами и сдвинули в сторону, оголив содержимое.
Протянув руку, властелин достал из саркофага инкрустированные ножны – Гореслава заметила, что действовал он левой рукой. А правая, сухая и безжизненная, при этом оставалась лежать на поясе, словно закрепленная. Победно вскрикнув, он вытянул из ножен меч – холодная сталь блеснула, поймав солнечный свет, и словно ожила.
Гореслава затаила дыхание: это был тот самый меч, который она держала сейчас в руках, укрывая одеянием в надежде усмирить.
Меч, который она забрала у Темновита.
В каждой деревне есть странноватые жители. В той, где жила бабушка Миланы, такой была старушка Рафа [26] . Никто точно не знал, сколько ей лет, – в этих местах она появилась еще девчонкой в конце 1940-х, но те, кто был тому свидетелем, или уехали в город, или давно умерли, а Рафа осталась. Жила она на окраине, крохотная, сгорбленная, с прямым и строгим взглядом. Милана ее побаивалась.
Тем более что в деревне шушукались – мол, ведьма она: то травки какие-то из леса принесет и не выходит неделями из домика своего, то пропадает на несколько дней в горах и возвращается оттуда будто помолодевшей. Ни дать ни взять колдунья.
26
Рафа, полное – Рафигa, женское тюркское имя, образовано от арабского (
Родители Миланы сильно сердились, когда слышали такое:
– Нехорошо наговаривать на пожилого человека.
Возвращаясь после больницы в деревню, Милана обратила внимание: несмотря на позднее время, в доме бабушки Рафы светилось окно.
– А что, наша соседка не заболела ли? – спросила Милана за ужином. – Давно не вижу, чтобы она выходила из дома…
Отец улыбнулся.
– Молодец, доча. Надо бы проведать ее, – сочувственно проговорила мама. – Одна она, и помочь некому…
– Я сходить могу. Пирожков отнесу, лепешек, что ты напекла, – Милана с готовностью посмотрела на родителей.
План у нее возник спонтанно: если бабушка Рафа и незнакома с колдовством, она – самая старшая в деревне, уж точно знает, как справиться с бедой, оброненной Матерью всех бед.
Бабушка Рафа сидела на скамейке у крыльца, будто ждала ее. Милана встала как вкопанная, прижав к груди бумажный сверток с угощением.
– Заходи, что на пороге жмешься? – бабушка Рафа махнула рукой, тяжело поднялась и направилась в дом.
Девочка, опасливо оглядываясь, шагнула следом.
– Да ты пошибче иди-то, не вагон времени у нас, – Рафа уже стояла на крыльце, смотрела на Милану через приоткрытую дверь.