Меч Тамерлана
Шрифт:
За спиной Авара раздался щелчок, следом за ним – яркая вспышка. Высокая мужская фигура показалась внутри светового вихря. Она двигалась легко, словно плыла по облакам. Хотя, может, так и было. Мощная волна ударила в спину Авара, он оттолкнул Катю, загородив ее собой, – но слишком сильно. Качнувшись, девушка обрушилась в пропасть. Падая, кончиками пальцев она тянулась к траве, пытаясь зацепиться и спастись.
– Катя! – раздался голос отца из солнечного вихря.
Катя подняла голову, щурясь от слепящего света за спиной мужчины, с трудом узнала в нем Белеса.
Отец. Катя почувствовала облегчение.
– Держи мою руку!
Катя послушно оторвала пальцы от камней, подтянулась насколько смогла, чтобы вцепиться в протянутую руку Белеса.
– Она моя! – зловещий шепот, словно кокон, окружил ее, закрутил пылевым смерчем, срывая дыхание, обсыпая с ног до головы песком. – Ты обещал ее мне!
От неожиданности девушка опять сорвалась, хватаясь за траву, чтобы задержать падение, ломая ногти, обдирая локти и живот. Ахнув, вцепилась в тощий кустик, торчавший между камней, уперлась носками кроссовок в каменный выступ. И старалась не дышать.
Она знала – Велес тоже слышит этот голос, – поняла это по тому, как плотнее сомкнулись губы отца, как непримиримее обострились скулы.
– Катя! – отец протягивал руку, склонился ниже над пропастью, чтобы дочери было безопаснее ухватиться за него.
Девушка чуть подтянулась и осторожно оторвала правую руку от камней, вытянула ее вверх. Шепот бередил старые раны.
– Ты заложил ее. Ее будущее, ее судьбу, ее силу, – вкрадчиво шептала тьма вокруг. Катя заметила совсем рядом с собой два красных уголька-глаза. – Ты предал ее, мой брат.
Брат? Темновит, что ли? Катя решила, что ослышалась: она думала, что Тьму привела Гореслава, а получается, ошиблась? Но как она может оказаться Темновитом? Это возможно только в одном случае: если Темновит и Тьма – это одно и то же. Но разве такое может быть? Ответ очевиден – Темновита поглотил Черный морок.
– Катя, руку! – Велес не обращал внимания на Темновита и призывал дочь делать так же.
Катя встретилась с ним взглядом, но руку подавать медлила…
Отец предал ее, пообещав ее судьбу другому. Не по незнанию, не по заблуждению. Точно зная, что распоряжается ею, тогда еще несмышленышем. «Истинный государь помышляет о благе многих» [25] , - вспомнилась фраза, прочитанная много лет назад. В ее жилах – его кровь. «Царевна», – веселый голос посла Велидаря позволил вынырнуть из небытия. «Твоя душа отравлена обидой», – говорили и Рауль Моисеевич, и Авар, и оба оказались правы.
25
Искаженная цитата из трактата «Государь» Никколо Макиавелли.
От обиды, горевшей все эти годы в груди, остался лишь горький пепел: отец знал, на что шел. И действовал так не потому, что хотел угодить старому приятелю Флавию. Обетом он связал не только свою дочь, но и самого Флавия. А вместе с ним – будущее страны-конкурента и возможного противника. Ведь обет имеет одинаковую силу – как для Белеса, так и для Флавия.
Она, Катя, должна была стать козырем.
Но со смертью сестры и соединением в ее теле Доли и Недоли оказалась слишком ценна.
И ее пришлось прятать, спасать и охранять.
«Сила – в тебе!» – много раз услышанная фраза, которая сейчас открыла наконец свое истинное значение: не морок, не волшба, а вся удача мира и все его беды – в теле человека, девушки, по-детски затаившей обиду на отца и отказавшейся ценить то, что скрыто в ней.
У нее всегда было всё, чтобы противостоять злу, но сейчас, когда столкнулась с ним нос к носу, она осталась ребенком.
Отец не понимал, почему дочь медлит. И не отпускал ее взглядом.
– Катя! Скорее!
Вся сила – в ней. А она – Доля. И еще Удача – сила, способная изменить мир. А Черному мороку, Тьме, нужны они с Гореславой обе, так признался джинн. Черный морок нашел ее в мире людей, найдет и в мире богов. Но есть место, где он не властен. Она уже была там однажды, несколько лет назад.
Тогда ее это спасло.
И, кажется, Катя знала, где найти Гореславу.
Рука отца тянулась к ней, сильные пальцы уже касались края рубашки, но не могли уцепиться достаточно крепко и надежно, чтобы вытянуть из пропасти. В глазах блестели слезы и отчаянье – Катя не знала, что отец много раз проживал эту ситуацию во снах: мокрые скалы, тьма внизу и падающая в нее дочь Катя.
От тьмы, окружавшей Катю, веяло холодом.
– Катя! – в голосе Белеса сквозило неприкрытое отчаяние.
Катя улыбнулась, но, вместо того чтобы вложить пальцы в ладонь отца, оттолкнулась от камней, опрокидываясь спиной в пропасть – совсем так же, как это сделала недавно Андалиб.
Лицо отца всё дальше. Удивительно медленно. Так медленно, что Катя успела увидеть недоумение в его взгляде и сменивший его ужас.
– Папа… – сорвалось с ее губ.
Стоило ей разорвать контакт с отцом, как распахнувшееся окно схлопнулось, утянув Белеса назад, в мир богов.
Катя закрыла глаза, почувствовала удар; боль стиснула ее в своих объятиях на мгновение, чтобы отпустить в мягкое, парящее небытие, в котором не осталось ни отца, ни Темновита, ни сражавшихся с тремя незнакомцами Ярославы и Данияра. Тонкий серный запах, ядовитая река где-то рядом, укутанная серным облаком. Граница миров, разделенных Смертью.
Старый, высушенный временем лес с хрустящими от старости листьями. Раскаленный докрасна мост над пышущей жаром рекой.
– Гореслава! Это я, Катя! Ты меня слышишь? – закричала девушка.
Кровь из рассеченной брови тонкой розовой струйкой стекала по мокрому от слез и дождя лицу капала на грудь и в пыль, под ноги. Она будоражила сумрак этого места, тревожила неясные тени на противоположном берегу Огненной реки. Сквозь дым Катя могла видеть саму себя – испуганную, почти сломленную и надеющуюся на чудо. Она-на-том-берегу качнулась. Чуть иначе, чем Катя, плачущая на этом берегу… и шагнула навстречу.
Прищурившись, Катя увидела темные волосы, тонкое черное платье.
– Гореслава… – прошептала она.