Меч Тамерлана
Шрифт:
— Мы договаривались, что в обмен на сына ты приведешь обоих моих братьев!
— Ты договаривался с великим князем литовским, племянник… Но ныне великий князь переменил свое решение.
Кейстут ответил негромко — усталым, скрипучим старческим голосом. Скиргайло же аж вскипел от возмущения:
— Что ты несешь, старик? Или под занавес жизни ты утратил честь — а заодно и рассудок?!
Дядя недовольно сжал губы, посмотрев прямо в глаза племяннику — вполне себе живым еще взглядом отнюдь не выжившего из ума старика:
—
В этот раз недовольно насупился уже трокский князь. Неправ Кейстут, еще как неправ! Ведь Скиргайло поддержали отнюдь не только бунтовщики, но и многие представители литовской знати, принявшей католичество. Самые умные и дальновидные, понимающие необходимость крещения — по католическому обряду, для единения с Европой!
Это, к слову, было одним из камней преткновения, доведших страну до усобицы — сам Кейстут оставался язычником и был поборником веры предков, в то время как сыновья Иулиании Тверской видели необходимость крещения. Но крещения по католическому образцу, желая при этом войти в европейский мир как бы на равных… Но есть ли какое равенство среди католиков — между англичанами и французами, к примеру, увлеченно убивающих друг друга при Креси? Или между шотландцами и англичанами, столь же увлеченно режущих единоверцев при Баннокберне?
Православная же партия держалась Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, сыновей Марии Витебской — крещенных в младенчестве по православному обряду и выросших, воспитанных на русских землях Литвы…
Но даже католики-литвины могли счесть подготовленный Скиргайло захват Кейстута бесчестным и предательским. Надежнее было положиться на крестоносцев — а уж там сообщить войску, что пленил князя-язычника, пытавшегося силой отбить Витовта! Не отпустившего при этом ни Ягайло, ни Корибута… Хотя только последнего итак нет на переговорах.
— Как бы то ни было, я привел Ягайло. Но где же мой сын? Отзовись, Витовт!
Кейстут возвысил голос из последних сил — в то время как Скиргайло с легким испугом обернулся к повозке. Вроде бы все продумал заранее — но сейчас, когда дело дошло до воплощения подлой задумки, стало не по себе. Некстати нахлынули детские воспоминания — когда еще молодой, полный сил дядя с удовольствием играл с племянниками; вспомнились также и совместные походы на Тевтонский орден. Тогда уже пожилой, но все еще крепкий Кейстут на равных бился с крестоносцами — стараясь заодно приглядывать и за юнцом-племянником, впервые окунувшимся в хаос сечи…
Верно поняв причину заминки, старик с горечью произнес:
— Не ожидал, что ты падешь так низко, Скиргайло. Обещать мне и сыну жизнь и свободу, чтобы после предательски
Скиргайло бросил на старшего брата удивленный, настороженный взгляд — и тот нехотя кивнул. Но после разомкнул уста и негромко произнес:
— Чего только стоит клятва верности, данная по принуждению?
Растерянность трокского князя сменилась гневом — чего терять время, когда все итак идет не по плану?! Собравшись с мыслями, он негромко воскликнул:
— Арбалетчики!
Повозку тотчас покинули стрелки с уже взведенными арбалетами, рыцари оголили мечи; однако один из литвинов, Пятряс, тотчас прижал нож к шее Ягайло:
— Опустите самострелы — иначе я перережу ему глотку!
Тевтонцы замерли в нерешительности. Растерялся и Скиргайло, не понимающий, как ему действовать дальше. Между тем, старший брат, на горле которого уже появился порез (одно неосторожное движение — и наточенная сталь тотчас вспорола кожу под кадыком), отчаянно воскликнул:
— Прикажи им опустить арбалеты, Скиргайло! Андрей пообещал нам дать земли в Подолье и у Киева, он сдержит слово и не станет нас преследовать!
В голосе Ягайло явно прорезался страх — и этот страх неожиданно успокоил Скиргайло, испытавшего вдруг брезгливое презрение к трусости брата… А заодно трокский князь вдруг осознал, что по старшинству именно он, Скиргайло, является наследником великого княжества Литовского!
Конечно, если удастся победить Андрея… Но битва уже все одно неизбежна, верно? Так лучше пусть именно противник первым атакует подготовленные позиции его войска — противник, спровоцированный на удар!
— А режь, коли рука не дрогнет!
После чего коротко приказал арбалетчикам:
— Бей!!!
Страшась запятнать себя кровью родича, Кейстут уже обернулся назад, надеясь остановить руку гридя… Но честный рыцарь кровью родича себя не запятнал — ведь арбалетный болт ударил в грудь старика прежде, чем он успел хоть что-то произнести. И лишь когда Кейстут свалился под копыта своего коня с уже потухшими, невидящими глазами, Пятряс широко полоснул по горлу пленника кинжалом, глубоко рассекая его плоть…
Ни один болт не прошел мимо цели — опытные тевтонские арбалетчики били в упор. Разве что один болт совершенно некстати потратили на старика-Кейстута… Но уцелевшие литовские рыцари все как один налетели на Скиргайло, неосторожно выехавшего вперед! И прежде, чем тевтонцы пришли ему на помощь, порубив в ожесточенной сече пятерых литвинов (потеряв при этом трех рыцарей), Скиргайло был оглушен ударом булавы, сбившей шлем, поражен ударом клевца в грудь — и пал наземь с разрубленной секирой головой…