Мечта дилетантов
Шрифт:
– Спасибо, – Дронго протянул ему руку, – а насчет Баку вы действительно правы. В этом городе весь двадцатый век жили десятки тысяч евреев. Ученые, врачи, адвокаты, шахматисты. И город гордился своими гражданами. До свидания.
Он вышел из кабинета, чтобы пройти в другой кабинет, находившийся рядом на этаже. Попросив приготовить для него копию характеристики, он прошел дальше, туда, где находился кабинет первого вице-президента банка Дмитрия Григорьевича Ребрина. Узнав о том, что приехал адвокат Абасова, Ребрин заявил, что сейчас занят
Дронго решил попытать счастья у другого вице-президента. Он вошел в приемную и едва не столкнулся с выходившим из кабинета мужчиной. Ему было лет сорок. Выше среднего роста, с красиво уложенными волосами, голубыми глазами, он было похож скорее на актера, чем на финансиста. Впечатление дополняла щеточка щегольских усов над верхней губой. Он был одет в темно-синий костюм. Увидев входившего Дронго, он остановился.
– Вам кого? – спросил неизвестный.
– Мне нужен господин Лочмеис, – пояснил Дронго.
– По какому делу? – уточнил незнакомец, поворачиваясь к секретарю, – вам, кажется, не назначали на сегодня время.
– Не назначали, – подтвердила секретарь.
– Я новый адвокат господина Абасова и был только сейчас на приеме у господина Гольдфельда, президента вашего банка...
– Мне известно, кто такой Гольдфельд, – усмехнулся неизвестный, – учитывая, что я вице-президент банка.
– Извините. Вы Ральф Рейнхольдович Лочмеис?
– Да, – кивнул вице-президент, – идемте ко мне.
Они вошли в просторный кабинет Лочмеиса. Здесь все было чуточку иначе, чем в кабинете Гольдфельда. Повсюду были развешаны фотографии хозяина кабинета с известными политиками, актерами, бизнесменами, журналистами.
– Садитесь, – пригласил гостя к приставному столику Лочмеис, сам усаживаясь в кресло хозяина кабинета.
– Значит, старого адвоката поменяли? – уточнил Ральф Рейнхольдович.
– Нет, не поменяли. Просто взяли еще одного. Меня попросили об этом родственники Абасова.
– Разве бывают два адвоката? – удивился Лочмеис. – Я об этом не знал.
– По закону их число не ограничено. Могут быть даже пятеро или шестеро.
– А прокурор только один? – уточнил Лочмеис. – Это даже нечестно.
– Прокурор представляет сторону государства, а адвокаты интересы конкретного лица.
– Поэтому у нас государство всегда в проигрыше, – рассмеялся Лочмеис, – но я доволен, что нашему Ахмеду будут помогать сразу двое адвокатов. Чем я могу вам помочь?
– Вы его хорошо знали?
– Конечно, хорошо. Мы уже столько лет работаем вместе. Хотя я раньше работал на Украине. Нет, в Украине, сейчас так говорят. И только в прошлом году меня перевели сюда,
– Алексей Паушкин работал в отделе, который курировали вы или Абасов?
– Этот отдел курирую непосредственно я. И Паушкин был достаточно исполнительным, хотя и безиннициативным сотрудником. Думал только о своих личных делах, взял в кредит «шестерку» «Ауди», чтобы производить впечатление на своих дам. Такой полупижон, полуловелас.
– Он вам не нравился?
– Почему? Я этого не сказал. Звезд с неба он явно не хватал, но сотрдуником был неплохим. Иначе мы бы не стали его переводить из нашего подмосковного филиала в Москву. Между прочим, инциатором перевода был именно я и поэтому можете себе представить, как именно я к нему относился. До этого дикого случая в отеле «Марриот».
– Вы изменили к нему свое отношение? Почему?
– Во всяком случае переосмыслил. Я очень хорошо знал нашего Ахмеда Абасова. И понимал, что он не станет убивать человека по незначительным причинам. Его нужно было серьезно довести. Не знаю, что у них там произошло, но, очевидно, Паушкин тоже оказался не лучшим из ангелов.
– И вы ничего не предполагаете?
– Я финансист, а не бабушка Ванга, чтобы гадать. Это не моя профессия. Ахмеда действительно жалко, он был очень толковым специалистом.
– Вы не замечали никаких перемен, которые происходили с Абасовым? Или с Паушкиным?
– Ничего не замечал. Разве что Абасов в последние месяцы был более раздражительным и нетерпимым, чем обычно. Не более того. Но он южный человек, ему простительно. Это мы, прибалты, обычно думаем, размышляем, взвешиваем и лишь потом говорим. А у него обычно бывает спонтанная реакция. В последние годы я думаю, что реакция южных людей гораздо более правильная, чем наша. Ведь их реакция идет от горячей натуры. А мы взвешиваем и размышляем, часто не решаясь на конкретные действия.
– Интересная теория. А Паушкин тоже изменился?
– Нет. Я ничего не замечал.
– В день убийства кто-то вошел в кабинет Паушкина и устроил там подлинный разгром.
– Я об этом знаю. Все считают, что это сделал сам Абасов.
– Вы тоже так считаете?
– Не знаю. Я об этом не думал. У меня хватало и своих дел.
– Вы знаете семью Ахмеда Абасова?
– Его супруга Алдона работала в нашем банке. Пресс-секретарем. Красивая и умная женщина.
– А семью Паушкина?
– Я вице-президент банка, – напомнил Лочмеис, улыбнувшись, – а не начальник отдела кадров. Конечно, я не знаю семью Паушкина.
– С кем близко дружила Алдона, когда работала в вашем банке?
– Не помню. Это было давно и меня тогда не было в Москве.
– А кого в банке можно считать близким другом Ахмеда Абасова? У него были здесь близкие друзья?
– Мы все его друзья, – сказал Лочмеис, – но близкие друзья... Это банк, господин адвокат, а не пионерский лагерь. Здесь люди не дружат, а работают. Заняты серьезным делом.