Мечта дилетантов
Шрифт:
– Мне важно было узнать ваше мнение о случившемся, – ответил Дронго, – вы работали с ним больше восьми лет, взяли его своим заместителем. Неужели вы так ошибались и не смогли разглядеть в нем потенциального убийцу?
– Я об этом не думал. Он пришел к нам работать больше восьми лет назад, и я сразу обратил на него внимание. Умный, толковый, очень знающий, умеющий мыслить, принимающий нестандартные решения. Когда мы сделали его начальником отдела, его отдел стал лучшим в нашем банке. Я думал выдвинуть его первым вице-президентом.
– Такие характеристики
– Я убежден, что это было убийство в состоянии аффекта, – сообщил Иосиф Яковлевич, – Абасов достаточно разумный человек, чтобы совершать подобные дикие поступки. Тем более что он нанес столько ударов. Либо это ошибка, либо он был просто в невменяемом состоянии. Он не мог совершить такого преступления в своем обычном состоянии, в этом я убежден. Мы дважды посылали наши характеристики следователю, но адвокат Боташев говорил, что они не были приобщены к делу. Это нас очень обижает, ведь Абасов столько лет был нашим сотрудником.
– У меня к вам будет один очень необычный вопрос, – улыбнулся Дронго, пробуя чай. Он был вкусным, зеленый и с жасмином. – Насчет ваших отношений.
– Догадываюсь, какой, – усмехнулся Гольдфельд, – вам интересно, как вообще мы уживались. Еврей во главе банка и азербайджанец в качестве одного из его заместителей.
– И не просто азербайджанец, – заметил Дронго, – он мусульманин и шиит. Он из Баку, а там живут в основном шииты. Насколько я помню, это самые непримиримые враги Израиля в Иране и Ливане.
– Верно, – кивнул Гольдфельд, – именно поэтому мне очень важно было присутствие Ахмеда Абасова в нашем банке. Мы ведь работаем со странами СНГ и Прибалтики. Поэтому в нашем банке работают представители практически всех народов нашей страны. Среди моих трех заместителей – русский, азербайджанец, латыш. Среди начальников отделов у нас есть белорусы, украинцы, даже киргиз. Я считаю, что это наиболее верная политика в таком банке, как наш. Конечно, мы ориентируемся прежде всего на деловые качества наших сотрудников, но их национальное многообразие – это бесценный капитал нашего банка. Что касается мусульман-шиитов, то вы правы. Они настроены по отношению к Израилю наиболее агрессивно. Но я был в Баку и не видел этой агрессивности. Более того, насколько я знаю, там открыты регулярные рейсы между Баку и Тель-Авивом.
– Они даже летают под совместное пение на двух языках, – улыбнулся Дронго, – это было самое важное, что я должен был узнать. Мне важно было уточнить ваше отношение к Абасову.
– Я считал его своим другом, – поднял голову Гольдфельд, – и буду так считать, независимо от того, какой приговор ему вынесут в суде. Не знаю, почему он это сделал, но уверен, что мы еще узнаем. Однако в любом случае он показал себя как очень компетентный и добросовестный специалист. И я не могу сказать о нем ни одного плохого слова.
– Постарайтесь не говорить этого журналистам, – посоветовал Дронго, – иначе они обратят ваши слова против вас. Вы действительно хотели сделать его первым вице-президентом банка?
– Да. Я не скрывал своих планов. Он
– Ребрин должен был уйти?
– Он уже давно болеет. В прошлом году ему сделали шунтирование сердца. Есть какой-то предел для столь сложной работы, которой мы занимаемся. Нам нужно подумать и о здоровье человека. Поэтому Дмитрий Григорьевич знал, что работает здесь до конца года. Мы не делали из этого особых секретов.
– И его такая перспектива устраивала?
– Она устраивала его жену, детей и внуков. У него три дочери и шестеро внуков. Все мальчики, как по заказу. Старшему уже семнадцать. По-моему, они хотят видеть живого дедушку. Хотя он сам, конечно, недоволен. Не говорил нам об этом, но постоянно подчеркивал, как хорошо себя чувствует после шунтирования. Все время говорил, что врачи дали ему еще пятнадцать лет. Любит шутить, что его чинили по методу Дебейки. Вы, наверно, слышали – этот американский врач не дожил двух месяцев до ста лет. Можете себе представить, какая живая реклама? Сто лет жизни. Вы знаете, я верю, что его сохранял сам Бог. Говорят, что он лично спас жизни более пятидесяти тысячам людей. Лично. Своими руками...
– Шестьдесят, – поправил своего собеседника Дронго.
– Значит, шестьдесят, – согласился Гольдфельд, – а по его методу спасали миллионы людей во всем мире. Но даже авторитет великого американского врача уже не мог бы помочь Ребрину. Он явно устает на работе, часто задыхается, испытывает болезненные ощущения. Мы стараемся его беречь, но так долго продолжаться не могло.
– А другой вице-президент не мог его заменить?
– Он только недавно у нас появился. Ральф Рейнхольдович Лочмеис. Перевелся к нам из Киева, где у нас был основной филиал. Он там очень здорово работал. Вот я и решил рекомендовать его совету директоров в качестве вице-президента. Но заменить Ребрина должен был именно Абасов.
– Это правда, что он устроил разгром в кабинете Паушкина?
– Так говорят. Но никто не видел, как он туда входил. Хотя следователь и его люди нашли там отпечатки пальцев Ахмеда. Это тоже для меня темный лес. Зачем разбрасывать бумаги в кабинете нашего сотрудника и ломать его ручки? Абсолютно нецелесообразно, тем более, что вся обстановка в кабинете, ручки и карандаши принадлежат банку, который обеспечивает ими наших сотрудников. И Ахмед Нуриевич об этом хорошо знал.
– Значит, вы не замечали, что в последнее время он стал вести себя как-то необычно. Стал более агрессивным, резким?
– Нет, я этого не замечал. Во всяком случае в отношениях со мной.
– Я могу попросить у вас копию вашей характеристики, которую вы послали следователю?
– Конечно. Она есть у моего секретаря.
– Спасибо за чай, – поднялся Дронго, – и за ваши откровенные ответы. Извините, что отнял у вас время. Я хотел бы попросить вашего разрешения поговорить с некоторыми сотрудниками банка.
– С кем угодно, – разрешил Гольдфельд, – если это поможет Ахмеду, вы можете говорить с кем угодно.