Мечтатель из страны OZ, или сны сочинителя
Шрифт:
Процесс так меня увлек, что я не замечал хода времени. Так я провел почти пять месяцев в ежедневном занятии сочинительством. Пока я писал, я был занят делом, мои страхи отступали, я не так сильно тревожился за свое будущее и настоящее, и не так сурово обличал себя за то, что бросил семью в чужой стране, сбежал от трудностей, спрятался, окопался в квартире женщины, с которой я познакомился по случайному стечению обстоятельств.
Мы не познакомились даже – мы просто вцепились в друг друга, как два неумелых фигуриста на скользком льду. Вера готовилась к операции по замене тазобедренного сустава, а я должен был начинать новую жизнь в Москве, после возвращения из Америки. Ни ей, ни мне не на кого было рассчитывать. Нас двоих преследовал страх неизвестности и одиночества, который мы тщательно старались заглушить коньяком, сексом и бесшабашным разгулом в курортном городишке.
Глава 2. Тени прошлого
Первое
Вера кажется прекрасно разобралась с особенностями моего характера. Я был крайне честолюбив, мне требовался успех, она внушала мне счастливые надежды, но иногда я впадал в уныние. С унынием я научился справляться при помощи водки. Вера сама была не прочь хорошо выпить, и постепенно наше с ней увлечение алкоголем вошло в привычку.
Мы прекрасно с ней проводили время за столом. Мы разговаривать часами, потом валяли дурака, чудили, смеялись, занимались сексом. Порой наши игры переходили в шутливую борьбу, доводящую нас до взаимного изнеможения. Я пытался взять процесс под контроль. Мы вводили запреты, но всякий раз их нарушали, и пили пуще прежнего. Я уже приобрел привычку к алкоголю, который усмирял мою тревожность. Как правило, на следующий день после пьянки, я совершенно был спокоен и мог плодотворно трудиться над текстом без каких-либо сомнений. Единственной победой над собой, которой мы могли с Верой гордиться это был отказ от курения. Я шутил, что бросив курить, мы смогли увеличить без дополнительного вреда для здоровья долю потребляемого алкоголя на тридцать процентов.
Я шутил, но в то же время отдавал себе отчет в серьезности обнаружившейся проблемы. Я стал задумываться над тем, что эта страсть может погубить нас двоих, и нам, в конце концов, придется спасаться по одиночке. И все же, я не торопился с решением, Вера слишком много для меня значила. Она не осуждала меня, поддерживала, заботилась обо мне и ничем меня не обременяла. Она не скрывала того, насколько мое присутствие в ее жизни важно для нее. Это льстило моему самолюбию и придавало мне значимости в своих глазах. Я не испытывал этого чувства с тех пор, как выросли мои дети, .
Не знаю, чему может научить жизнь с новым партнером в пятьдесят три года? Я привык быть настороже, никому не доверять. Да и Вера тоже была сложившимся человеком, успешным профессионалом, заботливой мамой взрослой дочери, которую она обеспечила всем необходимым для самостоятельной жизни. У нее был свой круг знакомых и друзей, свои устоявшиеся предпочтения, собственная квартира, город, в котором прошла ее молодость. Я же нигде не чувствовал себя дома. Сбежав из Америки, я всерьез подумывал над тем, чтобы обрести себе постоянное пристанище на Кавказе, в Ессентуках, где была похоронена моя мама. Собственно поэтому я и купил там небольшую квартиру, как бы примеряясь к тому, чтобы провести остаток своих дней возле мамы, но со временем я понял, какими нереалистичными были мои планы, сколько в них было эмоциональной непоследовательности и губительного авантюризма. Я как будто бы на время сошел с ума, и мне даже страшно и странно вспоминать события того лета 2018 года, когда я приехал на курорт из Америки, полный сумасбродных планов и дурной, бьющей из меня энергии. Это был кризис во всем его эпическом безумии. Женщины, алкоголь, сигареты, четырехчасовой сон, танцы на улице, общение со странными и опасными личностями – все это благополучно сошло мне с рук, как будто меня охраняла некая высшая сила. Что ж, я сполна отдал ей дань, полностью положившись на волю случая, и теперь не мог пенять судьбе на то, что моя подруга страдает алкогольной зависимостью. Разве не сказано в Писании, что мы должны носить бремена друг друга?
Я часто задумывался над тем, почему я решил вернуться в Россию. Что-то сломалось во мне, я потерял чувство своей причастности к окружающему миру. Да, в Америке у меня была работа, но какие перспективы были у той мой жизни за океаном? Убежать вновь, чтобы вернуться в свое прошлое, утратившее для меня всякий смысл? Я так и остался между небом и землей. Я словно повис в воздухе, болтая ногами, и это состояние наполняло меня чувством непреходящей тревоги.
Удовлетворив мое любовное чувство, Вера заставила меня задуматься над тем, что действительно мне важно помимо секса. Ночами мне снились сны, в которых я видел своих детей маленькими: я спасал их из трудных ситуаций, заботился о них. Наверное я скучал по тому времени, когда я был им нужен. Но я не нашел для себя места в их взрослой жизни, я сам оставался в душе подростком, мальчиком с комплексами и страхами, которые вынес из своего детства. Я сам ждал спасения, я жаждал счастья любой ценой. Но кто его мог мне дать? Мамы уже не было, она ушла, оставив мне чувство вины. Возможно я искал не женщину, а человека, который мог бы мне ее заменить. Я привязался к Вере, потому что она давала эту иллюзию защиты, она мне сочувствовала, но это не делало меня сильней.
Как только Вера восстановилась после операции, пришло понимание, что мне нужно найти себе какое-то занятие – дело, которое могло бы гарантировать мне стабильный доход, но я оказался не готов к тому, чтобы выйти из зоны комфортного существования, к которой привык. Мой безудержный энтузиазм сменился страхом и растерянностью. Я боялся выходить на улицу – меня окружало чуждое мне пространство, чужая жизнь, незнакомые мне люди, с которыми я не хотел иметь ничего общего. Эта жизнь, с каждым прожитым днем напирала на меня, и требовала каких-то решений. Вера убеждала меня не суетиться и посвятить себя занятию, о котором я мечтал всю свою жизнь. Ее уговоры приносили свои результаты. Пока я писал, я воображал, что занимаюсь чем-то важным, пытаясь реконструировать собственные мысли и ощущения, так как будто в прошлом лежал ключ моих неудач. Эта игра меня развлекала, но в ней едва ли было больше смысла, чем в игре щенка, пытающегося поймать свой собственный хвост.
Правда заключалась в том, что в середине жизни я оказался один на один с самим собой. У меня не было дома, семьи, друзей, профессии. И даже родины у меня не было, потому что я отвык суетиться, пытаясь соответствовать ее прихотливым требованиям. Я чувствовал себя персонажем книги, пережившим своего автора.
Перебравшись из Америки в Россию я сменил одно одиночество на другое. В Америке у моего одиночества были основания, в России я понял, что одиночество это та единственная форма существования, которая мне доступна.
Писать это все-равно, что вязать варежки и свитера из одной нитки. Сочинительство – это тихое удовольствие человека, медленно сходящего с ума. Кому еще бы пришло в голову посвящать свое время столь умозрительному занятию? Это театр теней, фехтование с образами, искусство световых картинок. Но как все же это притягательно! Я бы не хотел заниматься в жизни ничем кроме этого. Меня интересует исключительно иллюзия, никаких серьезных дел я бы не хотел делать на этом свете. Я готов посвятить остатки своей жизни этому дуракавалянию, этой странной игре с собственным воображением. Я – сочинитель, не более того.
Мне в жизни долго не везло. Хотя, как посмотреть, может как раз напротив – судьба берегла меня от крупных неприятностей даже тогда, когда они случались. В детстве меня чуть не убил отец, стреляя из ружья в дверь нашей маленькой квартиры в Иркутске, когда я ее пыталась выломать опергруппа, приехавшая на вызов. Пуля срикошетила и застряла в сидении табуретки в метре от моей ноги. Хотя мне было не больше двух лет я запомнил фигуру милиционера – он был чрезвычайно широк в плечах и у него был пистолет. Милиционер был занят странным делом – он откручивал ножки у табурета. Детский мозг зацепился за странную деталь и никак не мог разгадать загадку увиденного. Идея, заключалась в том, чтобы открутить ножки, и не тащить табурет, в котором застряла пуля, целиком. Лет до пятнадцати я считал, что это просто сон, пока не догадался задать прямой вопрос маме и она рассказал мне как все было. Милиция приехала по вызову на какое-то бытовое происшествие, но ошиблась дверью. Удивительно, что я видел всю эту историю словно со стороны; я даже запомнил рыдающую женщину с ребенком на руках. Эта история стала моей визитной карточкой. С нее началась моя память, а значит и моя жизнь.