Мечты о прошлом

Парфёнов Александр

– Правильно! Все шофёры пьяницы и разгильдяи, а пьяницы и разгильдяи очень ненадёжны. Тогда делай карьеру, и лучше всего – головокружительную, – смеясь, заключил Вадим.

– Только что говорил, что все люди…

– Так то – люди! Профессия сама по себе не плоха и даже романтична. Например, дальнобойщики, на которых большая ответственность за груз. Не знаю, какие они там люди, но наши шофёры – пьяницы и разгильдяи. Наверняка есть среди шофёров-приличные люди, но я, работая в лесоустройстве почти двадцать лет, встречал таковых крайне редко.

Вадим

задумался на несколько секунд и уверенно заявил, что знает троих достойных людей этой профессии в их предприятии, а в основном…

– А почему так мало?

– Экономика… Конечно, заработать много денег честным способом – мечта каждого советского человека. Можно на большую стройку поехать или нефть добывать, но там нужно многое уметь, а если ты на стройке умеешь только кирпичи подавать, а нефть только вёдрами таскать, то никому ты там не нужен. Да и климат там суровый, а уж о бытовых условиях и говорить не стоит. Зря большие деньги нигде не платят.

– Эх, найти бы места, где именно большие деньги платят и именно зря, – нарочито мечтательно произнёс Андрей.

– Есть такие места, – успокоил мечтателя Вадим. – Вернее, не места, а отдельная каста счастливчиков, которые по рождению при кормушке. Но, знаешь, не хочется о них и говорить. Призывают всех на трудовые подвиги, а сами… хуже шофёров. Да-а-а, как ни крути, а туда, где именно достойные деньги за именно хорошую работу, попадают именно трудолюбивые, умные, образованные и сообразительные члены общества. А места с окладами символическими, да ещё и украсть там нечего, заполняются всяким, извини, примитивным отребьем.

– Отребьем? – возмутился Андрей, будто слово это относится и к нему, и уставился в пол. – А как же «в нашей стране все равны»?

Вадим посмотрел на Андрея не как на ученика, а как на равного.

– Сам-то ты в это веришь?

– Верю! – словно огрызнувшись, ответил Андрей, но тут же сдержал себя. – Только слово «отребье» какое-то…

– Да, со словом я переборщил. Погорячился. Но шофёры у нас в основном пьяницы. А где на оклад в сто двадцать рублей других найдёшь? Даже коэффициент северный и полевое довольствие – прибавка не жирная.

– Оклад, коэффициент… а библиотекари, учителя? Они не пьяницы, но оклады у них небольшие.

– Ну, сказанул! Тут интерес. Интерес! Понимаешь? Идея! Творчество. Мечта! И у тех троих… ну, про которых я сказал, что они достойные представители нашего автохозяйства, тоже интерес.

– И какой же интерес?

– А такой, что наша работа даёт возможность путешествовать. Путешествовать за казённый, пусть и не очень жирный счёт, но с пользой для государства! Да где ты такие рыбные реки, такие леса со зверьём непуганым увидишь? Глухари сидят на соснах прямо над палаткой! А простор какой! Ради этого и махнёшь на прибыли рукой: не жили богато, нечего и начинать.

– А что, шофёры тоже в лесу работают?

– Если не лентяи, то работают и даже на вертолётные участки на некоторое время залетают. Очень часто бывает, что машина не нужна целый месяц, а путёвый водила, вместо того

чтобы водку пить и бездельничать, может и удовольствие настоящее получить, и денег подзаработать. Но даже если такие шофёры не хотят или не могут в лесу работать, то по хозяйству здорово помогают. Бывало, выйдем из леса вечером, а нас не только машина ждёт, но и костерок, и чаёк горячий. Коллектив-то маленький, и когда никто не филонит, когда все друг другу, чем могут, помогают, то и жить легче, и работать.

Вадим умел скрывать свои чувства и не любил пафосных интонаций, но о том, что его волнует, что было ему действительно интересно и дорого, частенько говорил с удовольствием, словно смакуя воображаемый чаёк, приготовленный на воображаемом костре вполне реальным шофёром. А потом уже совершенно спокойно, без смачных ноток, продолжил:

– Так что если хочешь больших денег, то иди в официанты или мясники. А если хочешь больше свободы и этой… как её… будь она неладна, романтики, то ищи своё место без оглядки на размер оклада. Нравится здесь? Тогда иди в шофёры, не век же тебе в сезонных рабочих ходить! И всегда на мягком сиденье в кабине ездить будешь! И потом…

– А Слава тоже пьяница и разгильдяй? – неожиданно прервал монолог начальника Андрей.

– Не спеши! Во-первых, у нас всё ещё только начинается и, во-первых, у нас всё ещё впереди. А разговор этот я начал к чему? Не догадываешься?

– К тому, чтобы в кузове не трястись.

– Правильно, но не совсем. Учиться тебе надо, Андрюха, – серьёзно произнёс Вадим, а потом, выдержав красивую паузу, вдруг скинул с себя серьёзность и хлопнул Андрея ладонью по плечу. – Учиться, чтобы расширить ширь своих возможностей в выборе интересного поприща.

– А ты, товарищ начальник партии, пошто в кузове со мной трясёшься?

– А чтоб тебя уму-разуму поучить! – мгновенно нашёлся Вадим.

Машина остановилась, громко хлопнула дверца кабины, а в дверном проёме фургона показалось улыбающееся лицо водителя.

– Всё, приехали.

Вадим ловко выпрыгнул из кузова на землю и огляделся.

– Ты что, Вячеслав Бензинович! Нам в столовую надо!

Слава показал на столб, к которому был приколочен красный круг с белым продолговатым прямоугольником посредине.

– Кирпич! Въезд запрещён. Дальше пешочком.

До столовой было метров двести, и вся компания неспеша двинулась к своей цели. Яркое солнце ласкало посаженные вдоль тротуаров цветы и кусты шиповника с только-только появившимися молодыми листочками. Андрей, щурясь от яркого света, продолжил начатый в полумраке кузова разговор с начальником.

– А мне один товарищ – кстати, торгаш – сказал, что для материального обеспечения своих увлечений и развлечений можно хоть навоз руками грузить, лишь бы платили хорошо. А увлечение и развлечение у него – фотография, любительское кино и путешествия. И знаешь, фотоаппаратура у него… как у профессионального фотографа. И кинокамера очень хорошая. Правда, он рассказывал, что обстановка в этой самой торговле как в банке с пауками.