Мечты о прошлом
Шрифт:
Приехали в аэропорт, а там тишина. Никого из своих нет, хотя договаривались ждать, если кто-то отстанет. Да и чужих, чтобы спросить, что тут и где, было не видно. И только собрался Андрей пойти на разведку, как увидел, что идут ему навстречу по пустынному залу улыбающиеся Вадим Сергеевич Мутовкин, Надежда Григорьевна Мутовкина и их собака Сонька. Вообще-то её звали Сойка, но Вадим частенько называл её «Сонька – золотая лапка». Та, конечно, не улыбалась, но буквально рвалась с поводка и отчаянно махала своим бубликом-хвостом.
Как хорошо встретить вдали от дома коллег, сподвижников, друзей! Особенно если денег нет, а ехать до места назначения больше ста километров, где тоже
Надя села в кабину, а Андрей и Вадим с Сойкой залезли в кузов. Вадим снял с передней стены будки фанерку, и под ней оказалось маленькое застеклённое окошко, которое было прямо напротив окошка в задней стенке кабины. Через это окошко была видна не только правая рука водителя, переключающая передачи, но и дорога! Восхищённый возглас Андрея рассмешил Вадима.
– Ты что, не знал? И вы за всю дорогу не догадались окошечко открыть? Ведь темно же в кузове!
– Нет. Мы или с открытой дверью, или с фонариком да со свечкой, если холодно было…
Вадим снова засмеялся.
– Эх ты, фонарик со свечкой! Ну ничего, не расстраивайся. Научишься окошки находить.
Андрей был растерян и чувствовал себя жалким недотёпой. Но где ему было знать, что Вадим был инициатором постройки этих будок для бортовых уазиков. Более того, это он предложил закрывать изнутри застеклённые окошки будок фанерой на случай перевозки грузов. Ведь какой-нибудь ящик при резком торможении мог запросто разбить стекло.
Кое-как нашли Енисейский тракт и покатились по нему к своей цели – небольшому посёлку Большая Коса на берегу маленькой речки Косушки.
Сначала они стояли перед окошечком на коленях, подложив под них свёрнутые спальники, смотрели на дорогу и разговаривали, а Сойка втискивалась между ними, пытаясь лизнуть в лицо то одного, то другого. Вадим прогонял её, стараясь придать голосу суровость, но собака, чувствуя, что на неё не сердятся, повторяла попытки хоть кого-нибудь поцеловать. Наконец неудобная поза остудила любопытство. Вадим сел спиной к окошку и с наслаждением вытянул затёкшие ноги, а Андрей и вовсе разложил свой спальный мешок вдоль левого борта и лёг на него, подложив под голову рюкзак. Сойка отвоевала для себя кусочек этого ложа, положила голову на передние лапы, удовлетворённо вздохнула и замерла. Так они и ехали большую часть пути – молча, не глядя на дорогу и думая каждый о своём.
Начальник партии думал о техническом задании. В нём были гектары, на которых нужно будет определить истинный состав и истинный же запас древесины по каждой, как любил он выражаться, позиции. Потом, уже зимой, написать проект с рекомендациями по характеру и объёму хозяйственной деятельности на обследованной территории. А ещё он мечтал выполнить натурные работы чуть раньше даты окончания командировки. Чу-у-ть-чуть раньше. Хотя бы на недельку, а лучше на две. Тогда, если тут уже ляжет снег, можно будет добыть десяток хороших серебристых белок, а то и несколько соболей на шапку. А то, глядишь, и пушистую лисицу жене на воротник. И потом охота – не только добыча, это… охота, и слово это не напрасно сродни таким словам как «желать» и «хотеть».
Он посмотрел на дремлющую рядом с Андреем собаку и невольно прошептал вслух: «А лучше на две». Но Андрей за шумом мотора и шуршаньем колёс не расслышал этих слов. Он думал о том, что глубокой осенью, почти зимой, вернётся домой матёрым полевиком. А там его встретит Нина… Нина, Ниночка. И всё будет за-ме-ча-тель-но! И небо над ними будет в алмазах.
Сойка слышала шёпот хозяина, но ей не нужно было проникать в смысл его слов. Она видела, как он упаковывал ружьё. По его волшебному запаху она знала, что ружьё здесь, в машине. А это значит,
В Большую Косу они прибыли в начале шестого, где сразу всем нашлось пристанище. Чете Мутовкиных с собакой и шофёру предоставили ночлег в лесхозе, а Андрею посулили койку в единственной местной гостинице с гордым названием «Дружба», где уже жили два инженера экспедиции.
Прежде чем разойтись отдыхать, они всей компанией посетили ближайшую столовую. И только там Андрей, жадно поедая котлету с картофельным пюре, вдруг вспомнил, что ест сегодня первый раз. Весь этот долгий день он только однажды, когда копался вместе с шофёром в моторе, почувствовал голод, но потом совершенно забыл про еду. И тут же вспомнился отец, который все его жалобы на трудности прерывал словами: «А во время войны…» – и так далее.
В гостинице его поджидали две неожиданности. Первая, пустяковая неожиданность состояла в том, что номер был не просто многоместный, а очень многоместный – в большой комнате стояли в три ряда аж восемнадцать коек! Но по сравнению с армейской казармой этот номер не велик. Андрею досталась койка в самой середине. «Не беда, – подумал он. – Значит, буду тут центром всего». И тут подоспела вторая неожиданность и сразу притушила его оптимизм. Койка была застелена белоснежным бельём! А Андрей уже и думать забыл о том, сколько сажи и копоти собрал он на себе за десять дней путешествия! Душа в гостинице не было. Конечно, отец сказал бы, что во время войны месяцами не мылись, но если завтра утром на этом белье останется грязный отпечаток его тела и все остальные семнадцать постояльцев увидят эту позорную печать, кто им про войну расскажет? Ведь отца-то рядом нет. Неудобно будет.
Он достал из рюкзака мыло, чистое бельё и, завернув всё это в полотенце, пошёл узнавать, где тут общественная баня. Дежурный администратор гостиницы, женщина пышная, ярко раскрашенная и совершенно безразличная к окружающему миру, где нет красивых и интересных мужчин, равнодушным усталым голосом сообщила, что баня сегодня выходная.
– А речка далеко?
– Выйдете из гостиницы, повернёте направо, а потом вторая улица налево и упрётесь. В речку. Только если купаться хотите, – язвительно добавила дежурная, глядя на полотенце под мышкой постояльца, – то там лёд с берегов ещё не весь унесло.
– Спасибо, только мне отступать уже некуда, – как можно бодрее произнёс Андрей и пошёл рекомендованной дорогой.
По берегам реки Косушки действительно ещё лежал серый лёд. А место было в самый раз для публичного купания: вдоль высокого берега между скамейками и жидкими, в два ряда посаженными деревцами шла аккуратная песчаная дорожка. Но так как поблизости не было видно ни одного человека, Андрей торопливо спустился к воде, разделся до трусов и вошёл со льда по колено в воду. Когда намочил голову и намылил её, отступать было действительно некуда. В остывшей почти до нуля голове жила только одна мысль: во время войны ещё и не в таких речках мылись. Ноги он чувствовал только выше уровня воды, а по телу сверху вниз текли чёрные ручьи. Но цель была достигнута – ручьи постепенно побледнели, и экзекуция в конце концов закончилась. Выйдя на берег, он с ужасом увидел, что наверху собралась небольшая кучка людей. Большекосинцы молча наблюдали за моющимся в ледяной воде человеком. Андрей вытер голову и растёр полотенцем верхнюю часть тела. Теперь нужно было как-то сменить трусы, а прибрежные кусты, как назло, ещё не обросли густой листвой. Он постоял немного, окончательно окоченел, и ему ничего не оставалось, как обратиться к людям: