Мечты о прошлом
Шрифт:
Во время одной из посиделок Андрей завёл разговор о предстоящей работе в лесу.
– Эдик, а ты который сезон едешь?
– Это лето четвёртое будет.
– А как просеки прорубают?
– Очень просто. Сначала таксатор забуссоливается… ну, направление задаёт. Насаживает буссоль [5] на вешку и смотрит в визир, а я ставлю две-три вешки так, чтобы они на одной линии были и строго по заданному градусу. Там ещё склонение надо учитывать…
– Про магнитное склонение я знаю. Оно тут везде восточное, но повсюду разное по величине и со временем изменяется, только я не знаю почему, – перебил лектора Андрей, блеснув эрудицией.
5
Буссоль (фр. boussole,
Эдик с удивлением посмотрел на ученика и продолжил:
– Ну вот… а потом идёшь так, чтобы вешки за спиной были на одной линии, и прорубаешь просеку шириной в метр, если квартальная, а если визирка, то полметра. Срубаешь только подрост и тонкие деревья. По краям просеки на деревьях делаешь по три затёски – две по бокам, вдоль просеки, а средняя должна смотреть внутрь. Прорубишь метров десять-двадцать, ставишь вешку, потом ещё – и снова вешку. Когда вешку втыкаешь, видишь только предыдущую, потому что все они на одной линии должны быть. Ровненькая просека получается.
– А вешка – это…
– Да кол простой по твоему росту, чтобы на уровне глаз верхний конец был. Лучше всего еловый или сосновый – они ровнее. Снизу затачиваешь или просто отрубаешь покруче наискосок, чтобы конец острый был и легче в землю втыкался, а верхний кончик ошкурить желательно, чтобы его издалека лучше видно было. В густом лесу с вешками проблем нет, а когда поляна большая попадётся или болотце, то вешки три-четыре с собой несёшь.
– А если просека в толстое дерево упрётся?
– Тогда снова забуссоливаться надо. Но одному трудно, и времени много отнимает. Поставишь вешку за деревом, на неё установишь буссоль. Ровненько установишь, горизонтально. Потом установишь визир по нужному градусу и примерно, наугад, поставишь метрах в пяти по ходу вешку. Потом посмотришь в визир и вешку переставишь, потом снова к буссоли идёшь. И так до тех пор, пока вторая вешка не окажется точнехонько в визире. А потом снова рубишь, поглядывая назад, и вешки ставишь.
– Столбы квартальные трудно делать?
– Как кому. Срубаешь дерево, – и Эдик показал руками диаметр сантиметров в двадцать пять, – потом отрубаешь от него столб в метр семьдесят, делаешь сверху четыре ската, окна с боков вырубаешь, чтобы номера кварталов подписывать… У меня сначала целый месяц коряво получались. Потом научился. Ты не волнуйся! Покажут, как делать, и потихоньку научишься. Ты топором-то работал когда-нибудь?
– Дрова колол.
– Дрова! – усмехнулся Эдик, а потом довольно миролюбиво спросил: – А чем ты раньше кроме дров занимался?
– Судосборщиком был. Корабли строил.
Андрей сказал про своё кораблестроение и с тоской вспомнил, каким он был маленьким и жалким на огромном стапеле, где росли на его глазах огромные корпуса кораблей, а его вклад в это действо было таким ничтожным, что… что и слов не подобрать. А теперь он едет в бескрайнюю тайгу, где будет ещё мельче и незаметней. Но потосковать всласть Эдик ему не дал.
– Масштабно. Престижно. Корабли строил! А с какого перепуга ты в экспедиции оказался?
– Родственник один… дальний… ездил на реку Зея.
– На Зею? Я там тоже был. Как родственника фамилия?
– Григорьев.
– Григорьев? – задумчиво переспросил Эдуард. – Нет, не слыхал. Наверное, в разных партиях были. Эх, там вертолётные участки были. Знаешь, что такое вертолётный участок? Это когда забросят партию на вертолёте в тайгу на весь сезон, а там
У Андрея стало ещё тревожнее на душе, чем было ранее. Но тревога эта продолжалась недолго. «Будет-будет, будет-будет, будет-будет…» – отстукивали без конца колёса, отвлекая от мрачных мыслей.
– Эдик, а какие слова тебе на ум приходят под стук колёс?
– Какие ещё слова?
– Ну какие слова под это «тук-тук, тук-тук, тук-тук» сами собой, как под музыку, поются?
Эдуард помолчал немного, глядя себе под ноги, словно прислушиваясь к ритмичному перестуку колёс, а потом сказал:
– О чём думаю, такие и слова. Любые подойдут.
– Нет, – возразил Андрей. – Вот, например, «будет-будет-будет» подходит, а «было-было-было» как-то не ложится в этот ритм. Интересно, почему?
Ответ поразил Андрея своей простотой и гениальностью.
– Потому что мы вперёд едем, а не назад.
И Андрей как-то сразу стал думать о том, что будет, без прежнего беспокойства. Нашёл в кузове нежилого уазика два пустых джутовых мешка и черенок от лопаты, на ближайшей остановке насыпал в мешки щебёнки, приладил мешки к концам палки и при помощи этого прибора под ухмылки товарища утомлял себя до приятной усталости.
6 мая 1976 года, четверг.
Отлично выспался. Встал раньше Эдика – в 8 часов. За ночь, видимо, порядочно отмахали, потому что пейзаж вокруг изменился очень сильно. От гор и холмов не осталось и следа. Их сменили степи и берёзовые лесочки. Берёзы подёрнулись уже светло-зелёной вуалью. По обочинам дороги кроны деревьев черны от гнёзд. Это грачи. Им здесь раздолье. Кругом поля, пахота в самом разгаре. Вот они и летают огромными стаями за тракторами.
В 10 часов остановились в Петропавловске. Сходил в магазин, на стене которого был почтовый ящик! Купил хлеба и 2 бутылки варенца. Был там и кумыс, но я не решился на эксперимент. Достаточно и варенца. Хлеб здесь только серый, большими плоскими караваями. А на пробках бутылок с молочной продукцией предусмотрительно выбиты сразу все дни недели: пн, вт, ср, чт, пт, сб, вс. Нарочно не придумаешь! А зачем варенец этот купил? Из любопытства, которое доступно только человеку состоятельному, а я опять забыл, что денег у нас маловато.
Потихоньку расспрашиваю Эдика о предстоящей работе. Как бы не опозориться. Вдруг не получится у меня ничего. Что тогда? Тогда завернут мне в узелок краюху хлеба, кусок сала и отправят пешком в Ленинград.
Интересно, кем работал Эдик до того, как начал ездить в экспедиции? Стесняюсь спросить.
В 16 часов остановились на каком-то полустанке. До Омска, говорят, около 60 километров. Стоим уже час. Мимо проносятся товарные и пассажирские поезда. А мы стоим!
В 20 часов проехали Омск. Архитектура окраины города напоминает чеховские времена. Откуда я знаю про чеховские времена? Из кинофильмов и книг, которые создали люди. Почему я им должен верить? Потому, очевидно, что они уважаемые в творческих кругах люди. А моим записям, если люди прочтут, поверят?
Переехали через Иртыш. Красивая, огромная река. Слева от моста разбросаны огни города, а справа ощетинившийся портальными кранами порт. Здесь в 6 часов вечера уже сумерки, а в 7 совсем ничего не видно. А в Ленинграде скоро белые ночи.