Мечты прекрасных дам
Шрифт:
– Тысяч двадцать? – Немец слегка отдвинулся, но Милли слышала, как он добавил: – О'Тул говорит, что ее отец в Гонконге большая шишка.
И Эли ответил:
– Она не красавица, но она англичанка. Моя цифра «пятьдесят».
– Пятьдесят? Ни за одну наложницу не дадут столько денег.
– Ну хорошо, – сказал Эли. – Ты забираешь опиум, а она остается со мной. Решай.
– Вы рискуете, вы это понимаете? – продолжал упорствовать немец.
– Я попробую, – сказал Эли. – Когда я поднимался на борт этого корыта, я хотел получить опиум. Но я понял, что есть что. Она обойдется в целое состояние одному проживающему в Китае джентльмену.
Капитан О'Тул подошел к ним и довольно громко сказал:
– Не знаю, что вы тут удумали, но повторяю: если вы ее у меня заберете, попадете на виселицу. Они не успокоятся, пока вас не поймают.
– Боже милостивый, вы только послушайте! – воскликнул Эли. – Все кому не лень пекутся о моей шее!
– Вас будут судить, – сказала Милли; звук ее голоса прорвался сквозь грубоватые голоса мужчин. – Если капитан О'Тул поведет свой корабль в Гонконг, я остаюсь с ним. Предупреждаю вас обоих: вам же будет хуже, если я не останусь. Мой отец ждет меня, и я намерена к нему приплыть.
– А если нет? – вкрадчиво заметил Эли. – Если хотя бы один раз в своей жизни ты будешь делать, что тебе велят, моя вспыльчивая малютка?
– Погодите, погодите, я еще потанцую на ваших могилах.
Воцарилось молчание. Из поколения в поколение взращенные на вере в колдовство и черную магию и на горячей вере в своих богов, матросы-индийцы и китайцы в ужасе отскочили Капитан О'Тул так и замер. Брунер был явно взбешен. Эли же только улыбнулся и, подмигнув, сказал:
– А в этой девчонке что-то есть. А ну-ка, Черный Сэм, переправь ее на «Ма Шан» и попробуй только ее тронуть. Положишь се в какой-нибудь гамак, а я потом ее навещу.
О'Тулу он сказал:
– Разводите пары и ночью отчаливайте. Мою долю груза можете оставить себе, но распределите ее поровну – от кочегара до капитана. Моя выгода совсем в другом, не так ли, любовь моя? – И он похлопал Милли по щеке. – Но если кто-нибудь из присутствующих здесь хоть словом обмолвится о том, что слышал сегодня, пусть пеняет на себя, он не проживет и минуты. Эли каждого разыщет. Вы узнаете, что значит оказаться в руках у Черного Сэма. Если не верите – спросите у Чу Апу. Удачи вам и попутного ветра. Джонки готовы?
– Готовы, сэр.
Ночью ветер утих. Парасельские острова, представляющие собой огромные не заселенные никем холмы, чернели под яркой луной. Джонки Эли выплыли из лагуны.
Говорили, что «Монголия», подняв пары, последовала за ними в воды Тонкинского залива в направлении Гонконга.
Так заявил на суде Эли Боггз, но подтверждения этому не было. Власти Гонконга были уверены в одном: «Монголия» действительно плыла, ее видели несколько раз – у морского побережья Китая и у входа в гавань Гонконга. Но корабль так и не приплыл, его исчезновение, также как и пропажа капитана О'Тула со всей командой, до сих пор остается тайной, и об этом часто вспоминают в Морском департаменте.
Пятидесятые годы девятнадцатого века были очень плохими для Гонконга.
В китайской акватории было полно пиратов. Пароход «Фейма» пропал после атаки Чу Апу. «Тристл» был сожжен солдатами мандарина, которые под видом пассажиров плыли на корабле; погибли одиннадцать человек из команды. Вскоре пиратами был захвачен и потоплен пароход «Квин», та же участь постигла «Лола» и «Зулу». Ходили слухи, что огромная пиратская флотилия готовится к нападению на колонию.
Не один десяток кораблей был разграблен и потоплен, о них по крайней мере Морским департаментом были получены все сведения. И лишь судьба «Монголии» осталась неизвестной…..
Виновным в ее исчезновении – справедливо было или нет – признали пирата европейского происхождения, который называл себя Эли Боггзом.
Когда пароход «Монголия», ожидавшийся двадцать девятого февраля тысяча восемьсот пятидесятого года, так и не прибыл в Гонконг, на его поиски в северную часть Южно-Китайского моря были отправлены корабли, но они вернулись ни с чем. Корабль, которым командовал капитан О'Тул (один из самых опытных капитанов), исчез, а вместе с ним и все находившиеся на борту люди, в том числе и Милдред Смит, дочь сэра Артура Смита, одного из самых прославленных сынов Гонконга.
Через месяц после трагедии в газете «Гонконг энд Шанхай Тайме» появилось следующее объявление.
«Завтра, 31-го марта, в соборе Св. Иоанна состоится богослужение в память усопшей Милдред Элизабет Смит, дочери сэра Артура Смита, директора «Полуостровной и Азиатской Судоходной Компании», а также капитана и команды парохода «Монголия». В память об этом на пересечении Апэ-Пик-Роуд с Глинн и Кейн будет установлена мемориальная доска «И во цвете лет мы смертны».
Говорят, сэр Артур Смит горько оплакивал потерю дочери и был безутешен.
8
В Китае фамилией человеку служит прозвище, данное ему друзьями и окружающими; если возникает необходимость в уточнении, к прозвищу добавляют еще и имя. Имя второго главаря бандитов, которого искала Анна, было Вонг Тунг Иуен, но те, кто его окружали, обходились без формальностей и, поскольку он сильно косил, называли его Косоглазым Вонгом.
Косоглазый Вонг прославился не только тем, что был одним из бандитов дельты. Широко по всей Поднебесной Империи разнеслась его слава ловца акул; от Пекина на севере до Кантона на юге он торговал самым изысканным на китайский вкус деликатесом – акульими плавниками.
В юности Вонг был идеальным сыном и гордостью родителей, но, дожив примерно до тридцати, он стал жертвой несчастного случая; с тех пор вдобавок к косящим глазам он заполучил хромоту и стал обладателем самого высокого сопрано в местном оперном театре – таков был результат его неудачной схватки с акулой, когда он сел у левого борта, а не у правого.
После этого Вонг ударился в разбой, чтобы отомстить глумившимся над ним согражданам, и еще объявил войну акулам: поймав их, он помещал их в специальную запруду в двух милях к северу от дельты.