Мед его поцелуев

Рэмзи Сара

Острая вспышка желания поразила его. Он сжал кулаки, отчаянно пытаясь восстановить контроль над собой.

— Разве не мило? — спросила она после нескольких минут тишины. — Я так люблю пристойные рауты.

Фразы Эмили так и сочились сарказмом. Он рассмеялся бы, если бы не был так мрачен.

— Тогда я уверен, что следующий прием будет вам по вкусу, дорогая.

Эмили отвернулась к окну кареты, наблюдая за медленным продвижением по Мейфэру. И не заговорила снова, ни на втором рауте, ни после возвращения в карету,

ни когда он провел ее по лестнице на бал у леди Деламар.

Бал завершал этот вечер. Малкольм не собирался на него идти. Он хотел отвезти Эмили домой, лечь с ней в постель, соблазнять, пока она не забудет своего уязвленного самолюбия, пока не начнет умолять, кричать для него — не почувствует все, что заставила пережить его. Не примет их жизнь вместе.

Не вернет ему счастья вместо страдания.

Но он передал горничной их плащи и сопроводил Эмили в бальный зал, чтобы приветствовать хозяйку бала. Две недели назад ему исполнилось тридцать пять — половина того возраста, в котором умер его отец. Малкольму не хватало времени на спасение гор, и он не хотел терять тех возможностей, которые предоставляли подобные вечера.

— Надолго ли вы планируете остаться, милорд? — спросила Эмили, когда они вышли из очереди прибывших гостей.

Он пожал плечами.

— Зависит от общества. Если здесь будут те, с кем стоит поговорить, останемся дольше.

Что-то промелькнуло на ее лице — печаль? Точно не сожаление, но на миг он увидел ее такой, какой Эмили была в доме вдовы, оплакивая его, хотя он был еще жив.

— Может быть, потанцуем вначале? — спросила она. — Я знаю, что неприлично просить о таком, но начинается вальс.

Он отказал ей утром, когда Эмили пыталась заманить его в постель. Но ему не хватило твердости отказать ей сейчас.

— Один танец, — сказал он.

— Конечно. А затем снова можете быть лордом Карнэчем.

В ее голосе не было обвинения, лишь обреченность.

Он повел ее к танцующим. Эмили учила его вальсу в Шотландии — в некоторых кругах он до сих пор считался неприемлемым, а во время своего последнего приезда в Лондон Малкольм вообще не танцевал. Но в замке он мог прижиматься к ней, как желал, их тела сплавлялись воедино, и он дразнил ее, большую часть уроков завершая любовной игрой.

Здесь же он удерживал себя на пристойном расстоянии. Но когда они вместе двинулись по гладкому полу, музыка выманила Эмили из-за стены, которую она создала между ними. Возможно, выманила и его. Потому что на каком-то незаметном этапе их брак превратился во взаимную осаду.

Но когда они очутились в объятиях друг друга, все остальное померкло. И пока звучала музыка, он мог верить, что последние несколько недель были лишь ухабом на долгой дороге и брак их снова вернется в норму, как только они привыкнут к своим новым ролям.

— Я спросила бы о твоих мыслях, но, похоже, я думаю о том же, — сказала она.

— Сомневаюсь.

Эмили выгнула бровь.

— То есть ты не испытываешь той же смеси из жажды убийства и желания убежать в ближайшую спальню?

Он рассмеялся:

— Ты выиграла, дорогая. Именно об этом я и думал.

— Ты только что засмеялся? — спросила она, подозрительно хмурясь.

— А с этим что-то не так?

Она замолчала, когда они обошли в вальсе более медленную пару. И вновь посмотрела ему в лицо, пытаясь прочитать, что же кроется за его взглядом.

— Ты никогда раньше не смеялся на этих приемах. Мне этого не хватало.

— Не думал, что ты заметила, — отозвался Малкольм.

Настал ее черед рассмеяться, но смех получился грустным.

— Ромео и Джульетте повезло, не так ли?

Его рука напряглась у нее на талии.

— Что ты пытаешься этим сказать?

— Свадьба была самым легким этапом. Но все, что случилось потом… как думаешь, они действительно были бы счастливы вместе? Или их страсти суждено было вскоре угаснуть?

— Если ты надумаешь выпить яд, я убью тебя своими руками, — предупредил он, внезапно забеспокоившись.

— Ты же знаешь, я слишком жестока для ядов, — ответила она, рассмеявшись уже искренне. В ее глазах снова сиял свет, тот самый, что Малкольм привык видеть только в постели.

Он погладил ее по руке. Эмили сжала пальцы на его плече.

— Я вижу, что наша страсть не стремится угаснуть, — сказал он.

Эмили не ответила. Они завершили танец. Всякий раз, соприкасаясь с ней телами, он чувствовал, как теряет свою решимость. Они оба не были счастливы — он видел это на ее лице так же явно, как ощущал своим телом.

Но что потребуется для счастья? И как он может ставить свое счастье выше благосостояния целого клана?

Эмили вздохнула, когда отзвучала музыка.

— Благодарю за танец, милорд.

Она была печальна. И Малкольм понял, что она ждет от него ухода. Последний оплот сдержанности затрещал. Он мог бы поддаться сегодня, но не мог обещать ей того же завтра.

— Не стоит ли нам отправиться домой? — спросил он. — Конечно, если ты того пожелаешь.

Она улыбнулась, медленно и непристойно.

— Вы обещаете мне засмеяться хотя бы дважды?

— Вы заключаете плохую сделку, жена моя.

— Меня устраивают условия.

— А не должны бы. — Он поднес ее руку к губам и начал целовать ее пальцы, один за другим, куда более откровенно, чем собирался. — Есть множество вещей, которые я хотел бы повторить сегодня дважды, вещей, которые доставят вам куда больше удовольствия.

Эмили рассмеялась. На миг он снова ощутил себя в Шотландии — когда существовали лишь они, и им ничто не могло помешать. Он хотел закупорить это ощущение в бутылку и спрятать в надежном месте, чтобы вернуться и насладиться им во время очередной молчаливой ссоры.