Мед его поцелуев
Шрифт:
Пруденс с благодарностью посмотрела на Элли и потянулась за новым бисквитом.
— Мне нельзя столько есть — я не могу позволить себе новые платья. Но матушка и ее планы выдать меня замуж могут идти к черту.
Эмили рассмеялась, несмотря на мрачные предчувствия.
— Что она снова задумала?
Пруденс помрачнела.
— На этот раз дело не в свадьбе. Знаешь, я почти жалею, что она перестала возиться с ярмаркой невест. После моей последней ошибки матушка ищет другие источники дохода.
— Ей нужно вести колонку сплетен, — предложила Мадлен. — С ее языком поклонники ей обеспечены.
— Он стал причиной многих наших проблем, — сказала Пруденс.
И посмотрела на Эмили.
— Мне жаль. Я очень-очень сожалею. И хочу извиниться сейчас, потому что потом, после моего признания, ты можешь отказаться меня слушать.
Эмили резко вздохнула и задержала дыхание, пытаясь справиться с подступающей тошнотой.
— Что случилось?
Пруденс отчаянно зажмурилась и выпалила наконец:
— Пойми, тогда я была очень зла на тебя. И от раздражения проговорилась при матушке. Теперь она знает, что ты написала «Непокоренную наследницу».
Глава двадцать восьмая
Грудь Эмили одной из своих героинь, в этот миг туманное ощущение беды соткалось бы в живую, дышащую угрозу. Она любила описывать такие моменты, но при встрече с угрозой, которую сотворила своими руками и которая могла уничтожить прекрасный дворец из лжи, созданный ею и Малкольмом, сердце Эмили замерло.
— И как она собирается поступить с этим знанием? — спросила она.
Пруденс поболтала чай в чашке, словно пытаясь прочитать в чаинках свою судьбу.
— Она пообещала ничего не предпринимать. Я не хочу портить твою репутацию, в отличие от нее, и я заставила ее дать слово молчать об этом. И она все еще дружит с твоей матерью, хотя сейчас они не разговаривают.
Пруденс допила чай и продолжила:
— Но когда она увидела вас обоих вчера вечером, вы танцевали, как любовная пара, ее ярость вернулась. Она была не в себе — я не видела ее такой с тех пор, как она узнала, что братья отправляются воевать на Полуостров. Она бушевала всю ночь, называя Карнэча лжецом и соблазнителем женщин. Похоже, она ненавидит его еще больше, чем тебя, Эмили. И считает, точнее, убеждена, что ты специально его переманила.
— Я могу купить ее молчание, — сказала Эмили, пытаясь придумать альтернативы. Только планирование интриги спасало ее от паники. — Сложно будет добыть триста фунтов без ведома Малкольма, но я уверена, что справлюсь.
— Мне кажется, что дело не в деньгах, как бы мы ни нуждались, — ответила Пруденс.
Ее пустая чашка звякнула о блюдце. Элли осторожно забрала фарфор из ее задрожавших пальцев. Пруденс подняла взгляд, и Эмили увидела в глазах подруги свой приговор.
— Я говорила с кучером по пути сюда — нам пришлось отпустить нашего лакея. Он сказал, что матушка сегодня отправляла его в джентльменский клуб «Уайтс» с запиской для Кэсселя.
Паника охватила Эмили, не оставив лазейки для планов. У нее закружилась голова, и она откинулась на спинку стула, ударившись затылком о незащищенное подушкой дерево. Взрыв боли не шел ни в какое сравнение с внезапным узлом в животе, сжавшимся в ожидании возмездия.
Эмили уронила голову на руки.
— Малкольм убьет меня. И поделом мне. Я лишь надеюсь, что все будет быстро и я не успею понять, что происходит.
— Карнэч не из тех, кто убивает жен. Я видела убийц, и он точно не из них, — сказала Элли.
Мадлен опустилась на колени у ног Эмили и начала массировать ее руки.
— Он не убьет тебя, Милли. А если попробует, я сама его убью.
Они помолчали, Мадлен продолжала массировать руки Эмили. Она пыталась дышать, пыталась вдохнуть полной грудью, а не метаться от паники, задыхаясь без воздуха. И когда к ней вернулась способность думать, Мадлен посмотрела ей прямо в глаза.
— Он не убьет тебя, — повторила она, четко и твердо. — Но ты должна немедленно ему все рассказать.
Эмили поднялась, покачнулась, но вновь обрела равновесие.
— Ты права. Если я успею признаться прежде, чем кто-то другой меня выдаст… — Она замолчала. Подруги кивнули.
На этот раз они дружно позволили ей верить в то, во что ей очень хотелось верить.
— Все будет хорошо, Эмили, — сказала Элли. — Бывают скандалы и хуже внезапно открытого авторства.
Эмили больше не интересовали скандалы. Ее беспокоило то, как Малкольм будет теперь на нее смотреть и обретут ли его глаза серебристый свет — или отныне в их жизни останется лишь дневное одиночество, без ночей страсти.
Но она улыбнулась Элли, словно соглашаясь с ее словами.
— Я уверена, что будет. Благодарю за чай и за совет.
Она обернулась к Пруденс, которая искоса за ней наблюдала.
— Прю… я могу называть тебя Прю, или ты предпочитаешь мисс Этчингем?
Пруденс слабо улыбнулась.
— Ты можешь называть меня Пруденс, если мне все еще можно называть тебя Эмили.
Эмили тоже улыбнулась. Все остальное рушилось на глазах, но первый признак спасения старой дружбы придал ей сил.
— Пруденс, благодарю тебя за предупреждение. Если твоя мать не выдала ничего непоправимого, скажи, что я готова ей заплатить. Что угодно, все, что потребуется, лишь бы она молчала.
— Я передам ей, — сказала Пруденс. Но в ее голосе прозвучало столько сомнений, что Эмили снова упала духом. — Она так зла… с тех пор, как Карнэч отверг меня ради тебя, что я не уверена в ее согласии.
Эмили натянула перчатки.
— Неважно. Я сама заварила эту кашу. И не буду кормить ею других.