Медь Химеры
Шрифт:
Нет, нет, нет! Восстановительное средство должно найтись! Там, во дворце, она прочла неопределенность в судьбе Лестера. Здесь же она видит смерть и только смерть. Может быть, она приехала слишком поздно?
Она проверила ярлычки на склянках. Вот склянка, наполненная хорошо высушенными белыми цветками. Но ведь это мог быть зашивающий цветок! Тогда что же такое эти розовые цветки в той склянке, которую она держала, когда переворачивала карты? Она прочла надпись на ней, ее усталые глаза сильно напрягались и косили: «Вытягивающий цветок». Она взяла не ту склянку!
Шарлен быстро
Улыбающееся солнце: карта выздоровления! Лестер выздоровеет, если она вовремя введет в его организм это лекарство.
Но как же это сделать? Она не знала, но необходимо было действовать быстро. Она торопливо открутила крышку склянки, высыпала сушеные цветки в чашку, добавила воды и несколько капель малинового вина, размешала и поднесла к губам Лестера.
Она растирала ему горло, наклоняя к его губам чашку. И медленно, чтобы он не задохнулся, стала вливать жидкость ему в рот.
Ломакс вздохнул. На лице появился слабый румянец. Его глаза моргнули:
— Джон? Джон? Я люблю тебя, Джон! Я хочу, чтобы ты подошла поближе. Пожалуйста, Джон, подойди поближе.
— Тсс, сынок, — сказала она, нежно поглаживая его лоб. — Это всего лишь твоя старая теща.
Его глаза снова заблестели, они были уже не такими остекленевшими и теперь сфокусировались на ней. Румянец на его щеках стал ярко-красным:
— Спасибо, вам, миссис Хэклберри, — сказал он. Потом, истощив все свои силы, закрыл глаза.
Я вырвала его у смерти, подумала она, и тотчас поняла, как же на самом деле она устала. Она работала всю ночь и часть дня, ничего не видя, кроме ран и крови. Шарлен закрыла глаза, оперлась спиной о докторский саквояж и полностью расслабилась.
Сон, сон, сон, природный восстановитель сил.
Хельба оставалась слабой, но уже достаточно окрепла, чтобы принимать свои собственные лекарства и они хорошо помогали ей. Но за те часы, что она, раненая пролежала без сознания, она лишилась возможности управлять ходом событий, что было весьма опасно. Она достала свой кристалл и направила его на вражеский военный лагерь. Вскоре она различила в нем женщину с фиалковыми глазами, исцеляющую раненых Келвинии и Германдии.
Колдунья, назвал ее тот молодой человек. Она действительно была похожа на колдунью, но Хельба никогда не слышала, чтобы кто-нибудь еще занимался этим искусством. Она нахмурилась, наблюдая за исцелениями, жалея, что сама еще прихварывает. Магические восстановители сил, целебные средства были чудесны, но в ее возрасте они не очень многое могли сделать.
Позже женщина в кристалле раскладывала карты рядом с умирающим от ран человеком и раскрытым докторским саквояжем. Хельба наблюдала, как женщина трижды тасовала колоду и трижды вынимала из нее карты. А, вот как она это делает! Она была не очень-то искусна в колдовстве или целительной магии, только в картах — но они хорошо руководили ею и указывали ей правильный ответ.
Хельба наблюдала, как женщина дает лекарство и возвращает молодого
Интересно. У нее есть талант. В значительной степени нетренированный, неразвитый, но есть. Еще один враг? А может быть — можно ли осмелиться подумать об этом — она сможет стать моей соратницей? Ученицей, кем-нибудь, кто поможет мне сражаться?
Желая этого, она заснула и сама, и ей снились ее колдовские сны.
На следующее утро Катба вошел в комнату с высоко поднятым над гладкой лоснящейся шерсткой спины хвостом. Он исхудал после тяжелых мучений, передавая Хельбе свою жизненную силу, но он тоже принимал средства, восстанавливающие силы, и теперь поправлялся. Он подошел прямо к ней и заглянул в лицо.
— Эти двое снова попали в неприятности? — она вздохнула. — Подумай, что нам пришлось бы вытерпеть, если бы у них не были мозги взрослых людей! — Вообще-то она частенько сомневалась в зрелости их умов; иногда они вели себя так отчаянно по-детски, что ей хотелось отшлепать их по маленьким попкам.
Опираясь на трость, Хельба с трудом поднялась на ноги и последовала за своим другом и кровным братом.
Сент-Хеленс держал глаза лишь чуть-чуть приоткрытыми и притворялся, что спит. Ему до сих пор удавалось избежать гальки и комков сухой грязи. Теперь перед его носом танцевало перышко и заставляло его чихать. Он подумал, не схватить ли веревочку и не порвать ли ее, и он так бы и сделал в следующее мгновение. Но тут перышко внезапно исчезло из его поля зрения.
Он услышал как они шепчутся наверху. Маленькие дьяволята, что они придумают в следующий раз?
Неожиданно сзади по его шее потекла какая-то влага, она попала ему на щеку, затем на бороду. В ужасе он откатился в сторону и проревел:
— Вы, ублюдки! Вы грязные ублюдки!
Наверху виднелись два детских лица, которые, ухмыляясь, заглядывали в камеру.
— Это достало его, Кильдом.
— Ты прав, Кильдей. Послушай, вот куда нам нужно прийти в следующий раз, когда мы захотим пописать.
— Можно напиться сока яблочных ягод. Возьмем и выпьем побольше. Пусть он понюхает его сладкий аромат.
Сент-Хеленс вытер затылок и шею. Если бы в камере нашлось что-нибудь, чем можно было бы запустить в мальчишек, он бы так и сделал. Он понюхал свою руку, стряхнул с нее несколько желтых капель и выругался так мерзко, что казалось, стены обуглятся.
— О, послушай, какие гадкие слова, Кильдом!
— Он отвратительный человек, Кильдей; а ты чего ожидал?
Мальчишки захихикали. Сент-Хеленс чувствовал, что специально показывает им, каким плохим он может быть. Он попытался взять себя в руки. Это было труднее всего, потому что его внутренняя природа побуждала его браниться, ругаться и устроить театральную сцену. Совсем не из-за ангельского характера его прозвали Сент-Хеленсом, а из-за того, что его темперамент был некогда таким же бурным, как и у известного земного вулкана.