Мед.ведь.ма

Чеснокова Юлия Олеговна

Мы добрались на автобусе до края города. Приятно было замечать, что нас не окружают подозрительные личности, что не надо убегать, что никто не стреляет, и не появляются темные костюмы, не странные или какие-то особенные, но почему-то сразу выдающие принадлежность к китайской мафии. Хорошо было ощущать себя среди обычных людей, которые живут обычной жизнью, гуляют, едут на работу или из гостей, или в поликлинику, или в какую-нибудь службу что-нибудь оформить. Я тоже хотела бы вернуться к такой жизни. Возможно, не совсем той, какой жила вдвоём с бабушкой. Сейчас я понимаю, что это было слишком сурово, вдали от людей, от новых знакомств, от вероятности того, что кто-то там, в горах, найдёт меня и посмотрит, как Вон… С Мао мы жили немного веселее. Пусть тяжело и бедно, пусть мне не всё давалось, и многого у меня не было, но это была мирная и стабильная жизнь, в которой было к чему стремиться, кроме выживания, которым я озабочена последние пять дней.

Ви заметил моё нарастающее уныние по мере удаления от Ханьданя. Когда он сумел договориться с супружеской парой, двигающейся в Ляочэн на своём автомобиле, что они высадят нас по пути, я совсем безвольно погрузилась в салон и прижалась к окну заднего сиденья, наблюдая, как отчаливает из моей судьбы город, который принёс мне самые незабываемые эмоции. Перестрелка, погоня, гонка, первый поцелуй. Удаляющиеся дома угнетали и всем своим видом говорили «прощай!». Я смотрела в их многочисленные окна, слепые к моей драме, и завидовала каждому, кто живёт в этих квартирах, кто может прийти в любой момент домой, в Ханьдане, пойти прогуляться, посидеть в парке, учиться и работать. Я должна была спросить Вона в каком он баре подрабатывает! Я могла бы зайти и попрощаться с ним сама. Почему я не додумалась?

— Отсюда до моря буквально часов восемь остаётся, даже меньше, возможно, — пытался отвлечь меня от глубокой задумчивости Ви. — Ты же никогда не была на побережье?

— Никогда, — согласилась я.

— Заметила, что тут воздух стал более влажным? Тут уже всё не так, как в более южных провинциях. — Единственное, что я заметила, это что нет больше гор вокруг, стоило выехать из Ханьданя. Я так привыкла к ним, выросла среди них, все эти дни карабкалась по ним и пряталась в них. И вдруг всё стало почти ровно. Ровно и пусто — почему-то эти значения показались мне синонимичными.

— Если Чонгук и Шуга увели преследователей, — заговорила я тихо, чтобы не слышали мужчина и женщина впереди, — почему мы не могли подождать и отдохнуть подольше? Отъехали бы завтра, или послезавтра… — Взгляд Ви, старавшегося вселять в меня свои бодрость и задор, немного потух.

— Потому что надо было это сделать, пока не разоблачили подставу, и пока вообще их стало меньше здесь, — не нервничая, но безрадостно пояснил мой дух. Следующие слова объяснили мне, что дело вовсе не в том, что я выгляжу глупой и непонимающей: — Тебе так хотелось остаться с тем парнем?

— Я… — Что я могла сказать? Очевидно, что жизни дороже влюбленности, которую Ви, наверняка, считает мимолетной и быстротечной. — Я даже не попрощалась с ним, а ведь он меня спас.

— Когда мы доберемся до Кореи, и всё будет хорошо, ты сможешь послать ему открытку с благодарностью. — Нечасто Ви говорил с таким ехидством, которое содержалось в смысле слов, но совершенно не отображалось голосом. Он у моего духа всегда был бархатистый и добрый. И вот таким медовым голосом он поиздевался над тем, как хочу я увидеть Вона! Обидевшись на него снова, я отвернулась к окну опять. Вид по-прежнему не утешал, а нагонял ещё большую меланхолию и отчужденность.

Нас высадили на перекрестке, не взяв денег. Ви солгал, что мы брат с сестрой, и навещали тайком отца, с которым мать в разводе, и они враждуют, поэтому не любят знать друг о друге. И вот, улизнув на выходной от матери, мы совершили такое путешествие. Пара прониклась нашими юными проблемами, сказали, что у них один сын, и им трудно было бы поделить его, разведись они, поэтому, скорее всего, враждовали бы не меньше. Правда, их занял вопрос о том, кто наши родители, что им позволили завести второго ребенка в те годы, когда существовал строгий запрет, ведь реформа по разрешению второго ребенка повсеместно как раз совсем недавно прошла окончательное рассмотрение. Ви выкрутился, что его родили в Корее и гражданство у него тамошнее.

Мы долго-долго шли параллельно дороге, но чуть поодаль от неё, среди распаханных полей, чтобы не бросаться в глаза проезжающим машинам. Потом дошли до автобусной остановки напротив какого-то поселка и вышли к ней, чтобы сесть на скамейку и передохнуть. Я подогнула ноги по очереди, затянув шнурки на кедах, вытерла невидимую пыль со лба тыльной стороной ладони. Ви протянул мне конфету с таким милым лицом, что я не смогла не улыбнуться.

— Спасибо. — По трассе без остановки ехали авто, легковые, грузовые, разных цветов. Шум стоял, как в промышленной зоне, хотя иногда и можно было сказать что-нибудь, не крича. Два раза проскочили мотоциклы, и меня чуть не дёрнуло к ним, выбежать на шоссе и разглядеть хорошенько, кто это так рычит мотором? Но потом я видела, как они проносятся, совсем не серебряные и без черных полос. Вечерело и освещение напротив, где был населенный пункт, по ту сторону дороги, уже зажигалось. — Будем ловить попутку или подождём автобус? — Ви встал и подошел к расписанию.

— Сейчас посмотрим… — раздался очередной шум мотора, на который я механически повернула лицо, уже ни на что не надеясь. Ви вёл пальцем по металлической таблице со временем остановок автобуса, а гул, приближаясь, заставил меня всё-таки задрожать и привстать, чтобы высунуться из-под каркаса с крышей. Когда я выглянула, фара была совсем рядом, и я, видя, что она как будто съезжает с дороги, отступила. Не прошло и полминуты, как к самому краю остановки причалил байк и, не веря своим глазам, я стала опознавать и цвет, и рисунок полос, и нашивки на байкерской куртке и шлем, который снял Вон, не глуша мотор. Забыв о том, что происходило до его появления, я прижала ладонь к щекам, краснея, бросаемая в жар, едва стоящая, чтобы не упасть, не запрыгать и не затанцевать. Хотелось делать всё и сразу. Но улыбка, показавшаяся из-под защитного шлема, стоила всего этого безнадежного дня. Вон убрал шлем подмышку левой руки и, распахнув правую, как бы освобождая доступ к своей груди, произнес хрипловато:

— Иди сюда. — Устоять было невозможно. Я сорвалась с места и, хотя всего лишь хотела обнять его слегка от радости, очутилась в крепкой хватке, прижавшей меня к нему, и он, чуть наклонив своё лицо, поймал мои губы, чтобы впиться в них поцелуем. Я только тогда вспомнила, что позади стоит Ви и почему-то пристыдилась происходящего, но прерваться не могла, не могла оттолкнуть Вона, который всё-таки нашёл меня, который не обманул! Который приехал, чтобы свидание состоялось. Его поцелуй был куда настойчивее и горячее, чем вчера. Он будто показал, каким образом может поймать и не отпускать, и для этого ему хватит одной только силы губ, их магии. Колени задрожали и я, когда он закончил, не решилась сразу оглянуться. Только посмотрела на Вона, чьи глаза уже испытующе глядели на того, кто был сзади. Они с Ви, очевидно, смотрели в глаза друг другу. — Это один из твоих друзей?

— Да, — тихо прошептала я, и только тогда посмотрела на моего духа. Стиснув челюсть так, что она стала какой-то заострившейся, Ви испепелял Вона взором. Я даже испугалась, а не применит ли он своё бесовское колдовство и не сделает ли чего с Воном? Я хотела представить их друг другу, но Ви опередил какие-либо разговоры вопросом:

— Как ты её нашёл? — Байкер не растерялся и, улыбнувшись той невинной улыбкой, когда показывались его верхние зубы, придающие ему вид нашкодившего зайца, ответил: