Мед.ведь.ма

Чеснокова Юлия Олеговна

Мы обошли все термальные источники, купальни и бассейны, оставшиеся или восстановленные со времён династии Тан, прогулялись вдоль всех прудов, на которые когда-то вот так же любовалась красавица Гуйфэй, чью очередную статую, белоснежную, как гипс, я нашла возле воды. Полуобнаженная, императорская наложница застыла в веках, улыбаясь и символизируя любовь, которую ничто не властно разорвать. Но и у этой любви был печальный конец. С восхищением и жалостью я думала об этой женщине, каждый раз замедляясь, когда мы с Воном шли мимо её изображений. Хуанци, переполненный воспоминаниями о легендарных событиях и эпохах, несмотря на восторг и замирание души пред окружающим величием, вызывал грусть. Кроме того, к концу второго дня стала ощущаться непоседливость Вона. Ему снова не терпелось двигаться

дальше, уехать куда-нибудь. Он говорил об этом вскользь, всего два раза, как о неблизкой перспективе, но всё же движения его рук при этом и взгляд, ищущий даль и ровный асфальт, по которому можно разогнать Волчицу, выдавали его стремление сменить локацию. Куда он в конечном итоге едет? Он знает? Я спросила его об этом прямо, но Вон ответил, что жить интереснее в движении, к тому же, зарабатывать тоже приятнее разной работой, а не рутиной на одном месте. Я смотрела на него, и в момент, когда моя надежда на спокойствие и семейную жизнь в доме, вроде того, каким владела Черин, подтачивалась, моё сердце жгло от любви к этому парню, которого тем сильнее мне хотелось понять, чем сильнее я не представляла, что за образ жизни для нас он избрал. Да и была ли мне разница? Ждут испытания и трудности, что-то, что не всегда мне понравится, или даже не будет соответствовать моим мечтам, но рядом будет Вон, всегда готовый помочь, спасти, поддержать. Может, в этом есть смысл и прелесть, срываться и уезжать куда-то, когда судьба не приносит никаких радостей? Может, искать их проще и слаще, чем пытаться создать? Главное, чтобы это колесение по свету не было бегом от самого себя, тогда оно точно ни к чему не приведёт.

Вечером мы опять поднимались в кабинке по канату. Она медленно ползла, открывая нам горизонт всё шире, богаче и раздольнее. Совсем поздно мы не возвращались, чтобы успеть до закрытия работы фуникулёра. Карабкаться на Лишань пешком целое испытание, которого мы успешно избегали. За два дня мы с Воном умудрялись выдыхаться и без этого, бродя по всем закоулкам района Линьтуна. Он отлучался от меня ненадолго, буквально часа на три за эти дни, для каких-то тех самых дел с Джиёном, ради которых сюда привёз меня, и, как сообщил сам, смог заработать. На мой вопрос «как?» Вон с улыбкой отмахнулся. Я перевела взгляд с земли на небо, к которому мы потихоньку становились ближе, но до которого всё равно не дотянемся.

— Смотри, месяц родился! — показала я пальцем на тощую проявляющуюся дольку луны, вертикально ухмыляющуюся тем, кто обитал внизу. Вон посмотрел, куда я указывала, и его улыбка стала беднее на радость.

— Вижу.

— Бабушка говорила, что я лунный ребёнок. Но советовала ориентироваться на солнце.

— Луна отражает солнечный свет, не всё ли равно? — помрачневший почему-то, откинулся на спинку стульчика Вон.

— Не знаю, — пришла я в замешательство. Да, у луны нет своего света, это правда, она только отзеркаливает.

Выйдя из кабинки, Вон сказал, что ему нужно отойти, чтобы я шла в дом, а он придёт позже. Не подав мне руки, как обычно делал, он поспешил вперёд, растворяясь среди тропинок, плутающих между соснами и кипарисами. Иногда смена его настроения, а следом и поведения обескураживала. Я добралась до двери и, когда вошла, оставила её открытой, чтобы Вону не пришлось стучать и ждать. Куда он ушёл? Опять к Джиёну?

Пройдя в спальню, где привычно включила телевизор, я подошла к зеркалу. Начавшие отрастать волосы создали тот самый визуальный ужас, который бывал, когда я жила в Тибете. Белые корни у тёмных волос смахивали на проплешины, если не присматриваться. Нужно покраситься вскоре опять, потому что ждать, пока отрастёт достаточная длина — слишком долго. Расплетя косу, которую носила днём, чтобы не развевались пряди при езде на мотоцикле, я поизучала фиолетово-синий цвет, оставшийся после помывки. Да, лучше взять ещё черной-черной краски и затемнить всё полностью. Вона всё не было, и я решила принять душ до ужина, а не после, как обычно делала. Но и когда я вышла из ванной, молодой человек так и не пришёл. Меня стало одолевать волнение. Опустившись на кровать и уставившись на какую-то китайскую комедию, я не могла понять, в чём её суть, потому что думала о Воне. Куда

он запропастился? Сходить к Джиёну и спросить? Я подошла к окну, за которым небо затягивало облаками. Ещё недавно было видно месяц и появляющиеся звёзды, а теперь почти ничего. Неужели намечается непогода? Ничего ведь её не предвещало.

Уже почти решившись на поиски Вона, я услышала его поступь. То есть, сначала я её не узнала, испугавшись, потому что она была немного не такой, как всегда. Но, попятившись в угол от неизвестности, я увидела на пороге спальни именно его, скидывающего один ботинок, который никак не хотел слезать следом за вторым, откинутым у входа в дом. В руке его была полупустая бутылка с золотистой жидкостью, которую он грохнул на тумбочку, чтобы отделаться от непослушной обуви. Я с изумлением глядела на него, принявшегося избавляться от куртки, что получалось тоже как-то дёргано и неумело. Да он же хорошенько выпил! Я не видела до этого, чтобы Вон хоть немного пьянел… даже на мой день рождения, когда он выпил шампанское… я выпила больше, и он вёл себя, как обычно. Но сейчас…

— Ты выпил? — зачем-то спросила я об очевидном. Вон поднял глаза и нашёл меня ими.

— Да, немного, — расплылся он, кивнув на бутылку. — Ещё немного захватил, допить тут.

— В честь чего ты вдруг это решил? — напряглась я, бессознательно, каким-то врожденным чутьём отрицательно относясь к выпившим до охмелевшего состояния людям.

— А почему бы нет? — пожал плечами он. — Я получил неплохие деньги, это уже один из поводов.

— Ты даже не поужинал? — не узнавая его, волнуясь и переживая (что с ним такое?), скрестила я руки на груди и так и стояла, разделяемая с ним кроватью. Он плюхнулся на неё с другой стороны.

— Как я мог? Мы же ужинаем вместе.

— Может, и выпить нам следовало вместе? — сердящаяся, стараясь сдержать гнев, я со злобой косилась на бутылку.

— Хочешь?

— Нет! — отрезала я.

— Тогда я закажу ужин, — пробубнил Вон и, подняв трубку, слегка заплетающимся, но верным языком обозначил обычный наш заказ. — Сейчас принесут. Садись, чего ты встала? В ногах правды нет.

— Я не понимаю, что произошло. Ты вдруг резко ушёл, я думала, что по делу, а ты напился…

— Не напился, а выпил, — поправил с насмешкой Вон. Как будто это что-то меняло!

— У тебя… бывают проблемы с алкоголем? — пытаясь успокоиться, села всё-таки я. А если ему нужна помощь? Если у него есть такой порок и тяга? Вон хмыкнул.

— Нет, у меня с ним всё отлично. Мы дружим, — посмеявшись, он поднялся за бутылкой и стаканом.

— Тебе не достаточно?

— Перед едой нужен аперитив, — подмигнул он, наливая себе. Я отказалась ещё до этого, и только это остановило меня сунуть второй стакан под горлышко. Пусть бы посмотрел, как это выглядит со стороны! Он замер со стаканом и, развернувшись на меня, задумчиво и приглушенно проговорил: — Я после ужина скажу тебе, зачем я выпил, ладно? — Что-то вразумительное, появившееся в интонации при этом, примирило меня на некоторое время с его состоянием.

За ужином, сытным и вкусным, Вон опустошил бутылку. Но закуска не впитывала в себя всё абсолютно, нейтрализуя градусы, поэтому под конец он был по-настоящему пьян. Нет, он стоял на ногах, хоть и покачиваясь, и даже не засыпал, но все его манеры, разговоры и взгляды принадлежали пьяному человеку. Когда я убирала посуду с постели, ветер поднимался, и опять ветки начинали стучать по крыше и даже скрипеть по стеклу окна. Поправив поплотнее шторы, одна к другой, без зазоров, я обернулась и наткнулась на взор Вона, исподлобья устремившийся ко мне. Сжавшись от обиды на то, что он позволил себе при мне стать таким, я всё-таки ждала объяснений. Он молчал.

— Ты сказал, что объяснишь, почему выпил. — Разгоряченный острой курицей и алкоголем, он ещё минут двадцать назад разделся до пояса и теперь, подобно охранному псу, завидевшему незнакомца, приближающегося к его территории, стал подниматься, чтобы подойти самому. От него пахло спиртным, стойко и жарко, так что и меня грозило бросить в пот от того только, что нахожусь близко с пышущим нетрезвостью Воном, выглядящим прочно, порочно и опасно, как если бы держал кнут, указывая на то, кто в доминирующем положении.