Медицина бессильна

Лучи майского солнца робко пробивались сквозь дымку зеленой листвы. Ласкали. Щекотали нежно бархатную кожу, рисовали узоры, старательно выводя на теле извилистые дуги. Воздух наполнялся светом, ароматами молодой зелени вперемешку с цветущими кустами сирени. Мир оживал, играл, дышал. Спокойствие и безмятежность нарушала только трель соловья, нашедшего приют в буйстве цветов акации. Птица, словно игнорировала наступление нового дня и продолжала выводить серенады, не уступающие по мелодичности ночным.

Редкие прохожие выползали из своих бетонных коконов, сонные дворники неторопливо размахивали метлами, поднимая пыль столбом. Жизнь просыпалась в маленьком

городе. В воздухе начинал витать запах свежесваренного кофе, сладкой сдобы и дизельного топлива. Город пробуждался. Легкий ветерок качал тюлевую занавеску, и комната наполнялась смесью ароматов. Пряных, сладковатых…

Я лениво открыла глаза, окинув спальню взглядом. Будильник, стоящий на тумбочке, через пять минут обещал разорвать тишину спальни противным звоном, оповещая, что пора поднимать свое бренное тело с мягкой постели. Не спеша, потянувшись, я приняла вертикальное положение и пару минут рассматривала пейзаж за окном. День обещал быть теплым, и он был бы в сто раз приятнее, если не нужно было ехать на работу, встречаться с пациентами, а потом снова возвращаться в пустую квартиру. Такие мысли меня посещали практически каждое утро, оттого в очередной раз, глубоко вздохнув, я через «не хочу» поднялась и направилась в душ. Стоя под струями холодной воды, пыталась составить план на ближайший отпуск, который намечался через неделю. «Загад не бывает богат», как любила повторять моя бабушка, но помечтать ведь совсем не вредно. С моей работой планировать что-то крайне опасно, так как зачастую все планы летят в тартарары.

Уже три года, как я трудилась в районном психоневрологическом диспансере в должности врача психиатра. Работа мне нравилась, хоть и требовала много нервов, времени и сил. Так как контингент по большей части довольно специфический, постоянно приходилось быть в тонусе, и расслабиться получалось в редкие выходные за просмотром какого-нибудь старенького фильма, желательно о любви. Раз у самой не клеилось, хоть за других радовалась.

Врачей в нашей богадельне зачастую не хватало. Не каждый молодой специалист в силах выдержать такое, многие сходили с пути еще на испытательном сроке, я же как-то свыклась с окружающей обстановкой, а может, просто научилась не принимать все близко к сердцу.

Выключив воду и накинув халат, я вышла из ванны. Взглянув на часы, удостоверилась, что времени на завтрак почти не осталось, и заторопилась со сборами на работу. С выбором платья особо не заморачивалась, все равно ж под белым халатом мало что видно, он вообще воровал всю индивидуальность. Игнорируя лифт, быстро сбежала по ступенькам, и убедившись, что моя «Тойота» стоит на парковке в целостности, что, впрочем, удивительно, так как местная шпана не гнушалась скручивать зеркала с завидной периодичностью, я с легкой душой завела мотор.

Диспансер находился за городом, буквально в получасе езды. Старое трехэтажное здание, окруженное сосновым бором и забором из сетки рабицы. Смешно, конечно, если учесть, что помимо граждан с проблемами психики, у нас частенько находились и не совсем законопослушные субъекты. Да, в такие моменты всегда дежурили представители правоохранительных органов в здании, а на контрольно-пропускном пункте охранник. Пункт – это сильно сказано, конечно, просто на въезде был шлагбаум, а рядом будка, в которой сидел старенький Николай Васильевич. То ли пациенты наши отличались относительно спокойным нравом, то ли начальство было запредельными оптимистами, однако, опасений по поводу хлипких барьеров никто не высказывал.

Тем временем я миновала развилку, а это значит, что до места моих трудовых подвигов осталась какая-то пара километров. Работала я здесь три года, изначально, связать себя с медициной в мои планы не входило. Отец всей душой желал, чтобы я стала экономистом, и продолжила семейное дело. У него был небольшой магазин экзотических цветов и несколько точек по продаже сантехники. Я же мечтала о карьере лингвиста, он был против, грозился лишить меня наследства и много чего еще, если ослушаюсь. Вообще, так складывалось по жизни, что чем сильнее на меня давили, тем больше я шла против течения. Вот и в этот раз так получилось, назло всем, а также самой себе, я поступила в медицинский. Отношения наши на этой почве вконец разладились, и оттого виделись мы от случая к случаю. Он вообще был очень сильным человек, особенно морально, и «задавить» своей политикой способен любого. В юности моим друзьям и кавалеру сильно от него доставалось, постоянные придирки в их адрес выводили меня из себя. Единственный человек, кто мог над ним довлеть, так это мама. Благодаря ей он все же решился на переезд в соседний областной центр, чему, кстати, я обрадовалась, и да, мне за это ни капли не стыдно.

– Утро доброе, Николай Васильевич, – притормозив около шлагбаума, протянула я охраннику свой пропуск.

– Здравствуй, Саша, – крикнул он в окошко будки, – Леонид Владимирович только что уехал, снова какой-то симпозиум у них в центре. Наверное, опять пить будут, а завтра снова с опухшей рожей, – цокнул языком охранник.

– Ну, что вы так грубо, может и вправду конференция какая, по обмену опытом, например, – пожала я плечами.

– Знаем мы их опыт, сегодня делятся советами, а завтра капельницы просят Людочку поставить.

Разговаривать с Николаем Васильевичем можно было бесконечно. Он, вообще, мужчина словоохотливый, к тому ж наблюдательный. Поэтому, что творилось за стенами сего сооружения был в курсе, но соблюдая профессиональную этику, старался сильно не болтать, правда, получалось так себе. Вот и вид нашего главврача не смог не заинтересовать его.

Леонид Владимирович уже лет пятнадцать занимал эту должность. Добродушный полный здоровяк, всегда с улыбкой и шикарными усами, справлялся с работой отлично, в плане профессионализма ему не был равных. Но, как и у каждого нормального человека, у него имелись небольшие слабости, в частности алкоголь, в результате и утро понедельника для него всегда являлось неожиданно, и почему-то сразу после вечера пятницы.

Оставив автомобиль на парковке с торца здания, я, насвистывая и подставляя лицо майскому солнцу, бодрым шагом поднялась по ступенькам.

Коридор тонул в прохладном полумраке. Тишина. Почему-то все, то время, что я здесь работала, он вызывал у меня тревогу, словно кто-то мог выскочить из-за ближайшего угла, кто-то таящий в себе опасность. Дернув плечом и прогнав глупые мысли, я сделала шаг вперед, стараясь быстрее покинуть это место. Подойдя к своему кабинету, принялась искать в сумочке ключи.

– Лживая дрянь, – раздалось у меня за спиной, от неожиданности я выронила сумку из рук. – Как ты могла такое сделать?! Ненавижу тебя.

– Геннадий Петрович, – оборачиваясь, произнесла я, касаясь его плеча, – спокойно, спокойно, все уже хорошо.

Кочкин Геннадий Петрович преуспевающий бизнесмен, мужчина в расцвете лет, но, к сожалению, немного помешавшийся на своей бывшей жене, которая после двадцати лет брака решилась на развод. И ушла она от Кочкина не к молодому любовнику, богатому дяденьке, а к обычному мужчине, работающему в местном отделении ЖКХ. Наверное, на этой почве в голове у Геннадия Петровича что-то замкнуло, но так как он мужик обстоятельный, то за пару дней до начала приступов, а они у него случались два раза в год: в ноябре и мае, сам приезжал к нам, и за определенную плату ему выделяли койко-место.