Медицина бессильна
Шрифт:
– Григорий, – крикнула я санитару, стоявшему недалеко и подпирающему стену, – помоги пациенту, проводи в палату и пригласи медсестру, пусть сделает укол.
– Как она могла, как могла, дура, убью гадину, – заревел меж тем Кочкин и ткнулся головой в мое плечо.
Была б моя воля, санитары ходили по струнке, и глаз не спускали с больных, но так как Колокольчиков был порой чересчур мягок, то и многие врачи пользовались этим без зазрения совести. Поэтому зачастую больные шлялись по коридорам без сопровождения, а если оно и было, как сейчас, то больше напоминало фон. Думаю, из-за того, что коллектив наш насчитывал не более тридцати человек медперсонала, работники не сильно боялись штрафных санкций. Они прекрасно понимали, вряд ли будет выговор, а уж об увольнении и говорить нечего. Такими темпами, здесь мог в итоге остаться один Николай
– Григорий, мне еще раз повторить? – повысила я тон.
Гришка нехотя отлепился от стены и взял Кочкина под локти.
– Ну, Геннадий Петрович, полноте вам. Все они бабы стервы, будет у вас еще красотка из «Плейбой», или Синди Кроуфорд, вам какие больше нравятся наши или заграничные? – уводя пациента в палату, тараторил Гришка.
Я, наконец, отыскав ключ, вошла в свой кабинет. Небольшой, но очень уютный. Стол, два шкафа с документами в разноцветных папках, на стенах портреты великих умов из профессиональной сферы. Весь стол завален медицинскими картами пациентов, результатами экспертиз, которые необходимо подписать и отправить главврачу для постановки печати.
– Сашка, – раздался тонкий голос из-за моей спины, – извини, что без стука, дело есть, выручи, а? – обратилась ко мне моя коллега Сизова Галина.
Несмотря на высокий рост и не хрупкую комплекцию, ее голосок, словно на контрасте с внешним обликом, был до того звонок, что казалось – он принадлежит подростку, а ей меж тем осенью перевалило уже за сорок.
– Постараюсь, – ответила я, – если это в моих силах, что нужно-то?
– Да, кран у меня прорвало, а Лёнька смылся с утра, впрочем, как всегда, понедельник же. А в десять привезут людей на экспертизу, комиссия из наших соберется, я должна засвидетельствовать и бумаги подготовить. Знаю, что у тебя самой дел невпроворот, – кивнула она, глядя на стопки, что лежали на моем рабочем столе, – но просить больше некого.
– Ладно, надеюсь хоть мирные будут?
– Да сто процентов, период обострений уже заканчивается, скоро будем выпускной бал устраивать нашим подопечным, а вот пошедшие по кривой дорожке, наверное, никогда не закончатся. Я предварительно с делом ознакомлена, все по стандартной схеме в принципе. Как они мне надоели, – закатив глаза, закончила Галина свою речь. – Ладно, Сань, – хлопнув себя по карманам халата, продолжила она, – побежала, пока до первого этажа не протекло.
Я плюхнулась в рабочее кресло, закинув руки за голову, и, закрыв глаза, попросила Всевышнего, чтоб рабочий день прошел спокойно, на большее моей фантазии в тот момент не хватило.
Ближе к десяти часам отложила свои текущие дела, встала из-за стола, вооружившись необходимыми бланками, я направилась в холл, чтоб объявить в каком помещении будет проходить экспертиза.
По коридору гуськом ходили пациенты, косясь с подозрением на прибывших сотрудников правоохранительных органов, временами делали попытки подойти и рассмотреть тех поближе, иногда это зрелище напоминало зоопарк. Первое время я с опасением и страхом ходила по этим длинным, похожими на тоннель, коридорам, особенно если в этот момент там были все эти категории граждан. Жалась спиной к стене и не поднимала взгляда, боясь, встретиться им с кем-то. А потом привыкла, закостенела что ли, научилась не зацикливаться, научилась делать свою работу без лишних эмоций.
Взяв у конвоя необходимые документы, я прошла в кабинет, предназначенный для проведения данного мероприятия, где меня уже ждали коллеги врачи. Сегодня, можно сказать – повезло, на повестке дня значилось всего четыре человека, и то у троих предварительный диагноз был установлен.
Пока старшие коллеги задавали определенные вопросы, я имела возможность ознакомиться с документами, внимательно все прочитав. Убедившись, что акт составлен правильно, я смело поставила свою подпись и вернула бумаги назад.
Спустя полтора часа настала очередь четвертого, последнего на сегодня подэкспертного.
Я заполняла бланк, когда мужчина вошел в кабинет.
– Здравствуйте, – произнес он тихо, присаживаясь напротив.
– Здравствуйте, – ответила я, поднимая глаза на него, и чуть не поперхнулась.
За тем концом стола сидел Вадим. Господи, сколько мы не виделись, как же он изменился, как и почему он тут оказался?! Рой мыслей кружился в голове, интересно, узнал ли он меня. Вадим…моя Вадим. Мысль навязчивая, липкая, не давала покоя. А сердце грохнулось куда-то вниз, к пяткам. Я изо всех сил старалась не показывать вида, что в моем поведении что-то изменилось. Оттого открыв медицинскую карту, уткнулась в нее носом. Читала и не понимала, что читаю. Возвращалась назад, но никак не могла сосредоточиться на содержании, краем глаза поглядывая на него и сожалея, что мы встретились при таких обстоятельствах спустя столько лет. Долгих восемь лет.
Вадим Кузьмин был моей первой любовью, правда, давным-давно. Мы не виделись восемь лет, восемь длинных, холодных лет. Я давно научилась жить без него, ни думать, ни видеть его во снах. Переболела. Наверное… И почти уговорила собственное сердце, что он – негодяй, не заслуживающий чувств, по крайней мере, добрых.
С Кузьминым мы были знакомы со школьной скамьи. Вместе росли, гоняли во дворе, ходили в походы, орали песни по вечерам под гитару, точнее орала я, а Вадим аккомпанировал. Были не разлей вода до тех пор, пока не настал пубертатный период. Вот тогда на высокого брюнета, коим был мой товарищ, я взглянула совершенно иначе, уже не взглядом подруги, а взглядом девушки. Высокий, спортивный парень, обладающий веселым нравом и серыми глазами, не мог остаться в стороне без женского внимания. Девчонки начали все больше липнуть к нему, открыто намекая на свои симпатии. Я же на правах закадычной подруги в пух и прах критиковала каждую, которая пыталась посягнуть на свободу моего объекта обожания. Думаю, Вадим не был слепым и прекрасно видел, как изменилось мое отношение и поведение. Променяв брюки и кроссовки на юбки и кофточки противного розового цвета, я как дура улыбалась, пытаясь сойти за роковую красотку. Смех, да и только. Вадим же не делал никаких поползновений, не посягал на мою девичью честь, и вообще, вел себя так, будто ничего не происходило. Вычитав, однажды, в журнале, что джентльмены предпочитают блондинок, так как они кажутся окружающим беззащитными и нежными больше, чем обладательницы иного цвета волос, я самостоятельно, воспользовавшись маминой краской, сменила себе колер. Но вместо ожидаемого эффекта добилась только смеха Кузьмина и шокового состояния мамы. Так как умудрилась стать не блондинкой, а обладательницей желтой шевелюры, и походила больше на цыпленка, который недавно вылупился из яйца. Тут уж было не до соблазнения.
Забегая вперед, скажу, что в итоге Вадим ответил мне взаимностью, роман получился не долгим, но страстным со всеми элементами романтики: прогулки под луной, поцелуи, первый интимный опыт. А потом все неожиданно для меня кончилось, он просто уехал, ничего не сказав. От его брата я узнала, что Вадим жив, здоров и вполне счастлив в столице. Жизнь у него била ключом, а меня все больше по голове.
Вот так в восемнадцать лет на моей личной жизни был поставлен жирный крест.
Самым сложным был первый год. Я ждала. Каждый день начинался с ожидания звонка, сообщения, но шли дни, месяцы, а от него не было вестей. Ночи со слезами в подушку сменились дикой тоской, когда приходилось сжимать кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не закричать от боли душевной, когда изнутри разрывало, а слез уже не было. В этот же период отец начал лоббировать тему продолжения мною его дела, в итоге я чувствовала себя загнанным в угол зверем, на которого открыли сезон охоты. Вследствие чего, сделала много, о чем потом пожалела. Истерики и срывы сменялись загулами с друзьями из института, когда домой приходила буквально на пять минут, чтоб захватить нужные конспекты, все остальное время либо бродила по улице, пытаясь затеряться в толпе, где твои эмоции уже переставали быть твоими, а просто смешивались с людской массой. Либо спала, где-нибудь на дальней лавке в парке, иногда бывало, что местом ночлега становилось отделение полиции или на худой конец зал ожидания на железнодорожном вокзале. При этом, ведя такой образ жизни, можно сказать бродяжнический, я не забывала учиться, и даже смогла закончить с красным дипломом. Но тут больше спасибо моей отличной памяти.
– Александра Валерьевна, – прервал мои воспоминания седовласый коллега, – может, вам удастся расшевелить нашего товарища, потому как, – указал он на Вадима, – данный субъект ни в какую не желает отвечать на поставленные вопросы.
Я почувствовала, как потеют ладошки только от одной мысли, что наши взгляды сейчас встретятся. И что дальше?! Да ничего. Просто мой мир полетит ко всем чертям. Мой мир, который я так долго строила, с таким упорством создавала в нем стены, чтобы отгородиться от воспоминаний.