Медиум
Шрифт:
Когда у Чижа пикнул входящим сообщением телефон, Вагон не придал этому особого значения. Но после прочтения СМС, негласный лидер их пары хищно осклабился, мгновенно повеселев.
— Слышь, Вагон, мне тут Альбертыч кое-что интересное написал. Планы немного меняются…
Глава 7
Как бы разум не пытался удержать меня дома, а жо… то есть душа тянула на улицу. Промозглая осенняя слякоть, как назло, сменилась ярким солнцем, что так и манило выйти под его ласковые лучи, чтобы насладиться последними теплыми деньками перед приходом какой-то
Спустившись на лифте в подземный паркинг, я воодушевленно протопал к своей Ласточке, ловко крутя на пальце ключи с брелоком сигнализации. Внезапно меня окликнул чей-то голос.
— Прошу прощения! — Я обернулся и стал рассматривать спешащего ко мне крепко сбитого мужчину. Не припомню что-то я таких соседей… — Извините, что отвлекаю, но это ведь вы Сергей Секирин?
— Ну я.
Что-то меня неуловимо настораживало в этом крепыше. Какой-то он подозрительный. И чем ближе он ко мне подходил, чем отчетливее я ощущал весьма скверную смесь паскудных чувств, исходящих от него. Чем-то подобным гнилостным, только в несколько раз слабее, сочились мои школьные обидчики, прежде чем начинали воплощать в жизнь очередную свою задумку.
— Это прекрасно! — Неизвестный целенаправленно сокращал дистанцию, так что я невольно отступил на полшага и слегка напружинил ноги, чтобы в случае чего сходу суметь выдать мощный удар. — Я бы хотел с вами обсудить взаимовыгодное сотрудничество, как это возможно сделать?
— Не заговаривай мне зубы, что ты хочешь от меня? — Я не поверил ни единому слову этого человека, так что не стал церемониться и подбирать слова, предпочитая спросить прямо.
Поняв, что его попытка лицедейства потерпела фиаско, мужчина широко и гадко ухмыльнулся.
— Да уже ничего, мудила.
И тут я осознал, что последние несколько секунд меня касались эмоции не одного человека, а двух. Причем, второй был где-то позади. Но будучи сосредоточенным на противных эманациях отвлекающего меня здоровяка, я проморгал приближающийся со спины огонек беспокойства и опасения.
В следующую секунду робкий огонек позади меня вдруг полыхнул победным торжеством, я резко обернулся и увидел летящую мне в голову резиновую дубинку. Как будто этого было мне мало, на меня сразу же кинулся крепыш, который исполнял для меня отвлекающий маневр.
Шансов без ускорения выпутаться из этой передряги у меня не было ни малейшего, хоть я до последнего и пытался. Но стараясь увернуться от удара демократизатором, я безнадежно не успевал уйти от атаки второго нападавшего.
В конце концов, подтверждая народную мудрость про двух зайцев, у меня не удалось ни то, ни другое. Дубинка хоть и вскользь, но все равно ощутимо сквозанула меня по черепушке, вызвав в ушах тонкий звон, а мощный удар другого подельника уже окончательно отправил меня в забытье. Я даже не успел почувствовать падения на асфальт, потому что отключился еще до того, как моя тушка коснулась земли.
***
Глядя на распростертое перед ним
— Ну вот, а разговоров-то было. Да, Вагон?
— Ага… — пробормотал тот, переминаясь без обуви на холодном асфальте. Ботинки его заставил снять Чиж, чтобы Вагон мог подкрасться бесшумно, пока фраер отвлечен разговором. Каким бы крутым бойцом тот не был, но против лома приема до сих пор не придумали.
— Чисто сработал, — Чижевский хлопнул подельника по плечу, отчего тот слегка пошатнулся, — камеру ослепил?
— А то! Я ее забрызгал сразу, как ты отмашку дал.
Для этого Чиж сказал взять из багажника флакон WD-40. Когда Секирин появился в поле зрения, Вагон метнулся к камере наблюдения, направленной на белую спортивную Ауди, и щедро забрызгал пластиковый колпак «Вэдэшкой». В ближайшие десять-пятнадцать минут, пока смазка не стечет с защитного стекла, объектив камеры не покажет ничего, кроме мутной серой пелены, за которой можно будет различить только редкие крупные силуэты автомобилей и огни габаритных огней.
— Черт, ты меня просто поражаешь, Вагон! Растешь прямо на глазах. Я за тебя словечко перед пацанами замолвлю, будь уверен.
— Спасибо…
— Спасибо много, должен будешь. Ладно, хорош базлать, грузи этого штрибана в салон. Сейчас поедем веселиться.
***
Сознание возвращалось ко мне медленно и мучительно. Голова кружилась, а во рту был неприятный привкус крови вперемешку с горечью. Попытка разлепить тяжелые веки привела лишь к острому приступу головной боли, которая отдавала резким покалыванием в правый глаз. За ухом ощутимо пульсировало и болело, а сам орган слуха гудел, как перенапряженный трансформатор. Похоже, именно туда пришелся молодецкий удар кулаком от разговорчивого здоровяк.
Пытаясь поднять руку и пощупать ушибленное, если не сказать, напрочь отбитое, место, вдруг осознал, что руки мои скованны за спиной, а сам я нахожусь в почти вертикальном положении.
С трудом приоткрыв глаза, я не сдержал болезненного стона. В помещении, где я очутился, не было светло, напротив, тут царил подвальный мрак, разгоняемый тусклым светом то ли тусклой лампочки, то ли небольшого светильника.
Подергав руками в безнадежной попытке высвободиться, я понял, что усажен на какой-то массивный стул, а на запястья мои надели наручники, пристегнутые вокруг чего-то настолько тяжелого, что оно даже не вздрогнуло от моих дерганий.
Окинув взглядом явно заброшенную обстановку помещения — глухие бетонные стены, низкий необработанный потолок со следами потёков и плесени, битое стекло вперемешку с окурками на полу, я понял, что оказался в какой-то глухой заброшке, где меня, случись что-то непоправимое, вряд ли кто найдет…
— Эй, народ! Фраер очухался!
Голос резанул отзвуками подвального эха по больным ушам, вызвав новый приступ мигрени, от которой на пару секунд даже помутилось зрение. Где-то поблизости за толстой стеной послышалась гулкая дробь чужих шагов, явно производимая несколькими парами ног, а затем в границах тусклого света показались три фигуры: две большие, и одна поменьше. Мне было трудно в окружающей полутьме сфокусировать плывущий взгляд, но даже так я узнал большинство из присутствующих здесь.