Медиум
Шрифт:
– Ау, растение? – крикнул в ухо Фельдман. Встряхнул его, словно пыльный коврик.
Все ушло. Осталась серая глыба, не представляющая исторической ценности, возмущенная, немного испуганная физиономия Фельдмана. Махровая туча над головой, способная учинить небольшое, но очень мокрое светопреставление.
– Не понимаю я многого, – пожаловался Вадим.
– Я тоже, знаешь ли, многого не понимаю, – раздраженно сплюнул Фельдман, – Будем перечислять? Не понимаю, почему пачкаются полотенца, если ими вытирают только чистые руки; почему пятью пять – двадцать пять, шестью шесть – тридцать шесть, а семью семь – не сорок семь. Да я вообще ничего, как выясняется, не понимаю! Пошли отсюда.
– Уже? – удивился Вадим.
– Пока целые, – огрызнулся Павел, – Внутри опасно – шагу не ступить, чтобы не сломать себе шею. Будем ждать явления Гюнтера.
– А где мы будем его ждать? – тупо спросил Вадим.
– Кажется, знаю, – щелкнул пальцами Павел, – Есть тут к востоку еще одно приятное местечко…
На деревенском кладбище было еще неуютнее. Обширная поляна, ограниченная с запада пахучим болотом, с других сторон – каким-то мрачным сказочным лесом, состоящим из старых буков и осин. Царила пугающая тишь, туча проплыла мимо кладбища, не зацепив дождем. Застыли листья на ветвях, не колыхалась трава. Обмерла ворона на ветке, только следила напряженно за пришельцами бусинкой глаза. Павел с Вадимом медленно бродили по заросшим сорняками дорожкам, мимо того, что когда-то называлось надгробными памятниками и прочей кладбищенской атрибутикой, мимо просевших могил, скособоченных и обросших сохлой грязью склепов. Южная часть сельского погоста продолжала использоваться по прямому назначению, носила местами ухоженный характер. На северной, особенно в лесу, все было заброшено, забыто и попросту пугало. Здесь стоило ходить с особой осторожностью, чтобы не рухнуть в объятия какого-нибудь «исторического» мертвеца.
Вадим присел под дерево, закурил. Павла потянуло к знаниям, он медленно смещался от могилы к могиле, присаживался на корточки, чистил ладонями покореженные плиты, где сохранились надписи, пытался что-то прочесть, осмыслить прочитанное. Временами доносилось заупокойное бормотание:
– Марта Кауфман… несчастная девочка, скончалась в сорок девятом, и было ей всего-то семьдесят… Вильгельм Швеллер… надо же, как гордо звучит, а пацаненку всего четыре года, какая, право, жалость… Элеонора Миллер – весьма, весьма почтенный возраст, не родственница, случайно, нашей королевы бензоколонки?… Оп-па…
Фельдман поманил Вадима пальцем. Пришлось вставать, тащиться неведомо куда. Могила барона Густава фон Ледендорфа ничем не выделялась на фоне прочих – разве что заросла курослепом по самую плиту. Они угрюмо рассматривали расколотую глыбу, остатки стертого барельефа, которые Павел пытался отчистить рукавом, но не слишком результативно. Лишенное элементарной индивидуальности лицо в профиль, строгая готическая вязь в качестве обрамления. Слова эпитафии прочесть невозможно: от букв уцелели лишь обломки. Прочтению поддавалось только имя погребенного, выполненное крупными буквами: Густав фон Ледендорф. И даты: 1872–1947…
– Долгую жизнь прожил стервятник… – задумчиво пробормотал Фельдман.
– Какой же он стервятник, – возразил Вадим, – У старика была харизма, черная энергетика, способность к гипнозу, а главное, специфическое чувство юмора. Но в жизни он не преуспел. Остаток дней прожил в нищете, и умер там же…
Что-то шевельнулось позади памятника, хрустнул камень. Вскочили одновременно, инстинкт не дремал. Быстро переглянулись. Заходи слева, – показал глазами Фельдман. Сердце ухнуло в пятки, но кулаки машинально сжались. Повязали? – мелькнула огорчительная мысль.
– Попрошу без драки, – зарокотал знакомый сочный голос с сильным акцентом, – Знаю я вас, готовы уже растерзать старинного приятеля…
– Идиот! – набросился с кулаками Фельдман, – И это ты называешь чувством юмора?! Позвонить не мог? Мы тут и без твоих фокусов едва от ужаса не обделались!..
– А теперь слушайте, – пробасил Гюнтер, гнездясь на опрокинутой плите. Видок у него при этом был усталый, как будто его пешком гнали из Берлина, но чертовски довольный, – Не знаю, чем вы тут занимались, некрофилы несчастные… но время, я уверен, вы потратили зря.
Фельдман молчал. Понятно, что Гюнтер набивал себе цену.
– Мы с Клаусом проехались по нескольким местным старикам – из числа тех, кто проживал в Аккерхау во времена Второй мировой войны. Кстати, – Гюнтер стрельнул глазами в Фельдмана, – Желание старины Клауса оказать мне добрую услугу определялось не только его радушием и покладистым характером, но и купюрой в сто евро, которая самым загадочным образом переместилась из моего кармана в его карман.
Фельдман (из последних сил) молчал.
– Хорошо, будем говорить только о деле, – вздохнул Гюнтер, – И очень быстро, поскольку нам нужно отсюда убираться. Машина на проселке.
– А как же фрау Мюллер? – подколол Фельдман.
– Ты считаешь, фрау Мюллер исчезнет из этой деревни? – оживился Гюнтер, – Или я куда-то денусь из этой страны? Считай, что шутка не удалась, Павел. В деревне Зандерс остались семь пожилых людей, способных вспомнить события далеких времен, когда дикие русские племена… в общем, неважно. Двое – Андреа Рузбик и Вилли Шон – выжили из ума, беседа с ними заведет в тупик. Курт Харбиндер весь сентябрь сорок пятого провел в мастерских Урби Штрассера, занимался ремонтом постоянно ломающейся советской техники. Хелен Айзенгер прекрасно помнит оккупацию, молодых советских офицеров из расквартированной в Зандерс части, но информацией по нужному нам эпизоду не владеет. Барбара Шмут обладает феноменальной памятью – особенно на события, не представляющие интереса. Остались Хельга и Рихард Зоннерманн – престарелая супружеская чета. По закону всемирной подлости с этой почтенной парой я поговорил в последнюю очередь. Весьма радушные люди…
– Ну, не тяни, умоляю, – взмолился Фельдман.
– Не знаю, – сменил тон и выражение лица Гюнтер, – В этом есть что-то странное. Что-то поистине мистическое.
– Ты имеешь в виду?.. – напрягся Вадим.
– Я имею в виду везенье. Что-то невероятное. Они вспомнили тот вечер. Тот промозглый осенний вечер, когда группа советских военных на конфискованном из гаража Франца Губерта «Мерседесе»…
– Убью! – взревел Фельдман.
– Прибыла в замок Валленхайм, – невозмутимо закончил Гюнтер и на всякий случай отодвинулся от нервно дрожащего Фельдмана, – Они не помнят, какое было число, да и странно, если бы помнили. Но вечер врезался в память. Рихарду Зоннерманну было шестнадцать лет, по этой малолетней причине оккупационные власти никуда его не мобилизовали. Хельге Шварцман – пятнадцать. Пять лет спустя они поженятся и проживут долгую скучную жизнь. Рихард шестьдесят лет отработает в слесарной мастерской своего брата, Хельга примерно столько же – счетоводом в местной конторе. Рихард был озорным и смелым мальчишкой. В тот вечер они гуляли. Заметьте, мы имеем свидетельства не одного, а двух человек, обладающих хорошей памятью. Рихард в тот вечер решил блеснуть, предложил Хельге прогуляться к замку, в окрестностях которого можно найти укромный уголок, где можно обниматься, целоваться… Хельга очень боялась, но согласилась. В замок проникать не хотели – во-первых, мои соотечественники люди законопослушные, во-вторых, вся округа боялась сумасшедшего барона, о котором ходили всякие леденящие слухи. Рихард предложил посидеть в сторожке, от которой до замка рукой подать. Они сошли с дороги, но тут их настиг свет фар, Рихард потащил подругу в кусты, зажал ей рот. Вы бы видели, с каким благоговением они вспоминают этот момент – единственное яркое событие за такую долгую жизнь…
– Короче, – гаркнул Фельдман.
– «Мерседес» остановился на дороге перед замком. Он не мог проехать, там просто не было подъезда. Вышел водитель, из кузова посыпались солдаты, потом выбрались три офицера – они явно были навеселе.
– Они отличали солдат от офицеров? – спросил Вадим.
– Рихард отличал, – кивнул Гюнтер, – Он провел детство в милитаризованной стране. У солдат автоматы и пилотки, офицеры в фуражках и с пистолетами. Уже темнело, но всё было видно. Офицер выкрикнул команду, солдаты выстроились у стены косой шеренгой, несколько человек пошли в обход, остальные полезли в подвалы, куда имелся отдельный вход. Офицеры посовещались, вынули пистолеты, вошли в замок. Парень с девушкой все это время сидели в кустах. Они собрались бежать в деревню, но тут в машине, которая стояла недалеко от них, заскрипела дверь. Из кабины спрыгнул еще один офицер…