Медленный скорый поезд
Шрифт:
— А остальные? — спросил Пастух, садясь на корточки.
Глаз, считай, не было. Резь адская, и не видно ни хрена.
— Какие остальные? Он один был.
— Ты точно видел?
— Я ж не на тебя смотрел. Я на него смотрел. Один он был. А вспышка… она вроде откуда-то сзади него возникла. Или вообще ниоткуда. Как-то разом — бах!.. И все…
Пастух тихо-тихо, но обретал способность видеть. Глаза по-прежнему резало смертельно.
– *censored*, блин! Опять он меня уделал! Что за вспышка-то? Кто ее зажег? Это ж не явление природы, полагаю.
— А может, и явление, — серьезно сказал Стрелок. — Потому что за Слимом никого… ну, гадом быть!.. никого не было. Площадка пустая, ангар этот… или склад… А может, с крыши ангара и пульнули лучом. Кто? Человек Слима? Значит, он не один в поезде, а с неведомыми нам помощниками. А выстрел… Ну вот и понадобился помощник. Если я прав, то скорее всего это был «персонал скайрим».
— Что за зверь? — спросил Пастух, мучительно желая потереть глаза и понимая, что делать это совсем не в жилу.
— Винтовку такую америкосы придумали, лазерную. Нам на переподготовке в Ливии, в Нафуре, показывали. Издалека лучом бьет — и враг ослеп. Минут на десять. А то и дольше. Снайперская игрушка. Чтоб против других снайперов. Ее америкосы ласково «пчелкой» зовут… По-английски — би-и. Би-би-и… Дура такая большая и нелепая, на однобокую гитару похожа. Вот Слим и сыграл на этой гитаре, а ты ослеп. Это ненадолго, не бзди…
— Надо же, я и не слышал о такой… Ладно, проехали. — Боль в глазах проходила, таяла. — Только я ни хрена не врубаюсь: зачем ему весь этот поганый железнодорожный театр? Почему он меня сразу не убил? Из обыкновенного какого-нибудь «макарова». Р-раз и — все. И я — покойник, и — забирай Марину со всеми ее непонятными тайнами, вези к заказчикам и сдавай. А он в меня — из гитары, блин… Похоронный марш… Что-то я не врубаюсь в ситуацию, а это скверно… Побежали, Стрелок, мухой, мухой. А то еще и от поезда отстанем. Второй раз очень не хочется…
— Три минуты до отхода, — напомнил Стрелок. — Успеем. Если совсем мухой… — И все ж добавил до кучи: — Он с тобой, как с котенком…
Обидно было сказано. Но — правда.
Уже на бегу Пастух спросил:
— А Марина с кем?
— Она с соседкой из четвертого купе в карты, в покер играет. Даже на перрон не вышли.
— На что играют? Опять на вылет из вагона с вещами?
— На этот раз на бутылку шампанского.
— Так ночь уже! Какое шампанское?
— Ресторан и ночью работает. Прибежим, тронемся — будет что выпить.
— Мне сейчас покрепче надо, — сказал Пастух.
— Ты же покрепче не любишь.
— Я не про любовь, — ответил Пастух. — Я про насущную необходимость. Она важнее любви. И еще говенная штука: что-то обидки у меня множатся — на Слима этого хитрожопого, множатся и кипят вовсю — аж крышечка подпрыгивает…
Да они уже и добежали до вагона, еле-еле успели вовремя, и не привыкать было догонять поезд. Настроение у Пастуха — хуже, как хотел помнить, не случалось. Глаза все еще побаливали, но зрение вернулось полностью. Однако ж и досада шкурная откуда-то всплыла: неплохо этот Слим и его команда укомплектованы. Пастух о винтовке «персонал скайрим» даже и не слыхивал. Теперь услыхал и плюс попробовал. На себе. Удовольствие — ниже всякой планки.
А настроение еще ниже присело, вообще не видать. И выбор был невелик: то ли застрелиться от стыда за судьбу свою уязвленную, то ли все же подождать некоторое время и железно застрелить Слима, чтоб он, *censored*, не висел ну в очень недлинном списке обломов Пастуха.
И — главный вопрос: почему Слим его не убил?..
Уж не говоря о том, почему он сам не убил Слима? И тогда, в первый раз, и теперь вот…
Марина, мгновенно скрутив карточную игру, занялась вечным женским делом: выхаживать подбитого на лету мужчину. Сходила к проводнице и принесла от нее сырую чищеную картофелину, бинт и почему-то терку. Пастух по-прежнему видел в четверть глаза, но овощ углядел.
— Это зачем? — спросил.
— Народное средство, — объяснила Марина, натирая картофелину в блюдечко. — Все у нашей проводницы есть, запасливая девочка, до Москвы не пропадем…
Сложила из бинта два тампончика, намочила их в стакане с водой, чайной ложкой уложила на них натертую картошку, сказала:
— Ложитесь, Пастух, и лежите смирно, пока резь не угунет. А я вам книжку почитаю — баюкальную.
Баюкальным оказалось что-то про физику. Умное очень. Глаза болели, но мокрый картофель утишал резь. Пастух слушал-слушал и уснул, как исчез из действительности. А вернулся в нее практически сразу, будто и не спал вовсе. Но за окном уже лихо светило солнце, колеса вагона погромыхивали ровно, Марины в купе не было, а часы Пастуха показывали аж десять часов и двенадцать минут. Сколько ж он проспал с картошкой на глазах? Жуткую уйму времени! Глаза все еще поднывали, но уже более-менее терпимо. Пора жить! И лучше — спокойно. Хотя это вряд ли, как водится…
Глава восьмая
Пастух пошел спросонья умываться, глаза опять промывать. Их саднило все еще, но уж куда легче было. Картошка отменно помогла.
Сказал Стрелку, уже торчащему в коридоре:
— Буди эту покеристку, пойдем в ресторан, мне срочно выпить надо.
— С утра? — удивился Стрелок.
— Осуди меня еще, — склочно сказал Пастух.
Пока промывал глаза, брился и так далее, думал. Погано было. По второму разу переиграл его Слим, легко переиграл, буквально ярко, прям-таки детский мат ему впарил. И ведь Пастух вроде сам вел его подальше от поезда, сам дорогу выбирал — или не выбирал, — но Слим шел за ним, а не наоборот… Или кто-то, ясный болт, невидимый… или невидимые… кто-то следил за ними, кто-то легко и мигом менял стрелковую позицию, невидно и бесшумно выстрелил этой ослепляющей*censored*ней как раз в нужное время и в нужном месте. Кто?.. Да кто бы ни был — Пастух сам подставился, пошел зачем-то за Слимом, а надо было его сразу убрать, когда с перрона сошли, за пристанционными кустами. И — все! Ан — повелся. В буквальном смысле слова.
Однозначно Слим не в одиночку был в поезде, кто-то его подстраховывал — один или двое, или трое, кто-то ассистировал ему. И с какой целью?.. Ну ладно бы с целью надежно и без хвостов ликвидировать старого и незадачливого врага, это понятно и логично. Но на кой ляд устраивать спектакль с очередным исчезновением? Нежданно, ярко, пафосно — ну день Победы просто какой-то…
И ведь если и не выиграл, то круто слинял с поля боя, *censored*нок! И все равно вроде как переиграл Пастуха. Дуриком! Второй раз! В сумме два — ноль в его пользу, и когда теперь Пастуху отыгрываться? Детский сад прям какой-то, средняя мальчуковая группа, средний уровень дебильности.
Другой вопрос: зачем Слиму эти проходные победы? Что за кукольный театр? Убить — не убил, а вот глазки попортил — это ж какой эксклюзив! Кого-то из своих солдат в лесополосу пораньше отправил — с этой «гитарой»… А все ж зачем? Слим — артист, да, но на фига тут эти детские «кошки-мышки»? Непродуктивно. Или у него план какой-то есть… По кавказскому принципу: мы тебя сразу не убьем, мы тебя по частям резать будем.
Хотелось утвердить: третьего раза не будет. Но думалось иначе: будет и третий раз. А то и четвертый, и пятый, пока везухи этой дурацкой Слиму хватит. В этот раз Слим, игрок гребаный, ушел очевидно живым, поиграл с Пастухом, фокус показал и ушел к себе в вагон — до следующей поры. Коротко сказать — повел свою игру. Именно так: игру. Не смертельную. Уже хорошо, что означил сей факт. Буквально ярко означил. Пафосно. Даром что четыре года ждал… И что остается? Еще четыре года ждать третьего раза?.. Да и на кой хрен Слиму эта бессмысленная игра в глупого кота и бумажку на веревочке? Слим считает себя хозяином этой веревочки, а Пастуха — именно глупым и медленным котом. Зря считает. Или — по каким-то неясным для Пастуха резонам — не зря…