Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
Эдингер встал.
— Хорошо, я даю вам неделю, — высокопарно произнес он. — Но не забывайте: мы без вас обойдемся, а вам без нас уже не обойтись.
Я не сомневался, что этот рыжий обергруппенфюрер с удовольствием запрятал бы меня в концлагерь, но уж слишком было заманчиво завербовать на свою сторону офицера секретной службы противника, и поэтому этот эсэсовец не только сдерживал себя, но даже любезно проводил до дверей своего кабинета.
Янковская дожидалась моего возвращения у меня дома, она придавала встрече с Эдингером большое значение.
— Ну что? — спросила она, как только я вернулся.
—
— А вы? — нервно спросила Янковская.
— Попросил неделю срока.
— Надо соглашаться, — нетерпеливо сказала она.
— И ехать в Лондон? — насмешливо спросил я. — Для мистера Блейка там не найдется места!
— Вы сможете остаться здесь, — продолжала уговаривать меня Янковская. — Немцы пойдут на это.
— А какая им польза от меня здесь? Истреблять латышей они сумеют и без меня.
— Они оставят вас для того, чтобы выявить вашу агентуру.
— Этих девчонок? — удивился я.
— Ах, да не в девчонках дело! — с досадой промолвила Янковская. — Как вы не понимаете, что все эти девицы существуют лишь для отвода глаз? Эти девушки — ширма, они годятся только для дезинформации. Настоящую агентурную сеть — вот что им нужно! Настоящих агентов Интеллидженс сервис, которые, как всегда, законспирированы так, что до них не добраться ни богу, ни черту! Вот из–за чего идет игра, как вы не понимаете!
— А кто же подлинные агенты? — спросил я.
— Например, я! — откровенно воскликнула Янковская. — Но есть и другие, представляющие немалую ценность.
— Кто же это?
— Если бы я знала! Этого Дэвис мне не говорил. Не забывайте, он был работником Интеллидженс сервис! Без помощи Блейка, настоящего или поддельного, их невозможно найти.
О том, что у Блейка имелась особая агентурная сеть, существовавшая специально для того, чтобы скрывать подлинную агентуру, догадаться было нетрудно: в отличие от немецкой или японской разведки, которые всегда стремились иметь широко разветвленную агентуру, английская секретная служба предпочитала иметь агентов немногочисленных, но проверенных, серьезных и тщательно засекреченных. Тем не менее все, что говорила Янковская, было очень важно; она не только подтверждала мои догадки, но и в какой–то мере могла помочь выявить английскую агентуру в Прибалтике. Нечего и говорить, как это было бы ценно. Правда, эти сведения надо еще будет передать, но я надеялся, что к тому времени, когда я узнаю какие–либо достоверные факты, я налажу необходимые связи… Однако, судя по поведению Янковской, она и мысли не допускала, что я свяжусь с советской разведкой, и меня интересовало, на чем основана эта ее уверенность. Самое лучшее было не играть с ней в этом вопросе в прятки, поэтому я прямо, в лоб и задал ей свой вопрос:
— А почему вы думаете, что, выявив агентуру Интеллидженс сервис, я не передам эти сведения советской разведке?
— А потому, что вы хотите жить, — уверенно ответила Янковская. — Вы не успеете открыть у своих рта, как будете расстреляны.
— Почему? — спросил я, недоумевая. — За такие сведения людей не расстреливают…
— Но вы уже умерли, — нетерпеливо перебила она меня. — Неужели вы не понимаете?
— Нет, не понимаю. Меня не требуется щипнуть за ухо для доказательства того, что я не сплю.
— Но я ущипну вас, — сказала она. — Поедемте.
Со свойственной ей стремительностью она повлекла меня за собой. Мы спустились вниз, сели в машину. Она привезла меня на кладбище. Тот, кто бывал в Риге и не посетил городского кладбища, может считать это своим упущением. Оно великолепно и похоже на музей. Монументальные гробницы и статуи производят большое впечатление. Много человеческих поколений нашло здесь приют и каждое оставило свой след. Янковская взяла меня за руку и повлекла по аллеям. Она шла быстро, ни на что не обращая внимания, все дальше и дальше, мимо гранитных плит и чугунных крестов, сворачивая с дорожки на дорожку. Она привела меня в ту часть кладбища, где находили успокоение наши современники. Здесь было больше песка и меньше зелени, и памятники здесь были гораздо скромнее: современные люди как–то меньше вступают в спор с быстротекущим временем.
Она подвела меня к какой–то могиле.
— Смотрите! — холодно сказала Янковская.
Я равнодушно посмотрел на могильный холм, обложенный дерном, на небольшую доску из красного гранита, на анютины глазки, росшие у подножия, и пожал плечами.
— А, да какой же вы бестолковый! — с досадой воскликнула Янковская. — Читайте!
Я склонился к доске.
«Майор Андрей Семенович Макаров. 23.I.1912–22.VI.1941».
Да, это было странно… Странно было стоять на собственной могиле. Потом что–то кольнуло меня в сердце.
Тревожные июньские дни 1941 года! Первые дни войны! И вот в такие дни мои товарищи нашли время поставить на моей могиле памятник!
— Теперь вы убедились, что с майором Макаровым все покончено? — оторвала меня от моих мыслей Янковская.
— А если Блейк захочет опять стать Макаровым? — спросил я.
— Тогда его похоронят вторично, — непререкаемо произнесла Янковская. — Как только вы очутитесь на советской стороне, мы дадим понять, что вы Блейк, а не Макаров. Мы дадим понять, что Макарова для того и убили, чтобы Блейк мог выступить в его роли. Мы постараемся внушить вашим судьям, что Макаров на самом деле всегда был Блейком.
Да, во всем том, что говорила и делала Янковская, во всем том, что делали разведки всех империалистических государств, было много логики и правильного расчета, они не учитывали только одного: они не знали людей, против которых обрушивали свои козни.
Я молча пошел от «своей» могилы, и Янковская, не говоря ни слова, неслышно последовала за мной. Она довезла меня до дому, остановила машину и положила свою руку на мою.
— Ничего, Август, ничего, — шепнула она. — Жизнь вышибла вас из седла, но вы сильный и найдете свое место в жизни.
— Оставьте меня в покое, — с нарочитой грубостью ответил я. — Дайте мне побыть одному.
— Конечно, — согласилась она. — Я заеду к вам вечером.
Она уехала, а я поднялся к себе и мучительно ломал голову над тем, как установить необходимые связи.
Но как это всегда бывает, пока я раздумывал, как, находясь среди чужих, отыскать своих, свои искали меня и по каким–то непонятным признакам признали во мне своего.
ГЛАВА VI. Бидоны из–под молока