Медноголовый
Шрифт:
— Тогда же.
— Ясно.
Гиллеспи достал перочинный нож, раскрыл, очинил карандаш и сгрёб стружку в кучку на краю стола:
— Вам что-нибудь говорит название «Общество поставки Библий в действующую армию Конфедерации»?
— Ничего.
— Ясно. — Гиллеспи откинулся на спинку стула, положив карандаш, — А как же вы, в таком случае, передавали брату информацию о дислокации наших частей?
— Эй, я никому ничего не передавал! — возмутился Натаниэль, начиная понимать, что означает его арест.
Гиллеспи снял очки и протёр стёкла о рукав:
— Как я упоминал ранее, мистер Старбак, в условиях войны мы вынуждены пренебрегать требованиями закона и гуманизмом. Устанавливая истину, нам приходится прибегать к чрезвычайным мерам. Чрезвычайные времена — чрезвычайные меры. Понимаете?
— Нет.
— Давайте-ка попробуем заново. Вам знакомы Джон Скалли и Прайс Льюис?
— Нет.
— Поддерживете ли вы в какой-либо форме связь со старшим братом?
— Нет.
— Получали вы письма, адресованные должностному лицу Общества поставки Библий в действующую армию Конфедерации?
— Нет.
— Передавали вы что-либо мистеру Тимоти Вебстеру, проживающему в гостинице «Монументал»?
— Нет.
Гиллеспи сокрушённо покачал головой.
В результате обыска у Тимоти Вебстера после ареста его и Хетти Лоутон было обнаружено убористо написанное печатными буквами письмо с подробным планом обороны Ричмонда. Адресовано оно было майору Джеймсу Старбаку, именем которого было подписано найденное у Джона Скалли послание. Попади план обороны к северянам, и раздавить Юг им не помешали бы никакие выдумки генерала Магрудера. Повезло, что Вебстер не успел передать донесение прежде, чем его свалила хворь.
Вновь спрошенный относительно сношений с Вебстером, Старбак озлился:
— Да я слыхом не слыхивал ни о каком Вебстере!
Гиллеспи скривился:
— Вы настаиваете на этом?
— Да! Потому что это правда!
— Жаль. — поджал губы Гиллеспи.
Медленно он раскрыл сумку, выставил на стол восьмигранную бутыль синего стекла и бронзовую воронку. Откупорив бутылку, дал распространиться по комнате густому кислому запаху.
— Мой папенька, Старбак, как и ваш, — человек, преданный своему делу. Он заведует Честерфилдской лечебницей для душевнобольных. Слышали?
— Нет. — Старбак, томимый нехорошим предчувствием, смотрел на бутыль.
— Существуют две точки зрения на лечение скорбных главою. — сказал Гиллеспи, — Согласно одной безумие врачуют свежий воздух, вкусная еда и хорошее обращение. Согласно другой, которую разделяет мой папенька, душевное здоровье восстанавливается скорее под воздействием комплекса жёстких мер. Проще говоря, Старбак, — Натаниэль заметил, как заблестели глаза лейтенанта, — за всякое проявление ненормальности пациент получает взбучку, и вскоре возвращается в общество цивилизованных людей.
Он любовно погладил бутыль и воронку:
— Вот это, Старбак, гораздо эффективнее любой взбучки, хотя бы потому, что это средство предложено современной наукой. Итак, вернёмся к Тимоти Вебстеру. Расскажите мне о нём.
— Да нечего мне рассказывать!
Гиллеспи кивнул конвоирам. Старбак повернулся было к Эйбу, но со спины подоспел второй солдат и сшиб арестанта на пол. Уже вдвоём они сноровисто распяли Натаниэля и связали ему за спиной руки. Он клял конвоиров на все лады последними словами, но им было не привыкать. Перекатив узника на спину, Эйб взял бронзовую воронку и поднёс ко рту Натаниэля. Старбак крепко сжал челюсти, но второй конвоир ласково посулил вбить воронку в глотку вместе с зубами. И Натаниэль сдался.
Гиллеспи опустился на колени рядом с ним. Взболтав бутыль, сообщил Натаниэлю:
— Это кротоновое масло. Слыхали о нём?
Говорить Старбак не мог, поэтому отрицательно помычал.
— Его добывают из растения, именуемого «Кротон тиглиум». Это самое сильное слабительное из тех, что известны медицине, мистер Старбак. Мой папенька применял его в тех случаях, когда пациент демонстрировал отклонения от нормального поведения. И, знаете ли, чудесно помогало. Трудно буйствовать самому, когда буйствуют твои внутренности. — Гиллеспи растянул губы в улыбке, — Так что же вам известно о Тимоти Вебстере?
Старбак помотал головой и попробовал вырваться из лап Эйба с его товарищем, но парочка была слишком крепкой для него. Эйб запрокинул голову Старбаку, и Гиллеспи наклонил бутыль над воронкой.
— В прошлом душевнобольных подвергали весьма суровым мерам воздействия, — вещал Гиллеспи, — Но мой папенька нашёл новый, гораздо более гуманный путь, и в этом состоит его великое открытие. Для начала небольшую порцию, я полагаю.
Тонкая струйка вязкой жижи медленно полилась в воронку, забивая носоглотку Старбака густым смрадом прогорклого масла. Рот обожгло, пищевод запылал. Жидкость проскользнула в желудок, и Старбака скрутило.
Он сложился пополам. Сначала рвотный спазм выплеснул всё содержимое желудка, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, а затем живот пронзила резкая боль, и кишки самопроизвольно опорожнились. Вонь распространилась по помещению. Старбак ничего не мог поделать со взбунтовавшимся нутром. Старбак застонал, и его тело потряс новый приступ рвоты.
Конвоиры, ухмыляясь, отпустили жертву, отступив назад. Гиллеспи, не реагируя на вонь, с интересом наблюдал за конвульсиями заключённого, делая время от времени пометки в потёртом блокнотике. А Старбака корёжило. Несмотря на то, что ни в желудке, ни в кишках ничего не осталось, спазмы не прекращались. Адское масло действовало.
— Ну что, возобновим беседу? — приветливо поинтересовался Гиллеспи, когда Старбака чуть отпустило.
— Ублюдок… — выдохнул Натаниэль.
Он лежал в нечистотах, его одежда нечистотами пропиталась. Он был беспомощен, унижен и нечист.
— Знакомы ли вы с господами Скалли и Льюисом?
— Нет, чёрт бы тебя подрал.
— Каким образом вы поддерживаете связь со старшим братом?
— Никаким, будь ты проклят.
— Получали ли вы письма, адресатом которых был бы секретарь Общества поставки Библий в действующую армию Конфедерации?