Медноголовый
Шрифт:
— Разрешите мне допросить с применением масла Вебстера. — обратился к начальнику Гиллеспи.
— Нет. У нас другие планы на мистера Вебстера.
— А женщину, которую арестовали с ним?
— Тем более нет. Не хватало, чтобы северные газеты взвыли, что мы женщин пытаем слабительным.
С улицы донеслась музыка, и майор подошёл к окну кабинета. По Франклин-стрит внизу под звуки полкового оркестра маршировал пехотный батальон. Армия Джонстона, наконец, начала перебираться помалу от Калпепер-Куртхауса на оборонительные рубежи у столицы. Половина должна была усилить группировку Магрудера под Йорктауном, остальные размещались восточнее и севернее Ричмонда.
Оркестр играл «Дикси». Рядом с колонной шагала ребятня, держа на плечах палки на манер ружей. За ленты солдатских шляп были заткнуты нарциссы. Александер даже с высоты третьего этажа видел, как оборвана и потрёпана форма воинов, но боевой дух их был высок, и шли они бодро, бросая понравившимся девушкам нарциссы. Стоящая среди зевак на другой стороне улицы хорошенькая мулатка набрала цветов целую охапку и звонко смеялась. Солдат умышленно вели через Ричмонд, чтобы горожане своими глазами могли убедиться: столица не беззащитна. А вот самих солдат от столицы защитить следовало; точнее, не от самой столицы, а от столичных потаскушек с их дурными болезнями. Поэтому зрителей от колонны отделяла цепочка профосов с примкнутыми к ружьям штыками, зорко следивших, чтобы никто из служивых не юркнул в толпу.
— Мы, что, выпустим Старбака? — убито поинтересовался Гиллеспи.
— Можем привлечь за взяточничество. — рассудил Александер, — Только надо его отмыть и подкормить. Нельзя же тащить пред светлы очи трибунала человека, выглядящего, как живой труп.
— А настоящего изменника где нам искать? — спросил лейтенант, подходя ко второму окну.
— Ради ответа на этот вопрос, Гиллеспи, мне придётся побеспокоить дьявола. Или, если не самого Вельзевула, то одного из его заместителей точно.
Александер вспомнил назвавшегося Джону Скалли отцом Малрони старика и поёжился. Вернувшись к своему столу, майор тяжело вперился в висящую на стене карту Виргинии. Если янки возьмут Йорктаун, Ричмонду тоже конец, думал майор. Северяне пройдут оборонительные линии у столицы, как нож сквозь масло. И что будет с Конфедерацией? На западе Борегар понёс тяжёлые потери у местечка под названием Шайло и отступал [6] . И южные, и северные газетчики расписывали это сражение, как победу своих военных, но северянам в данном случае Александер верил больше. Скоро ли им представится повод раструбить о победе Севера в Виргинии?
6
У Шайло 6 апреля 1862 года армия южан под командованием однофамильца Джозефа Джонстона генерала Альберта Джонстона и героя Манассаса Пьера Борегара атаковали войска северян под началом генерала Гранта с целью отбросить их от реки Тенесси. Упорно обороняясь, Грант дождался подкреплений, и 7 апреля сам контратаковал. Южане отступили. Прим. пер.
— У вас никогда не бывает ощущения, лейтенант. — медленно роняя слова, осведомился Александер, — что Юг обречён?
— С чего бы? — удивился Гиллеспи, — Наше дело правое. Господь за нас.
— Ну да, ну да… — вымученно улыбнулся майор, — О Господе-то я как раз позабыл.
Затем он взял со стола шляпу и отправился к дьяволу. Или, по крайней мере, к одному из его заместителей.
7
Конвой явился в камеру Старбака затемно. Проснувшись от того, что с него грубо сбросили одеяло, Натаниэль заорал в ужасе. Конвоиры, не чинясь, выгнали его в коридор и повели по тюрьме. На знакомом повороте сонный дрожащий Старбак привычно пошагал вправо, к комнате, где его обычно допрашивали, но конвоиры тычком направили в противоположную сторону. Тюрьма ещё спала. Коптили тусклые сальные свечки, горящие на стенах каждые пару метров. Холодно не было, но Старбак всё ещё не оправился от пытки кротоновым маслом. Юношу знобило, он был худ и изжелта-бледен. Впрочем, ему уже удавалось проглотить немного гадкой тюремной овсянки с тем, чтобы желудок немедленно не вытолкнул её обратно. Последние пару дней на допросы Натаниэля не вызывали, что он расценивал, как обнадёживающее обстоятельство, хотя ощущение осквернённости и униженности никуда не делось.
Старбака привели в кордегардию, где чернокожий кузнец сбил с его лодыжек кандалы. Картонные карточки в деревянной раме «вечного» календаря на столе показывали 29 апреля 1862 года, понедельник.
«Вечный» календарь
— Как ты, парень? — спросил сержант, сидящий за столом, — Как твой желудок?
— Пуст и саднит.
— Тем лучше. — загадочно сказал сержант со смешком, отхлебнул из кружки, скривился, — Поганый кофеёк из жжёного арахиса. На вкус, как дерьмо Линкольна.
Старбака отконвоировали во двор. Без тяжести кандалов на лодыжках ноги взмывали неестественно высоко, и походка Натаниэля со стороны, наверно, выглядела преуморительно. Старбака впихнули внутрь чёрного тюремного фургона, запряжённого единственной клячей с шорами на глазах.
— Эй, куда меня?
Вместо ответа солдаты захлопнули дверь. Скрипнули под их тяжестью запятки, хлопнул кнут, и фургон тронулся с места. Ни окон внутри, ни ручки на дверце не было. Была скамья — доска, установленная поперёк экипажа.
Снаружи проскрежетали открываемые ворота. Фургон перекатился через канаву и выехал на мостовую. Старбака трясло и кидало в тёмном нутре кареты, но занимал его один вопрос: какое ещё несчастье судьба готовится обрушить на его голову?
Менее чем через полчаса экипаж остановился, и дверь распахнулась.
— Вымётывайся, янки.
Выбравшись из фургона, Старбак осмотрелся. В слабом предутреннем свете взору его предстал Кэмп-Ли, бывшая ярмарочная площадка западнее Ричмонда, ныне превращённая в огромный военный лагерь.
— Туда. — указал конвоир куда-то за фургон.
Старбак повернулся и окаменел. Понять, что за сооружение перед ним, труда не составляло, но сознание миг-другой отказывалось понимать, скованное ужасом.
Виселица.
Свежесколоченный помост метров трёх в высоту, на котором была установлено само орудие казни с верёвкой, петля которой почти лежала на люке в настиле. Наверху, у верхней ступеньки лестницы, курил трубку бородач в чёрной рубашке, чёрных же брюках и не очень чистой белой куртке.
У эшафота толпились военные. Они дымили сигарами, переговаривались, брезгливо поглядывали на Старбака, и под их взглядами он вдруг остро прочувствовал, как грязна его сорочка, как заскорузлы подпоясанные верёвкой штаны, как воняет от его немытого тела. Ноги его, обутые в безразмерные башмаки, покрывала корка струпов на местах, откуда сняли кольца кандалов, волосы были сальными и нечёсаными, борода отросла.
— Старбак? — уточнил у него усатый майор.
— Да.
— Встаньте там и ждите.