Медноголовый
Шрифт:
Принадлежащая старику усадьба Хайд-хаус занимала треугольный участок там, где Брук-авеню косо пересекала несколько других ричмондских улиц. По периметру участка шла кирпичная ограда, отделанная поверху белым ноздреватым камнем. Дорога от увенчанных пиками решетчатых ворот вела к окружённому цветущими деревьями трёхэтажному особняку, некогда роскошному, с верандами, идущими по каждому этажу и крытым подъездом для экипажей. Дождя не было, но в воздухе ощущалась сырость. Обвившие перила веранд ползучие растения бессильно свесили листья. Краска перил облупилась, кое-где не хватало балясин, а ступеньки крыльца, по которому Старбак поднялся вслед за седым, подгнили и заплесневели. Едва старик приблизился к высокой входной двери, она предупредительно распахнулась.
— Это капитан Старбак. — сообщил старец хорошенькой девушке, открывшей дверь, — Покажи ему его комнату. Ванна наполнена?
— Да, масса.
Седой достал часы:
— Завтрак через сорок пять минут. Марта отведёт вас, капитан.
— Сэр? — позвала Натаниэля Марта, поманив за собой к лестнице.
Старбак, за время поездки не перемолвившийся со стариком ни единым словом, вдруг растерялся перед лицом всей этой пышной, хотя и обветшалой роскоши старого поместья.
— Э-э, сэр? — окликнул он старика.
— Через сорок пять минут! — недовольно повторил седой, скрываясь за ближайшей дверью.
— Сэр? — опять позвала Марта, и Старбак сдался.
Девушка препроводила его наверх, в просторную спальню. Много лет назад комната поражала роскошью, но с той поры дорогие обои вздулись и покрылись пятнами сырости, ковёр на полу побила моль. Поверх гобеленового вытертого покрывала на кровати была аккуратно, словно детали дорогого костюма, разложена форма Старбака. Мундир был отглажен; пряжка ремня отдраена; ботинки, стоящие на колодках внизу, начищены. Даже шинель Оливера Венделла Холмса была здесь. Рабыня открыла дверь в небольшую уборную, где паровала толстобокая ванна.
— Хотите, чтобы я осталась, масса? — смиренно осведомилась Марта.
— Нет, не надо.
Старбак не мог поверить в то, что это происходит с ним на самом деле. Войдя в уборную, он опустил ладонь в воду. Горячая. На плетёном кресле лежала стопка белых полотенец, а на умывальнике виднелись мыло, бритва и помазок.
— Если вы оставите вещи, что на вас, за дверью… — несмело начала Марта.
— Вы их сожжёте? — предположил Старбак.
— Я зайду за вами через сорок минут, масса. — сказала она и, присев в реверансе, вышла.
Через час Старбак был вымыт, выбрит, облачён в мундир и сыт. На завтрак им с хозяином дома подали яйца, белый хлеб, ветчину и настоящий кофе под мягкие ароматные сигары (боясь, что желудок взбунтуется, Старбак заставил себя есть мало и медленно). Застольных бесед седовласый, очевидно, не любил и во время завтрака молчал, разве что в начале ядовито высмеял передовицы в утренних газетах. Странный человек, думал Старбак, украдкой разглядывая хозяина. Не добряк, — прислуживавшие за звтраком две юные рабыни относились к нему с трепетом. Кожа у девушек была светлая, да и красотой их Бог не обделил. Впрочем, Натаниэлю после тюрьмы любая женщина показалась бы неотразимой. Старик, заметив интерес гостя к рабыням, сказал:
— Не терплю в доме ничего уродливого, Старбак. Если мужчине позволено иметь рабынь, то надо выбирать лучших, буде ему по средствам. Мне, например, по средствам. Когда им исполняется двадцать пять, я их продаю. Слишком долго держать у себя нельзя. Они осваиваются, узнают подробности вашей личной жизни и начинают мнить о себе невесть что. Покупайте их юными и продавайте вовремя — вот и весь секрет счастья. Перейдём в библиотеку.
Он привёл Старбака через двойные двери в изысканно отделанное помещение, но на этой изысканности, как и везде в доме, лежала печать увядания и тлена. Позолота на резьбе книжных шкафов осыпалась, изящная лепнина высокого потолка потрескалась, а кое-где осыпалась, переплёты книг в шкафах и на столе были оторваны или вздулись от сырости. Сыростью и пахло в комнате, давней сыростью и плесенью.
— Я — демон. — представился старик с усмешкой.
— Демон? — переспросил Старбак, полагая, что ослышался
— Маленькое «Д», апостроф, большое «Э», «М», «О», «Н». Д’Эмон. Французского происхождения фамилия. [7] Мой отец приехал сюда с Лафайетом и домой уже не вернулся. Некуда было возвращаться. Мой отец родился вне брака, принесённый в подоле высокородной шлюшкой, семейству которой вскоре воздала по заслугам грянувшая французская революция. Изобретение доктора Гильотена пришлось борцам за счастье человечества весьма кстати. Ха! — с коротким смешком старик уселся за стол, на котором громоздились вперемешку бумаги, книги, чернильницы, перья, — Благодаря машине Гильотена я бы сейчас мог зваться маркизом, если бы наша распавшаяся надвое родина признавала титулы. Вы верите в джефферсоновскую чепуху, что все люди созданы равными, Старбак?
7
В оригинале «De’Ath», «С’мерть». Не такая уж редкая в англоязычном мире фамилия, кстати. В одной только Великобритании носителей насчитывается более двух тысяч человек. Прим. пер.
Жильбер, маркиз де Лафайет, 1757–1834. Французский аристократ, приехавший помочь мятежным американским колонистам в их борьбе с метрополией. После французской революции Лафайет стал командующим Национальной гвардии, чудом избежал гильотины. Воцарение Наполеона встретил без сочувствия, послав императору письмо с обвинением в предательстве интересов революции. Предложение Наполеона принять титул пэра империи гневно отверг.
— Меня так учили, сэр.
— Меня не интересует, какой чепухой забивали вам голову в детстве. Меня интересует, какая чепуха гнездится в вашей голове сейчас. Вы верите, что все люди созданы равными?
— Да, сэр.
— Глупо. Кто-то умнее других, кто-то сильнее. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать из этого вывод: тот, кто создал нас такими, желал, чтобы мы жили в восхитительной гармонии общества, построенного на неравенстве. Сделайте всех людей равными, Старбак, и вы лишь разбавите ложку мудрости бочкой глупости. Я часто повторял это Джефферсону, но он был не из тех, кто слушает доводы разума. Садитесь, Старбак. Пепел трусите на пол. Этому дому, как и мне самому, недолго осталось. Впрочем, так и должно быть. Получать богатство по наследству неправильно и вредно. Хочешь жить в роскоши — заслужи, заработав на неё самостоятельно. Обходились с вами в тюрьме неласково, как я посмотрю.
— Да уж.
— Это оттого, что вы — наш. Если нам попадается северянин, будь он хоть трижды шпион, мы с него пылинки сдуваем, как правило, потому что в противном случае нашим разведчикам может придтись несладко в лапах северян. Мы вешаем шпионов, но — ни-ни — не пытаем. Со своими же можно не церемониться. Майор Александер — остолоп.
— Александер — это кто?
— Ах, ну да, с Алексанером вы едва ли встречались. Кто вас допрашивал?
— Заморыш по фамилии Гиллеспи.
Д’Эмон кивнул: