Медноголовый
Шрифт:
— Кто там? — громко спросили из зала.
— Я ищу… — голос у Натаниэля вдруг сел и пришлось начать заново, — Я ищу майора Старбака!
— Кто это «я», черт подери? — низенький бородач появился в дверях столовой. За ворот у него была заправлена салфетка, а в правой руке он держал вилку с наколотым на неё куском курицы.
Смерив Старбака, облачённого в старую форму, презрительным взглядом, бородач едко осведомился:
— Ба, неужели сюда забрёл мятежник? Голод пересилил тягу к бунтам? Ну, что молчишь, болван?
— Я — брат майора Старбака. И у меня для него письмо из Ричмонда.
Воинственность бородача как рукой сняло:
— Иисус на кресте! Брат из Ричмонда?
— Да.
— Так что же вы стоите? Входите немедленно, — он предупредительно указал вилкой на вход в зал, — Входите же!
Старбак вошёл в комнату, где за накрытым к трапезе столом сидела дюжина мужчин. В трёх шандалах горели свечи среди серебряных тарелок со свежим хлебом, овощами, жареным мясом, бутылками красного вина, но, как ни оголодал Натаниэль, он не видел ни яств, ни напитков. Он видел только одного человека, начавшего было вставать, да так и застывшего при появлении Натаниэля соляным столбом.
— Джимми! — жизнерадостно крикнул из-за спины Натаниэля бородач, — Этот малый утверждает, что он — твой брат!
— Нат! — слабо выдохнул Джеймс, стоя всё в той же странной и неудобной позе.
— Джеймс! — в горле у Натаниэля застрял ком. Накатила тёплая волна любви к брату.
— Благодарю Тебя, Господи… — сказал Джеймс, бессильно падая на стул, — Благодарю Тебя, Господи!
Стянув с шеи салфетку, он приложил её к повлажневшим глазам, бормоча благодарственную молитву. Другие участники трапезы безмолвно взирали на Натаниэля.
— Тебе письмо. — прервал молитву брата Натаниэль.
— От…? — с надеждой спросил Джеймс. У него почти вырвалось имя Адама, но он вовремя вспомнил, что вокруг полно народу. Майор замолк и приложил к губам палец, показывая брату, что имя их друга следует хранить в тайне.
И у Старбака похолодело в груди. Жест Джеймса предполагал, что шпиона знают оба брата. Значит, всё-таки, Адам. Натаниэль подозревал это с самого начала, но всей душой уповал на то, что предатель — чужой и незнакомый ему человек. Но это Адам. Натаниэль испытывал теперь жалость к нему, досаду и отчаяние. Отчаяние, потому что он не знал, что ему теперь со своим знанием делать. Джеймс вопросительно смотрел на брата, и Натаниэль кивнул:
— Да. От него.
— Благодарение Господу. — облегчённо произнёс Джеймс, — Я уже боялся, что его схватили.
— Джимми снова запел свои псалмы, — весело встрял в беседу братьев встретивший Натаниэля бородач, — Подсаживайтесь к столу, мистер Старбак, съешьте что-нибудь, очень уж у вас заморенный вид Вы, как я понял, принесли письмо?
— Это мистер Пинкертон, — представил бородача Джеймс, — Шеф секретной службы.
— Для меня честь познакомиться с вами, — протянул руку Пинкертон.
Пожав ему ладонь, Старбак вложил в неё обёрнутое клеёнкой послание:
— Вероятно, конечный адресат всё же вы, сэр, а не Джеймс.
Пинкертон нетерпеливо стряхнул клеёнку и жадно впился взглядом в написанные д’Эмоном строки:
— Оно, Джимми! От твоего друга! Он нас не забыл! А я верил в него! — Пинкертон от радости даже ногой притопнул, — Да присаживайтесь же, мистер Старбак! Ешьте-пейте! А ну-ка, ребята, дайте ему местечко рядом с братом!
Джеймс поднялся со стула, и Натаниэлю показалось, что они сейчас заключат друг друга в объятия, но в их семье публично выражать чувства было не принято, и братья просто обменялись неловкими рукопожатиями.
— Садись. — пригласил Джеймс, — Лейтенант Бентли, положите, пожалуйста, Нату курицы. Спасибо. И хлебного соуса [10] . Ты же всегда любил хлебный соус, да, Нат? И сладкий потат, да? Садись, садись. Налить лимонада?
— Лучше вина. — попросил Натаниэль.
Джеймс опешил:
— Ты употребляешь спиртное?
Портить проповедями встречу с братом ему не хотелось, и Джеймс улыбнулся:
— Впрочем, для желудка полезно немного вина. Да садись же, Нат! Садись!
10
«Хлебный соус», «breed sauce»-распространённый в Америке гарнир к жареной курятине. Представляет собою накрошенный в молоко хлеб. Прим. пер.
Натаниэль сел, и его тут же засыпали вопросами. Казалось, его знали все собравшиеся, и все собравшиеся читали в Ричмондских газетах заметки о его освобождении из-под стражи. Эти самые газеты достигли Вильямсбурга гораздо раньше, чем сам Натаниэль, который заверил брата, что вся история с его арестом — череда нелепиц и случайностей.
— Тебя ведь обвинили во взяточничестве? — уточнил Джеймс, — Что за глупость!
— Сфабрикованное обвинение, — объяснил с полным ртом Натаниэль, — Обвинили, чтобы держать в тюрьме и заставить сознаться в шпионаже.
Кто-то налил ему вина и поинтересовался, как он выбрался из Ричмонда. Натаниэль охотно пояснил, что двинулся сначала на север, а у Меканиксвилля повернул на восток и хитрым переплетением тропок за Чикахомини вышел сюда. На самом деле без проводника Тайлера Старбака сцапал бы первый же патруль. Ночью проводник д’Эмона вывел Натаниэля к Меканиксвиллю, оттуда к ферме восточнее Колд-Харбора, и следующей ночью они вдвоём миновали линию южных пикетов у Йорк-Ричмондской железной дороги. В сосновом бору у церкви святого Петра, где в своё время сочетался браком Джордж Вашингтон, немногословный Тайлер разомкнул уста:
— Дальше сам.
— А янки где?
— Их передовые дозоры за нами километрах в трёх. Но здесь их, дружок, тучи.
— А как мне вернуться?
— В Баркерс-милл найдёшь Тома Вуди. Он знает, как со мной связаться. Дуй давай.
Большую часть утра Старбак просидел в сосняке, а потом дал себя схватить нью-хэмпширцам. Сейчас, поужинав так плотно и вкусно, как не ужинал ни разу за последние несколько недель, он благодарно принял предложенную сигару и, заметив, что Джеймс нахмурился, объяснил: де, после застенков мятежников сигары благотворно влияют на бронхи. Описав собравшимся перенесённые в тюрьме муки, Натаниэль рассказал и о повешении Вебстера, ни словом не обмолвившись ни о сиделке Вебстера Хетти Лоутон, ни о Скалли с Льюисом.