Медные люди
Шрифт:
— Да. Это я. Я говорю, это я. Подождите, я воду выключу.
Большим пальцем левой ноги он закручивает кран с горячей водой, морщится и вздрагивает, закручивает второй кран:
— Я слушаю. А вы кто? Ни о чем не говорит. Да ради Бога! Ради Бога. Я один живу, так что… А сейчас скажу. Садитесь на третий троллейбус у вокзала и две остановки. А улица у нас одна, остальные не считаются (смеется). 50 лет ВЛКСМ. Так и называется. Через сколько вы будете? Хорошо.
Кладет трубку и говорит потолку:
— Кого еще черт принес…
И включает воду.
* * *
— Это
— Нет, другой. Он же ниже на голову…
— Я все–таки не очень понимаю, зачем вы пришли.
Незнакомец затягивается сигаретой. Отпивает кофе из чашки. Смотрит Наташе в глаза:
— Что это за история с письмами?
— Какая вам разница!
— Интересно…
* * *
По весенней улице идет Сергей. Гладко выбритый, веселый, немного нервный. В дорогой кожаной куртке. Выбрасывает на ходу окурок, экзальтированно взмахивая рукой — и вдруг его опущенной руки касаются чьи–то пальцы. Он резко оборачивается и видит Наташу:
— Привет…
— Привет…
Идут молча, держась за руки. Смотрят на стоящие кругом лотки с бананами и кофе. Разбрызгивают лужи. Сергей говорит:
— Я не знаю, что потом, но сейчас я счастлив.
— Я тоже, — говорит она, и Сергей стискивает ее пальцы.
* * *
— Мне надо в садик, — говорит она.
— Я провожу, — поднимается незнакомец. — Вы меня не боитесь?
— Нет…
* * *
— Хочешь сделать мне больно? — сдавленным голосом спрашивает Сергей. Голый по пояс, в одних джинсах, он держит в правой руке нож. Душная летняя ночь. Кухня его квартиры — другой, екатеринбуржской. Наташа сидит в кресле–качалке, на ней халатик. Она со вздохом: «Сколько можно!» откладывает интересную книжку.
— Хочешь сделать мне больно?! — визжит он и полощет себя ножом по животу. На животе тут же набухают шрамы, сочится кровь.
— Ну, прекращай! — громко говорит Наташа.
— Да он тупой! — бросает Сергей, роняет нож и уходит в комнату.
* * *
Они едут в автобусе. Кругом люди в шубах. Уже темно. Фары машин за автобусом сливаются в огненную реку.
— Я хочу сесть! Мама, я хочу сесть! — верещит маленький Сережа. Наташа пытается его одернуть. Незнакомец морщится и отворачивается. Кто–то из мужиков встает, уступает место. Довольный Сережа плюхается на сиденье и болтает ногами, кого–то задевая.
Идут по улице. Сережа дергает маму за руку, силком подтаскивает ее то к одному киоску, то к другому: «Хочу конфету!» Он очень шумный, очень живой…
— Ублюдок, — говорит незнакомец и усмехается.
— Что? — не понимает Наташа.
— Да я не в обиду. Ребенок, зачатый вне брака — ублюдок.
Наташа опускает глаза. Она держит его под руку, сейчас пытается освободить руку — но он говорит дальше, будто не замечая этого:
— Я таких повидал. Шустрые — ртуть! К пяти годам не то что читать — считать никто не умеет. Вечно хнычут или орут, никогда не улыбаются, всегда дерутся. Всегда жадные. Они родились незаконно — потому и хапают все, что могут…
— Может, хватит?
— А что, Наташа, было не так? Вы забеременели, поэтому пришлось Игорьку топать в ЗАГС…
— Да? А беременность откуда взялась?
— То есть, почему ты с ним спала? Потому что вам нравилась одна и та же музыка. «Аквариум», к примеру. Угадал?
— Почти…
* * *
— Чаю хотите?
— Не откажусь.
Сергей уходит на кухню. Игорь оглядывается кругом и морщится. Сесть некуда — мебель отсутствует. Вороха тряпья разложены по углам. Постель на полу. Рядом с постелью — банка из–под кофе, до середины заполненная окурками. Подумав, Игорь опускается прямо на постель. Вернувшийся из кухни Сергей протягивает ему кружку и с другой кружкой садится рядом. Прихлебывает и смотрит прямо перед собой. Достает из кармана пачку сигарет, спички — бросает на пол. Молчат. Чаевничают.
* * *
— Я тебе нравлюсь? — спрашивает Наташа.
— Этот… спит? — спрашивает незнакомец.
— Нет… — она прикрывает дверь кухни. — Слушай… ты должен мне помочь.
— Хорошо, — соглашается он.
— Я не хочу, чтобы он вернулся.
— Хорошо, — повторяет он. Берет у нее из рук конверт. Надевает шапку и идет к двери.
— Если ты вернешься один… — говорит она уже в дверях.
— Я понял, — негромко говорит он, спускаясь по лестнице. — Спасибо. За кофе…
* * *
— Не надо наркотиков, — говорит Сергей. — Грибы, кактусы — это для животных. Животное — от слова «живот». Оно есть то, что оно ест. Человек — это голова, а голове нужен свет, и больше ничего ей не нужно.
— А дым? — спрашивает Игорь и показывает на сигареты.
— Это временно. Маскировка… Я летаю без дыма.
Голова Игоря начинает клониться.
— Но — не там, где хочу. Ты хочешь узнать, как это началось?
— Давай, — вяло говорит Игорь.
— Я не спал несколько ночей. То есть, спал, но урывками, клочками. И вот к утру третьего, что ли, дня я сидел, курил и вдруг ощутил что–то новое.
— Бога.
— Нет, не Бога. Бог велик и страшен, и для меня Он не есть нечто новое. Я понял — что–то должно произойти. Что–то уже произошло. Что–то сдвинулось в мире, и меня должны забрать.
— Забрать?
— Ну да! Не то в другой город, не то в другое время… Это было очень странное ощущение. Я не мог понять, то ли я бесконечно счастлив сейчас, то ли запредельно несчастен. Ясно было только, что я очень одинок, как никто в мире. Какие родные, какие женщины, какие друзья! Никто…
— Ты, наверное, был счастлив.
— Не знаю! Я повис в каком–то сером пространстве, и мне было чудовищно легко. Но меня так никто и не забрал на рассвете.
— Ну, заберут когда–нибудь…
— Наверное… — и Сергей улыбается Игорю. Тот отводит взгляд.
* * *
Незнакомец лежит на верхней полке купе и читает книгу, щуря левый глаз. Название книги поблескивает золотом. Верхний свет погашен — ночь. Внизу храпят двое молодых парней. На столике — пустые бутылки.