Медный кувшин

Энсти Ф.

— Слушайте, слушайте! — Гораций не мог не вставить этого восклицания, хоти так тихо, что никто и но услышал.

— Я далек от этого, — возразил Факраш. — Он стал мне любимым сыном, которого я намерен возвести на золотую вершину благополучия. Поэтому я избрал ему жену, в сравнении с которой эта дочь твоя есть светящийся червяк перед полной луной или неоперившийся воробей пород райской птицей. И свадьба будет отпразднована через несколько часов.

— Горации, — воскликнула Сильвия, вся вспыхивая, — почему ты мне но сказал этого раньше?

— Потому что я в первый раз об этом слышу, — отвечал несчастный Гораций. — Он всегда огорашиваст меня какой-нибудь неожиданностью, — прибавил он шепотом, — но это ни к чему никогда не приводит. И он не может женить меня насильно, это понятно!

— Нет, — сказала Сильвия, кусая губы. — Этого я никогда и не предполагала.

— Я покончу с этим сейчас, — ответил он. — Теперь послушайте, г. джинн, — прибавил он, — я не знаю, с каким новым планом вы носитесь, но если вы думаете женить меня на ком-нибудь, в особенности…

— Разве я тебе не сообщал, что имею в виду получить для тебя руку царской дочери необычайной красоты и совершенства?

— Вы отлично знаете, что никогда не упоминали об этом раньше, — сказал Гораций, в то же время успокаивая расстроенную Сильвию.

— Не ропщи, о, дева, — посоветовал ей джинн, — ибо это ради его благополучия. Хотя он сейчас тому не верит, но когда увидит ослепительную красоту ее образа, то обомлеет от восторга и забудет про твое существование.

— Ничего подобного! — в диком гневе сказал Гораций. — Поймите, что я не намерен вступать в брак с принцессой. Вы можете (что вы уже сделали) помешать мне жениться на Сильвии, но вы но в силах заставить меня жениться на ком-нибудь другом. Попробуйте-ка!

— Когда ты увидишь совершенство твоей невесты, не придется тебя принуждать, — сказал Факраш. — И если ты откажешься, то знай: ты подвергнешь страшным бедствиям тех, кто тебе здесь дорог.

Ужасающая неопределенность угрозы окончательно сокрушила Горация. Он не мог придумать, не смел даже вообразить себе, какие последствия для его любимой Сильвии и ее беспомощных родителей мог бы повлечь за собой его настойчивый отказ.

— Дайте мне срок, — сказал он со вздохом. — Я хочу еще переговорить с вами об этом.

— Простите меня, Вентимор, — сказал профессор с язвительной вежливостью, — но хотя обсуждение ваших брачных дел и интересно для вас и вашего покровителя, я бы, однако, предпочел, чтобы вы выбрали более подходящее место для переговоров, исход которых предрешен заранее. Я утомлен и измучен, почему и был бы признателен, если бы вы и этот господин уволили нас от дальнейшей беседы.

— Слышите, г. Факраш? — сказал Гораций сквозь зубы. — Нам пора уходить. Если вы сейчас удалитесь, то я скоро последую за вами.

— Я тебя буду ожидать, — ответил джинн и, к ужасу г-жи Фютвой и Сильвии, исчез в одном из шкафов.

— Вот, — сказал Гораций уныло, — вы видите, в каком я положении?! Упрямый, старый черт прижал меня к стене. Я погиб.

— Не говорите так, — сказал профессор. — Вы накануне блестящего союза, в котором мы желаем вам найти счастье, все мы желаем вам счастья, — прибавил он колко.

— Сильвия, — сказал Гораций, все еще медля, — прежде чем я уйду, обещай мне помнить, что все, что я сделаю, будет ради твоего блага.

— Пожалуйста, не говорите так, — сказала она. — Мы можем никогда не увидаться более. Пусть же к моему последнему воспоминанию о вас не примешивается мысль о вашем лицемерии, Гораций!

— Лицемерии! — воскликнул он. — Сильвия, это слишком! Что я сказал или сделал такого, чтобы вы могли так обо мне подумать?

— Я вовсе не так наивна, как вы полагаете, Гораций, — возразила она. — Я теперь поднимаю, почему все это случилось, почему терзали моего бедного отца, почему вы настаивали на том, чтобы я вернула вам свободу. Но я бы вас освободила без всего этого. Право, все эти мудреные хитрости были лишними.

— Вы думаете, что я был сообщником этого старого дурака? — сказал он. — Вы считаете меня таким мерзавцем?

— Я не обвиняю вас, — сказала она. — Я не думаю, чтобы вы могли избегать этого. Он может заставить вас сделать все, что ему вздумается. Кроме того, вы теперь так богаты, что вам естественно желать жениться на ком-нибудь более подходящем… скажем, на вашей прекрасной царевне…

— Моей! — простонал в отчаянии Гораций. — Я вам говорю, что я никогда не видал ее! Как будто какая-нибудь принцесса может согласиться пойти за меня замуж в угоду джинну из медной бутылки?! И если б она и согласилась, Сильвия, вы не можете верить, чтобы я из-за какой-нибудь принцессы забыл вас!

— Это в большей степени зависит от принцессы, — вот все, что Сильвия могла сказать.

— Да, — сказал Гораций. — если таково ваше доверие ко мне, то бесполезно о чем-либо говорить. Прощайте, г-жа Фют-вой, прощайте, профессор. Я не могу выразить, как глубоко сожалею о том, что причинил вам много горя моим безумием. Все, что я могу сказать, это то, что я готов перенести в будущем все, что угодно, только бы не подвергать ни малейшему риску вас или кого-нибудь из ваших.

— Надеюсь, конечно, — сказал профессор сухо, — что вы употребите все свое влияние для ограждения меня от повторения такого опыта, который мог обессилить менее уравновешенный дух, чем мой.

— Прощайте, Гораций, — сказала г-жа Фютвой более ласково. — Я думаю, вопреки мнениям других, что вы скорее заслуживаете жалости, чем осуждения. И я не забываю — хоть бы Антон и забыл — что, если бы не вы, то вместо того, чтобы сейчас удобно сидеть в кресле, он лягался бы задними ногами и разбивал бы все, что здесь есть.

— Я отрицаю, что я лягался, — сказал профессор. — Мои задние ноги, может быть, не поддавались моему контролю, но я ни на один момент не терял рассудка и хорошего настроения. Могу сказать это, не уклоняясь от истины.